Стихотворения - Александр Блок

Петр

Евг. Иванову

Он спит, пока закат румян.И сонно розовеют латы.И с тихим свистом сквозь туманГлядится Змей, копытом сжатый.

Сойдут глухие вечера,Змей расклубится над домами.В руке протянутой ПетраЗапляшет факельное пламя.

Зажгутся нити фонарей,Блеснут витрины и троттуары.В мерцаньи тусклых площадейПотянутся рядами пары.

Плащами всех укроет мгла,Потонет взгляд в манящем взгляде.Пускай невинность из углаПротяжно молит о пощаде!

Там, на скале, веселый царьВзмахнул зловонное кадило,И ризой городская гарьФонарь манящий облачила!

Бегите все на зов! на лов!На перекрестки улиц лунных!Весь город полон голосовМужских – крикливых, женских – струнных!

Он будет город свой беречь,И, заалев перед денницей,В руке простертой вспыхнет мечНад затихающей столицей.

Поединок

Дни и ночи я безволен,Жду чудес, дремлю без сна.В песнях дальних колоколенПробуждается весна.

Чутко веет над столицейУгнетенного Петра.Вечерница льнет к деннице,Несказанней вечера.

И зарей – очам усталымПредстоит, озарена,За прозрачным покрываломЛучезарная Жена…

Вдруг летит с отвагой ратной –В бранном шлеме голова –Ясный, Кроткий, Златолатный,Кем возвысилась Москва!

Ангел, Мученик, ПосланецПоднял звонкую трубу…Слышу коней тяжкий танец,Вижу смертную борьбу…

Светлый Муж ударил Деда!Белый – черного коня!..Пусть последняя победаДовершится без меня!..

Я бегу на воздух вольный,Жаром битвы утомлен…Бейся, колокол раздольный,Разглашай весенний звон!

Чуждый спорам, верный взорамДевы алых вечеров,Я опять иду дозоромВ тень узорных теремов:

Не мелькнет ли луч в светлице?Не зажгутся ль терема?Не сойдет ли от божницыЛучезарная Сама?

Обман

В пустом переулке весенние водыБегут, бормочут, а девушка хохочет.Пьяный красный карлик не дает проходу,Пляшет, брызжет воду, платье мочит.

Девушке страшно. Закрылась платочком.Темный вечер ближе. Солнце за трубой.Карлик прыгнул в лужицу красным комочком,Гонит струйку к струйке сморщенной рукой.

Девушку манит и пугает отраженье.Издали мигнул одинокий фонарь.Красное солнце село за строенье.Хохот. Всплески. Брызги. Фабричная гарь.

Будто издали невнятно доносятся звуки…Где-то каплет с крыши… где-то кашель старика…Безжизненно цепляются холодные руки…В расширенных глазах не видно зрачка…

· · · · · · · · · · · · · · · ·

Как страшно! Как бездомно! Там, у забора,Легла некрасивым мокрым комком.Плачет, чтобы ночь протянулась не скоро –Стыдно возвратиться с дьявольским клеймом…

Утро. Тучки. Дымы. Опрокинутые кадки.В светлых струйках весело пляшет синева.По улицам ставят красные рогатки.Шлепают солдатики: раз! два! раз! два!

В переулке у мокрого забора над теломСпящей девушки – трясется, бормочет голова;Безобразный карлик занят делом:Спускает в ручеек башмаки: раз! два!

Башмаки, крутясь, несутся по теченью,Стремительно обгоняет их красный колпак…Хохот. Всплески. Брызги. Еще мгновенье –Плывут собачьи уши, борода и красный фрак…

Пронеслись, – и струйки шепчутся невнятно.Девушка медленно очнулась от сна:В глазах ее красно-голубые пятна.Блестки солнца. Струйки. Брызги. Весна.

Вечность бросила в город…

Вечность бросила в городОловянный закат.Край небесный распорот,Переулки гудят.

Всё бессилье гаданьяУ меня на плечах.В окнах фабрик – преданьяО разгульных ночах.

Оловянные кровли –Всем безумным приют.В этот город торговлиНебеса не сойдут.

Этот воздух так гулок,Так заманчив обман.Уводи, переулок,В дымно-сизый туман…

Город в красные пределы…

Город в красные пределыМертвый лик свой обратил,Серо-каменное телоКровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,Грязно-рыжее пальто,Развевающийся локон –Всё закатом залито.

