Последняя инстанция - Патриция Корнуэлл

У нее нью-йоркский говор. И тут до меня доходит...

— Я — Хайме Бергер, — говорит она, протягивая мне руку в лайковой перчатке. — Хотелось бы с вами побеседовать.

— Вы разве были на службе? — сами собой вылетели слова. Я ее в церкви не приметила. Уж не поджидала ли меня приезжая прокурорша на парковке, пока шла служба? — Вы были знакомы с Дианой Брэй?

— Нет, только теперь начинаю узнавать. — Бергер поднимает воротник, изо рта клубами выходит пар. Бросает взгляд на часы, подталкивает винтик взвода. Люминесцентное табло загорается бледно-зеленым. — Вы сейчас не на работу?

— Вообще-то не собиралась, но если дело того требует, могу и заехать, — без особого энтузиазма сообщаю я. Она хочет поговорить об убийствах Ким Льонг и Дианы Брэй. И, разумеется, по поводу найденного в порту тела, предположительно брата Шандонне. Впрочем, если покойному и суждено узреть правосудие, то не в этой стране. Так она дает понять, что Томас Шандонне тоже пропал зазря. Ладно, забираюсь на водительское сиденье «навигатора».

— Как находите машину? — Вопрос прозвучал жутко нелепо при данных обстоятельствах. Такое чувство, что меня проверяют, примеряются ко мне. С первого взгляда ясно, что Бергер никогда ничего не делает без веской на то причины. Она с любопытством разглядывает внедорожник, который мне одолжила Анна, пока мой седан по странному стечению обстоятельств остается вне досягаемости.

— Я ее позаимствовала. Наверное, вам лучше следовать за мной, — говорю ей. — В некоторых кварталах в темное время нельзя теряться.

— Я тут хотела отыскать Пита Марино. — Она направляет дистанционный ключ на свой белый джип «Мерседес ML 430» с нью-йоркскими номерами. Мигают фары, щелкает дверной замок. — Пожалуй, лучше встретиться и переговорить сразу всем вместе.

Завожу мотор, поеживаясь от холода. Ночь выдалась сырая, с веток капает ледяная влага. Под гипс пробирается промозглый холод и, нащупав трещинки в моем несчастном локте, просачивается в самые нежные, чувствительные места, где обитают нервные окончания. Те начинают ныть, напоминая о себе болезненными раскатистыми толчками. Посылаю Марино сообщение на пейджер, и только сейчас до меня доходит, что я не знаю, какой номер телефона в машине Анны. Придерживая руль пальцами сломанной руки и поглядывая в зеркало заднего обзора, не потерялась ли Бергер, пытаюсь нашарить в ранце мобильник. Долгие минуты ожидания, и Марино перезванивает. Рассказываю ему о происшедшем, и тот реагирует со свойственным ему цинизмом, за которым, впрочем, угадывается некое более сильное чувство: злость или недоброе возбуждение.

— Ясненько. Ну, в совпадения я не верю, — рубит он сплеча. — Ты пошла на похороны Брэй, и как бы случайно там оказывается Бергер? Ее-то с какой стати туда занесло, хотелось бы знать?

— Понятия не имею. Только вот если бы я была на ее месте, в чужом городе, и понятия не имела, кто есть кто, тоже первым делом отправилась бы на похороны Брэй и посмотрела, кому местная знаменитость небезразлична, — делаю логическую выкладку. — А она разве тебя в известность не поставила? При личной встрече вчера вечером? — Выдаю как есть. Интересно, до чего они там договорились.

— И словом не обмолвилась, — отвечает он. — Других забот было по горло.

— Например? Или это тоже секрет? — с вызовом добавляю я.

Марино довольно долго безмолвствует. Наконец отвечает:

— Слушай, док, меня все это не касается. Проблемы нью-йоркские, я просто делаю, что велят — и все. Если тебя что-то волнует — спроси сама. Она как раз ждет. — Он говорит жестко, с обидой в голосе. — Знаешь, я сейчас в очаровательном местечке, Мосби-Корт, и у меня других дел по горло, кроме как бегать, поджав хвостик, за важной фифой!

Мосби-Корт — далеко не королевское предместье, а один из семи спальных районов города. Там стоят дома по новым проектам, четыре из которых названы в честь выдающихся жителей Виргинии: актера, просветителя, преуспевающего владельца табачной фабрики и героя Гражданской войны. Надеюсь, Марино занесло в район новостроек не из-за очередной перестрелки.

— Ты мне, случаем, не собираешься работенку подкинуть? — спрашиваю я.

— Опять понтового пришили. — Ничего смешного в этом зашифрованном послании не вижу. Циничные слова Марино означают, как правило, что на улице убили молодого чернокожего мужчину. Возможно, расстреляли в упор — из-за наркотиков или просто из-за того, что он посмел появиться в безлюдном месте в дорогом спортивном костюме и баскетбольных кроссовках. И как обычно, никто ничего не видел.

