Стихотворения - Александр Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вам поведал неземное…
Я вам поведал неземное.Я всё сковал в воздушной мгле.В ладье – топор. В мечте – герои.Так я причаливал к земле.
Скамья ладьи красна от кровиМоей растерзанной мечты,Но в каждом доме, в каждом кровеИщу отважной красоты.
Я вижу: ваши девы слепы,У юношей безогнен взор.Назад! Во мглу! В глухие склепы!Вам нужен бич, а не топор!
И скоро я расстанусь с вами,И вы увидите меняВон там, за дымными горами,Летящим в облаке огня!
16 апреля 1905Невидимка
Веселье в ночном кабаке.Над городом синяя дымка.Под красной зарей вдалекеГуляет в полях Невидимка.
Танцует над топью болот,Кольцом окружающих домы,Протяжно зовет и поетНа голос, на голос знакомый.
Вам сладко вздыхать о любви,Слепые, продажные твари?Кто небо запачкал в крови?Кто вывесил красный фонарик?
И воет, как брошенный пес,Мяучит, как сладкая кошка,Пучки вечереющих розШвыряет блудницам в окошко…
И ломится в черный притонВатага веселых и пьяных,И каждый во мглу увлеченТолпой проституток румяных…
В тени гробовой фонари,Смолкает над городом грохот…На красной полоске зариБеззвучный качается хохот…
Вечерняя надпись пьянаНад дверью, отворенной в лавку…Вмешалась в безумную давкуС расплеснутой чашей винаНа Звере Багряном – Жена.
16 апреля 1905Митинг
Он говорил умно и резко,И тусклые зрачкиМетали прямо и без блескаСлепые огоньки.
А снизу устремлялись взорыОт многих тысяч глаз,И он не чувствовал, что скороПробьет последний час.
Его движенья были верны,И голос был суров,И борода качалась мерноВ такт запыленных слов.
И серый, как ночные своды,Он знал всему предел.Цепями тягостной свободыУверенно гремел.
Но те, внизу, не понималиНи чисел, ни имен,И знаком долга и печалиНикто не заклеймен.
И тихий ропот поднял руку,И дрогнули огни.Пронесся шум, подобный звукуУпавшей головни.
Как будто свет из мрака брызнул,Как будто был намек…Толпа проснулась. Дико взвизгнулПронзительный свисток.
И в звоны стекол перебитыхВорвался стон глухой,И человек упал на плитыС разбитой головой.
Не знаю, кто ударом камняУбил его в толпе,И струйка крови, помню ясно,Осталась на столбе.
Еще свистки ломали воздух,И крик еще стоял,А он уж лег на вечный отдыхУ входа в шумный зал…
Но огонек блеснул у входа…Другие огоньки…И звонко брякнули у сводаВзведенные курки.
И промелькнуло в беглом свете,Как человек лежал,И как солдат ружье над мертвымНаперевес держал.
Черты лица бледней казалисьОт черной бороды,Солдаты, молча, собиралисьИ строились в ряды.
И в тишине, внезапно вставшей,Был светел круг лица,Был тихий ангел пролетавший,И радость – без конца.
И были строги и спокойныОткрытые зрачки,Над ними вытянулись стройноБлестящие штыки.
Как будто, спрятанный у входаЗа черной пастью дул,Ночным дыханием свободыУверенно вздохнул.
10 октября 1905Вися над городом всемирным…
Вися над городом всемирным,В пыли прошедшей заточен,Еще монарха в утре лирномСамодержавный клонит сон.
И предок царственно-чугунныйВсё так же бредит на змее,И голос черни многострунныйЕще не властен на Неве.
Уже на домах веют флаги,Готовы новые птенцы,Но тихи струи невской влаги,И слепы темные дворцы.
И если лик свободы явлен,То прежде явлен лик змеи,И ни один сустав не сдавленСверкнувших колец чешуи.
18 октября 1905Еще прекрасно серое небо…
Еще прекрасно серое небо,Еще безнадежна серая даль.Еще несчастных, просящих хлеба,Никому не жаль, никому не жаль!
И над заливами голос черниПропал, развеялся в невском сне.И дикие вопли: «Свергни! О, свергни!»Не будят жалости в сонной волне…
И в небе сером холодные светыОдели Зимний дворец царя,И латник в черном[5] не даст ответа,Пока не застигнет его заря.
Тогда, алея над водной бездной,Пусть он угрюмей опустит меч,Чтоб с дикой чернью в борьбе бесполезнойЗа древнюю сказку мертвым лечь…
18 октября 1905Ты проходишь без улыбки…
Ты проходишь без улыбки,Опустившая ресницы,И во мраке над соборомЗолотятся купола.