Блещут искристые гривыЗолотых, как жар, коней,Мчатся бешеные диваЖадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведраС пьяно-алою водой,Пляшут огненные бедраПроститутки площадной,

И на башне колокольнойВ гулкий пляс и медный зыкКажет колокол раздольныйОкровавленный язык.

Я жалобной рукой сжимаю свой костыль…

Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.Мой друг – влюблен в луну – живет ее обманом.Вот – третий на пути. О, милый друг мой, ты льВ измятом картузе над взором оловянным?

И – трое мы бредем. Лежит пластами пыль.Всё пусто – здесь и там – под зноем неустанным.Заборы – как гроба. В канавах преет гниль.Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.

Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.Мы робко шепчем в дверь: «Не умер – спит ваш близкий…»Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,Кричит: «Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!»

И дальше мы бредем. И видим в щели зданийСтаринную игру вечерних содроганий.

Гимн

В пыльный город небесный кузнец прикатилОгневой переменчивый диск.И по улицам – словно бесчисленных пилСмех и скрежет и визг.

Вот в окно, где спокойно теклаПыльно-серая мгла,Луч вонзился в прожженное сердце стекла,Как игла.

Все испуганно пьяной толпойПокидают могилы домов…Вот – всем телом прижат под фабричной трубойНезнакомый с весельем разгульных часов…

Он вонзился ногтями в кирпичВ унизительной позе греха…Но небесный кузнец раздувает меха,И свистит раскаленный, пылающий бич.

Вот – на груде горячих камнейРаспростерта не смевшая пасть…Грудь раскрыта – и бродит меж темных бровейНабежавшая страсть…

Вот – монах, опустивший глаза,Торопливо идущий вперед…Но и тех, кто безумно обеты дает,Кто бесстрастные гимны поет,Настигает гроза!

Всем раскрывшим пред солнцем тоскливую грудьНа распутьях, в подвалах, на башнях – хвала!Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь, –Наши гимны, и песни, и сны – без числа!..

Золотая игла!Исполинским лучом пораженная мгла!

Опаленным, сметенным, сожженным дотла –Хвала!

Поднимались из тьмы погребов…

Поднимались из тьмы погребов.Уходили их головы в плечи.Тихо выросли шумы шагов,Словеса незнакомых наречий.

Скоро прибыли толпы других,Волочили кирки и лопаты.Расползлись по камням мостовых,Из земли воздвигали палаты.

Встала улица, серым полна,Заткалась паутинною пряжей.Шелестя, прибывала волна,Затрудняя проток экипажей.

Скоро день глубоко отступил,В небе дальнем расставивший зори.А незримый поток шелестил,Проливаясь в наш город, как в море.

Мы не стали искать и гадать:Пусть заменят нас новые люди!В тех же муках рождала их мать,Так же нежно кормила у груди…

В пелене отходящего дняНам была эта участь понятна…Нам последний закат из огняСочетал и соткал свои пятна.

Не стерег исступленный дракон,Не пылала под нами геенна.Затопили нас волны времен,И была наша участь – мгновенна.

В высь изверженные дымы…

В высь изверженные дымыЗастилали свет зари.Был театр окутан мглою.Ждали новой пантомимы,Над вечернею толпоюЗажигались фонари.

Лица плыли и сменились,Утонули в темной массеПрибывающей толпы.Сквозь туман лучи дробились,И мерцали в дальней кассеЗолоченые гербы.

Гулкий город, полный дрожи,Вырастал у входа в зал.Звуки бешено ломились…Но, взлетая к двери ложи,Рокот смутно замирал,Где поклонники толпились…

В темном зале свет заёмныйМог мерцать и отдохнуть.В ложе – вещая сибилла,Облачась в убор нескромный,Черный веер распустила,Черным шелком оттенилаБледно-матовую грудь.

Лишь в глазах таился вызов,Но в глаза вливался мрак…И от лож до темной сцены,С позолоченных карнизов,Отраженный, переменный –Свет мерцал в глазах зевак…

Я покину сон угрюмый,Буду первый пред толпой:Взору смерти – взор ответный!Ты пьяна вечерней думой,Ты на очереди смертной:Встану в очередь с тобой!

Блеснуло в глазах. Метнулось в мечте…