Одержимость шейха (СИ) - Рейн Миша

— А ты живучая, — кивает он, поджав губу. — Признаюсь честно, не думал, что встречу тебя целой и невредимой.

Судорожно сглатываю.

— Это ты… — мой голос звучит натянуто и высоко. — Зачем ты продал меня? — слетает необдуманно с моих губ. — Что тебе от меня нужно?!

— Мне? — кривит он губы в ухмылке, быстро сменяя веселье строгим взглядом. — Ничего. А вот господину Аль Нук-Туму нужно. И очень. Что приносит мне своего рода трудности. — Зураб заносит руку над головой, сжимая ее в кулак, но я настолько растеряна, что даже не пытаюсь избежать удара, которого в итоге не следует. — Тварь, — цедит он сквозь зубы, резко схватив меня сзади за шею и притянув к себе. — Я ведь предупреждал тебя не лезть к нему, не соблазнять, ведьма проклятая! А ты что? — встряхивает меня, толкая мое изможденное тело в укромный угол. — Думала, ноги раздвинешь и из грязи перепрыгнешь в хасеки (прим. автора — законная жена султана)? Тупая ты сука! Не путалась бы под ногами и жива осталась, сама виновата в том, что имеешь. Или, может, тебе требуется напоминание о том, что ты всего лишь шлюха? Так я это устрою. — Прижимается своими мерзкими губами к моим, опаляя их угрозой: — Тебе никогда не быть его госпожой. Это место уготовано для другой. Достойной стать женой могущественному Аль Нук-Туму!

Зураб отстраняется, пригвождая меня уничтожающим взглядом.

— Ему стоило оставить грязь на чужой земле, а не тащить в свой дом.

Сквозь частое дыхание с трудом выдавливаю слова, подобно иглам, царапающим горло:

— Я. Ничего. Не делала. Он мне не нужен! — Выдерживаю его презрение, а потом, пытаясь казаться смелой и решительной, глупо выпаливаю: — Отпусти, иначе расскажу твоему господину, что ты тайком продаешь его женщин!

Зураб запрокидывает голову и разражается смехом.

— Считаешь себя его женщиной? — он еще крепче сжимает свою пятерню на моем затылке так, что украденный платок развязывается и спадает. Всевышний… — От меня можешь не прятать свои проклятые волосы, я не поддамся твоим чарам. Для меня ты ущербное ничтожество. Дырка, которую он поимел и теперь потерял интерес.

— Поэтому меня тайком вывели из дворца? — шепчу не своим голосом. Я не глупая и прекрасно понимаю, что мешалась там, с самого первого дня была нежеланной гостьей, чужачкой. И, будучи уязвимой, позволила себя обмануть. — Джафар Аль Нук-Тум не любит ложь. Я успела это усвоить, — смелею в столь безвыходной ситуации. Потому что единственное оружие, которое у меня есть, — это мой язык. И он либо спасёт меня, либо погубит. — А еще Джафар не любит неподчинения. Думаешь, ему понравится твоя вольность? Я, может, и грязь, но он сказал, что я принадлежу ему. Я грязь твоего господина, и только он может решать, жить мне или нет. Он, а не ты! — выплевываю каждое слово Зурабу в лицо, отчего дыхание мужчины уподобляется разъяренному быку. — Ты еще тогда, в самую первую встречу хотел использовать мое тело. Избавиться от меня. Лишь бы я не околдовала твоего господина…

— Закрой пасть, паскуда! — рычит он, с силой отталкивая меня, и я врезаюсь в каменную стену.

Так сильно, что даже закусываю губы и проглатываю звук боли.

— Оставь меня в покое, — прерывисто шиплю, — и я обещаю, что ни ты, ни твой господин больше никогда не увидите меня в Чёрном дворце. Никто меня не увидит там, я исчезну. Сгину в песках под палящим солнцем или замерзну под холодной луной. Только прошу, отпусти…

— Условия здесь диктую я, — оскаливается он, когда вдруг порыв ветра поднимает края куфии и закрывает ими часть озлобленного лица. — А за твои угрозы я сначала спущу с тебя шкуру, а потом привезу ее Аль Нук-Туму, чтобы он прекратил изматывать своих людей в пустыне из-за грязной шармуты! — рывок, и Зураб снова хватает меня, обездвиживая своим телом, когда вжимает в стену. — Но сначала я трахну тебя, — обдает мою шею горячим рычанием, и я вновь каменею, вспоминая ужас от ночи с Тенью. — Хочу понять, что же в твоей золотой дырке такого, раз двоих братьев свела ей с ума, — облизывает языком мочку уха, прежде чем сомкнуть на ней зубы и вырвать из меня звонкий крик, который быстро тонет в мужской ладони. — Улицы здесь слепые, но не глухие. Держи рот на замке, мразь, иначе закрою иначе. Уяснила? — угрожающе предупреждает он, глядя мне в глаза своими черными щелями. Тут же отчаянно киваю, а как только вторая грубая рука задирает мою юбку… из меня вырывается протестующий крик, но сразу разбивается об мужскую ладонь.