— Встретимся в терминале, — мрачно говорит Марино. — Через пяток минут подъеду.

Снегопад совсем прекратился, на улице довольно тепло — по крайней мере, город еще не заиндевел под слоем мерзлой слякотной жижи. Повсюду в центре развешаны праздничные украшения, над головой горят белые гирлянды, в которых щербинками проглядывают потухшие лампочки. Перед Джеймс-центром понаставили машин: любопытные созерцают светящуюся громаду вылепленного из огней оленя, а на Девятой сквозь голые ветви вековых деревьев выступает залитый светом округлый купол Капитолия; по соседству — нежно-желтый особняк, в каждом окне которого мягко мерцают свечи. Из стоящих у парадного подъезда машин выходят разодетые парочки в вечерних нарядах. И тут я, к своему ужасу, вспоминаю, что сегодня губернатор устраивает рождественский ужин для местного руководства. Я самолично, уже месяц с лишним назад, выслала ему визитку с подтверждением о прибытии. Боже ты мой. Губернатор Майк Митчелл и Эдит, его жена, непременно заметят мое отсутствие. Повинуясь мимолетному импульсу, я уже собралась было свернуть к особняку, но тут вспомнила про Бергер. Лучше не дергаться. Нет, не смогу заскочить даже на четверть часа. Куда мне Бергер девать? Не с собой же... Горестно улыбаюсь и качаю головой. Сидя в темной кабине, представляю, как на меня там посмотрят, а уж если пресса пронюхает — и подумать страшно.

Я всю свою жизнь работаю в государственной организации и потому прекрасно знаю: важность светского общения недооценивать нельзя. Телефон губернатора имеется в любом справочнике; платишь пятьдесят центов, и тебя автоматически соединяют с его обителью. Пара секунд, и я на проводе, говорю с человеком из службы охраны. Я всего-то хотела передать сообщение, а меня тут же соединяют с Самим. Через равные промежутки времени раздается гудок, как при платном соединении; интересно, у них, случайно, разговоры не прослушиваются? На другой стороне Брод-стрит более старую часть города сменяет новая империя «Биотех», здания из кирпича и стекла, где и расположен мой морг. Бросаю взгляд в зеркало заднего обзора: Бергер не отстает.

Упорно едет следом и беззвучно шевелит губами, беседуя с кем-то по телефону. Как-то не по себе, когда видишь разговор, а слов не разобрать.

— Кей? — неожиданно раздается голос губернатора Митчелла: у Анны в машине телефон с громкой связью.

Прерывистым от неожиданности голосом торопливо объясняю, что не собиралась его беспокоить и очень сожалею, однако прийти не смогу. Отвечать он не торопится, и уже по этой заминке понятно: губернатор считает отказ с моей стороны крупной ошибкой. Митчелл — человек, знающий цену случаю и умеющий им распорядиться. С его точки зрения, упускать возможность побыть в кругу властей предержащих — непростительная глупость, особенно в моем нынешнем положении.

— Приехала прокурор из Нью-Йорка. — Можно даже не объяснять, по какому поводу. — Я сейчас еду с ней на встречу. Надеюсь, вы меня поймете.

— На мой взгляд, нам с вами тоже не помешало бы встретиться. — Он непреклонен. — Я хотел перекинуться словцом где-нибудь в сторонке.

У меня такое чувство, будто я иду по битому стеклу, а под ноги посмотреть страшно — боязно увидеть кровь.

— Всегда к вашим услугам, губернатор Митчелл, — почтительно отвечаю я.

— А если вам заскочить сюда, когда будете возвращаться?

— Я скорее всего освобожусь через пару часов.

— Вот и увидимся. Привет от меня госпоже Бергер, — продолжает он. — В мою бытность генеральным прокурором мы тесно контактировали по одному делу. Обязательно вам расскажу при случае.

В проулке на съезде с Четвертой улицы — огороженная площадка, крытый терминал для труповозок. Он напоминает прямоугольную, серого цвета эскимосскую хижину-иглу, которая аппендиксом приросла к боковой стенке здания, где я работаю.

Подъезжаю к эстакаде, останавливаюсь перед массивной гаражной дверью, и тут меня с досадой кольнуло: внутрь не попасть. Пульт остался в машине, а та — у меня в гараже, куда теперь путь заказан. Набираю номер ночного дежурного. На шестом гудке он берет трубку.

— Арнольд, ты? Откроешь мне ворота на терминале?

— Ну да, мэм. — Такое чувство, что он со сна: голос сиплый, растерянный. — Бегу, мэм. У вас ключ не срабатывает?