Путешествие к вратам мудрости - Джон Бойн

никогда не питал, поэтому я просто кивнул в знак согласия. Затем султан познакомил меня со старшим из двух монахов, стоявших у трона. Звали его Санаваси, и теперь он приближался ко мне малюсенькими шажками, едва слышно клацая ногами по полу, чем напоминал мне утенка. Крепко прижав ладони друг к другу, монах закрыл глаза и поклонился мне, я в точности воспроизвел это приветствие.

– Мы с радостью закажем статую Сиддхартхи Гаутамы Будды для возведения оной на каменной поверхности горы в Бамианской долине, – заговорил он таким тоненьким голоском, что я подумал, не в самом ли раннем детстве удалили ему те части тела, что делают человека мужчиной. – Мы с радостью приглашаем вас возглавить это начинание. Статуя станет подарком ко дню рождения жены султана и возвеличит его четырнадцать детей.

Я с удивлением воззрился на него. Все мои работы были сделаны из камней, найденных в долине, но у меня было заведено перетаскивать эти глыбы в мастерскую, где я и создавал своих богов. Прежде мне и в голову не приходило высекать изображения на поверхности скал. Однако это еще не означало, что нечто подобное нельзя сделать, и предложение монаха уже казалось весьма любопытным.

– Смею ли я понимать это так, что статуя будет видна всем, кто проходит мимо горы? – спросил я.

– Да.

– То есть статуя будет в некоторой мере больше, чем человек. Предполагаете установить ее для странников там, где они могли бы отдохнуть и вознести молитву?

– Не совсем, – ответил монах идеальным сопрано. – Мы радуемся, воображая статую столь огромной, что она будет видна с далекого расстояния. Таким образом мы выкажем нашу беззаветную любовь к Будде, да пребудет имя его в вечном сиянии славы, что станет могучим источником вдохновения для нашего народа.

Я молча прикинул размеры, а затем спросил:

– Насколько огромной, по-вашему?

– Вообрази сотню и еще двадцать человек, стоящих друг над другом, – сказал султан, поднимаясь с трона и запихивая руку под одежды, чтобы потереть свое мужское достоинство. Закончив, он опять воссел на трон и той самой рукой поманил одного из своих псов, пес подбежал и жадно облизал руку.

Я уставился на султана, не будучи уверен, правильно ли я его понял. Самая огромная статуя, которую я когда-либо высекал, была высотою в два моих роста, и даже это потребовало изрядных усилий. Высечь статую в шестьдесят раз выше стало бы ни с чем не сравнимым достижением.

– Надеюсь, ты не собираешься сказать, что такое невозможно, – прищурился султан.

– Нет, Ваше Величество, – ответил я, хотя и думал про себя, что так оно и есть. – Однако подобное сооружение я не смог бы возвести в одиночку. Мне потребовалось бы много людей, работающих под моим началом, исполняющих мои приказания, тогда как я занимался бы художественной стороной и наблюдал за продвижением работ.

– Сколько человек? – осведомился султан.

– По меньшей мере сорок, – брякнул я наугад, не зная, рассмеется он в ответ на мою просьбу или нет.

– Мы рады снабдить вас этим числом людей, – откликнулся Санаваси столь торопливо, что навел меня на мысль: он заранее все продумал и предложил бы мне больше, попроси я его. – Статуя, что вы создадите, переживет века, а имя нашего великого султана с благоговением будут произносить наши потомки на протяжении многих и многих столетий. Мы благодарны вам.

Султан тут же сделал мне знак удалиться, и Санаваси увел меня в помещение поменьше, где мы обсудили, сколько и каких материалов мне понадобится, сроки завершения работ и мое жалованье – внушительное жалованье, но куда важнее была оказанная мне честь. Несколько дней спустя я покидал дворец, исполненный решимости создать величайшую статую, какой прежде не видывали во всем мире.

Первые месяцы были самыми трудными. Возведение лесов отняло немало времени, как и шлифовка горы песком, отчего каменная поверхность шелушилась, а многие рабочие кашляли кровью, врезаясь все глубже в скалу. Я рассказал об этом Санаваси, и он заявил, что любого, кто умрет, создавая Будду, отправят прямиком на небеса на крыльях ангелов в благодарность за принесенную жертву. Я передал его слова рабочим, им это не показалось заманчивой наградой. Предвидя смуту, Санаваси прислал солдат патрулировать нашу площадку, заставив рабочих удвоить усилия. Когда статуя только начала обретать форму, я давал указания, не выходя из барака, построенного у подножия горы. Хаканг по-прежнему помогал мне, ведя тщательный учет расходов за день, а кроме того, он пронумеровал все мои наброски и аккуратно разложил их по папкам. Но, будучи единственным знатоком по изображениям в камне, за ходом работ я следил в одиночку, страшно уставал и волновался, удастся ли закончить статую вовремя. В мое последнее утро во дворце султан обронил мимоходом, что любая задержка будет стоить мне головы, так что у меня была веская причина завершить работу в срок.

Поэтому сторонний наблюдатель мог бы сказать, что нам крупно повезло, когда к нашей площадке подъехал молодой человек по имени Пирен, искавший работу, но в действительности его появление, вроде бы не сулившее ничего дурного, лишь спровоцировало цепочку событий, которые повлияют на последующие десять лет моей жизни и породят столько предательств, кровопролития и горя, сколько я и представить себе не мог. Знай я, как повернуть время вспять, я бы дежурил на пороге барака и, завидев Пирена, хлестнул бы его коня, вынудив животное развернуться мордой назад и помчаться обратно с Пиреном в седле, прямехонько туда, где парня произвели на свет и выпестовали.

Красавцем он был писаным – густые темные волосы, ярко-голубые глаза. Родом он был с востока, из тех мест, что ближе к Камбодже. В деревнях из уст в уста передавали слух о том, что султан приблизил его к своей особе, и таким образом работа с камнем, о которой Пирен мечтал, была ему обеспечена. Однако при нашем знакомстве он неприятно удивил меня, заявив, что в Сиддхартху Гаутаму Будду он не верит – да и вообще наша жизнь нисколько не зависит от какой-либо сверхъестественной сущности или божества, – а в нашей работе он видит только художественную ценность, но отнюдь не духовную. Никогда прежде я не сталкивался с человеком, который бы осмелился на подобное богохульство, и чутье подсказывало мне вызвать солдат, чтобы они скрутили его и тут же обезглавили, но Хаканг, сидевший в углу мастерской и внимательно слушавший речи молодого гостя, оказался более снисходителен к парню и попросил его подождать снаружи, пока мы вдвоем обсудим во всех подробностях, как нам поступить с новичком.

– В той части страны, кузен, люди отличаются от нас. – Хаканг положил руку мне