Как лицо твое похожеНа вечерних богородиц,Опускающих ресницы,Пропадающих во мгле…
Но с тобой идет кудрявыйКроткий мальчик в белой шапке,Ты ведешь его за ручку,Не даешь ему упасть.
Я стою в тени портала,Там, где дует резкий ветер,Застилающий слезамиНапряженные глаза.
Я хочу внезапно выйтиИ воскликнуть: «Богоматерь!Для чего в мой черный городТы Младенца привела?»
Но язык бессилен крикнуть.Ты проходишь. За тобоюНад священными следамиПочивает синий мрак.И смотрю я, вспоминая,Как опущены ресницы,Как твой мальчик в белой шапкеУлыбнулся на тебя.
29 октября 1905Перстень-страданье
Шел я по улице, горем убитый.Юность моя, как печальная ночь,Бледным лучом упадала на плиты,Гасла, плелась, и шарахалась прочь.
Горькие думы – лохмотья печалей –Нагло просили на чай, на ночлег,И пропадали средь уличных далей,За вереницей зловонных телег.
Господи боже! Уж утро клубится,Где, да и как этот день проживу?..Узкие окна. За ними – девица.Тонкие пальцы легли на канву.
Локоны пали на нежные ткани –Верно, работала ночь напролет…Щеки бледны от бессонных мечтаний,И замирающий голос поет:
«Что я сумела, когда полюбила?Бросила мать и ушла от отца…Вот я с тобою, мой милый, мой милый…Перстень-Страданье нам свяжет сердца.
Что я могу? Своей алой кровьюНежность мою для тебя украшать…Верностью женской, вечной любовьюПерстень-Страданье тебе сковать».
30 октября 1905Сытые
Они давно меня томили:В разгаре девственной мечтыОни скучали, и не жили,И мяли белые цветы.
И вот – в столовых и гостиных,Над грудой рюмок, дам, старух,Над скукой их обедов чинных –Свет электрический потух.
К чему-то вносят, ставят свечи,На лицах – желтые круги,Шипят пергаментные речи,С трудом шевелятся мозги.
Так – негодует всё, что сыто,Тоскует сытость важных чрев:Ведь опрокинуто корыто,Встревожен их прогнивший хлев!
Теперь им выпал скудный жребий:Их дом стоит неосвещен,И жгут им слух мольбы о хлебеИ красный смех чужих знамен!
Пусть доживут свой век привычно –Нам жаль их сытость разрушать.Лишь чистым детям – неприличноИх старой скуке подражать.
10 ноября 1905Лазурью бледной месяц плыл…
Лазурью бледной месяц плылИзогнутым перстом.У всех, к кому я приходил,Был алый рот крестом.
Оскал зубов являл печаль,И за венцом волосКачалась мерно комнат даль,Где властвовал хаос.
У женщин взор был тускл и туп,И страшен был их взор:Я знал, что судороги губОткрыли их позор,
Что пили ночь и забытье,Но день их опалил…Как страшно мирное жильеДля тех, кто изменил!
Им смутно помнились шаги,Падений тайный страх,И плыли красные кругиВ измученных глазах.
Меня сжимал, как змей, диван,Пытливый гость – я знал,Что комнат бархатный туманМне душу отравлял.
Но, душу нежную губя,В себя вонзая нож,Я в муках узнавал тебя,Блистательная ложь!
О, запах пламенный духов!О, шелестящий миг!О, речи магов и волхвов!Пергамент желтых книг!
Ты, безымянная! ВолхваНеведомая дочь!Ты нашептала мне слова,Свивающие ночь.
Январь 1906Твое лицо бледней, чем было…
Твое лицо бледней, чем былоВ тот день, когда я подал знак,Когда, замедлив, торопилаТы легкий, предвечерний шаг.
Вот я стою, всему покорный,У немерцающей стены.Что сердце? Свиток чудотворный,Где страсть и горе сочтены!
Поверь, мы оба небо знали:Звездой кровавой ты текла,Я измерял твой путь в печали,Когда ты падать начала.
Мы знали знаньем несказаннымОдну и ту же высотуИ вместе пали за туманом,Чертя уклонную черту.
Но я нашел тебя и встретилВ неосвещенных воротах,И этот взор – не меньше светел,Чем был в туманных высотах!
Комета! Я прочел в светилахВсю повесть раннюю твою,И лживый блеск созвездий милыхПод черным шелком узнаю!
Ты путь свершаешь предо мною,Уходишь в тени, как тогда,И то же небо за тобою,И шлейф влачишь, как та звезда!
Не медли, в темных тенях кроясь,Не бойся вспомнить и взглянуть.Серебряный твой узкий пояс –Сужденный магу млечный путь.
Март 1906Незнакомка