Не обращая внимания на мои попытки высвободиться, Зураб вновь приникает к дрожащей шее губами и принимается слюнявить ее своим грязным ртом. Нет! Не хочу! Начинаю дёргаться, игнорируя боль в спине из-за трения о неровную каменную поверхность. Я не дамся! Ни за что на свете!

Время теряет свой ход. Секунды превращаются в вечность. И я горю в ней, пока мое тело содрогается от грубых прикосновений рук, омерзительных губ и мужских удовлетворённых рычаний из-за трения наших тел. Я схожу с ума. Все это происходит не со мной. Я не заслужила этого… не заслужила.

В какой-то момент я теряю остатки разума и, издав яростный крик, хватаюсь за его окрепший член, сжимая с такой силой, что утробное мужское мычание впивается мне в шею. Но мне этого мало, и тогда я сжимаю его яйца, до боли в пальцах, кажется, даже чувствую, как под ними что-то лопается. Зураб тут же ослабляет хватку и отшатывается от меня, со стоном падая на колени.

Теперь он меня точно убьет…

Страшась своего поступка, я делаю шаг назад. А потом еще. И ещё один, после чего разворачиваюсь и пускаюсь в бегство. Не оглядываюсь. Не думаю. Просто бегу, оставляя позади себя мрачное рычание с угрозами и все больше и больше погрязая в лабиринте стен, будто выросших из песка.

Но вскоре сквозь шумные, частые вздохи я улавливаю ржание коня и приближающийся топот, отчего мое сердце начинает колотиться в ритм копыт скачущего за мной животного. А затем воздух рассекает мощный свист, и мою спину опаляет огнем, вынуждая весь воздух покинуть горящие от бега легкие, отчего я обессиленно падаю на землю.

Удерживая свое тело на дрожащих руках, я рвано хватаю ртом воздух, пыхчу сквозь боль и жмурюсь, стараясь сдержать рвущиеся из глаз слезы, но с новым ударом плотина все же прорывается, и я громко и мучительно кричу. Мне так плохо, что я даже не могу разобрать слов, которые рычит мужской голос надо мной, изредка заглушаемый фырканьем коня и… свистом плети, рассекающей мою спину.

И с каждой секундой, с каждым новым ударом мое тело обмякает, теряя последние крупицы сил. Даже писка не слетает с потрескавшихся губ, а последний свет в глазах меркнет. В той же темноте мое тело поднимают и грубо перекидывают через седло.

Из последних сил я еще борюсь за дыхание, но, когда конь пускается вскачь, и это становится непосильной задачей. Он так быстро несет меня в неизвестность, что кожа, которая трется о седло, начинает саднить, гореть так же, как и моя душа, пребывая в агонии боли.

Кажется, я даже чувствую, как по онемевшей спине стекают обжигающие капли моей крови. И в итоге я переключаюсь на это странное чувство, отчаянно удерживающее меня на грани реальности, пока неожиданно на затылке не появляется острое жжение, а перед глазами не вспыхивает сноп искр, после чего моя голова поднимается вверх.

— Не волнуйся, — раздается возле самого уха мрачный голос Зураба, — ты сдохнешь, как и хотела.

С этими словами мое тело взмывает в воздух, а потом с глухим звуком приземляется в раскаленный песок.

Глава 22. Найди ее Магра

ДЖАФАР

Душно. Сегодня солнце особенно беспощадно и буквально выжигает все живое в пустыне. Мои люди, лошади и собаки устали. Мне следует повернуть домой, чтобы избежать потерь. Но я настолько обезумел, что готов пожертвовать всем своим отрядом и продолжить поиски до тех пор, пока не найду Джансу.

В голове полнейший хаос.

От одной только мысли, что девушка с алебастровой кожей и водопадом необыкновенных волос прямо сейчас сгорает среди песчаных дюн, сердце выламывает ребра. Кус ом ак! Едва ли не рычу, сжимая поводья в кулаках и глотая ртом раскаленный воздух. Я будто в огне, в самом центре ада, где невидимые демоны сдавливают мне горло, практически перекрывая доступ к кислороду. Я не могу смириться с тем, что потерял ее. Целые сутки не слезал с коня, прочесывал со своими людьми все близлежащие деревни и ни на толику не приблизился к своей цели. Ее нигде нет.