Сирена (ЛП) - Тиффани Райз

- Посмотри, как Чизери изобразил Иисуса. Посмотри на изгиб Его спины и плеч. Это классическая женская поза. Его руки связаны сзади, а Его одеяние прикрывает бедра. Мужчины пялятся, таращатся, показывают на него пальцем. Но женщины... ты видишь их? Они не могут это выносить. Одна опустила глаза, а вторая, - Нора показала на женскую фигуру, полностью отвернувшуюся от чудовищной сцены, разворачивающейся за ее спиной, - не может даже смотреть. Ей приходится держаться за вторую женщину, чтобы не упасть. Из всей толпы, мы видим только ее лицо.

Сатерлин снова окунулась в молчаливое созерцание, и Зак проследил за ее взглядом. Он был устремлен на двух женщин на переднем плане, прижимающихся друг к другу в явном страдании.

- Они знают, что он чувствует. Женщины всегда знают. Они знают, что вынуждены смотреть не только на бичевание и убийство. Дело не только в распятии на кресте. Это было сексуальное преступление, Зак. Это было насилие.

Нора сделала глубокий вдох, и Истон ощутил, как у него самого перехватило дыхание. Ему хотелось что-то сказать, но он не доверял себе.

- Вот почему я верю, Зак, - продолжила Сатерлин, - потому что среди всех святых, только Иисус понимает. Он понимает назначение боли, стыда и унижения.

- И каково это назначение? - спросил Истон, искренне желая узнать.

Нора вернула взгляд двум женщинам, цепляющихся друг за друга в ужасе и сострадании.

- Конечно же, спасение. Спасение и любовь.

Глава 11

"- Думаешь, я такая чертовски покорная, - сказала Каролина, отстранившись от Уильяма.

Она стояла у окна, глядя на их задний двор, где еще вчера они сидели и разговаривали до самых сумерек. Если бы было больше "вчера", вместо многочисленных "сегодня".

- Ты никогда не давала мне поводов для недовольства.

В голосе Уильяма ей послышалось замешательство.

- Потому что существует постоянное "да, Сэр", "нет, Сэр" и "как пожелаете, Сэр". Но речь идет не о покорности.

- Тогда о чем, Каролина?

Она не хотела отвечать, но знала, что ей не удастся обмануть Уильяма ни единым своим вздохом.

- О страхе.

- Страхе чего?

- Этого... игры, в которую ты вынуждаешь нас играть. Хотя для тебя это не игра, верно?

Приблизившись, Уильям встал позади нее. Каролина напряглась, но он к ней не прикоснулся.

- Да, верно. Для меня все по-настоящему.

- Я хочу, чтобы это была игра... очень хочу, - призналась Каролина, - в играх можно побеждать. Ты побеждаешь, и игра заканчивается. И я этого очень хочу.

- Она может закончиться, - произнес Уильям тихим, грустным голосом,- если ты прекратишь играть.

- Но я не могу. Если я это сделаю...

Каролина не завершила предложение, она просто не могла себя пересилить.

- Тогда никому и никогда из нас не победить, - произнес Уильям то, что она боялась озвучить.

- И каков утешительный приз? - спросила Каролина, попытавшись, но, не сумев ему улыбнуться.

Наклонившись, Уильям положил подбородок ей на макушку и обнял ее, в ответ на что, прильнув к нему, она закрыла свои глаза. Этой игре было отведено время отсчета по песочным часам, и Каролина чувствовала каждую ускользающую песчинку.

- Не думаю, что он существует".

* * *

Господи, это было драматично. Свернув окно, и отклонившись от своего ноутбука, Зак поднялся и прошелся по кабинету. Он остановился у окна, вглядываясь в городской пейзаж и небо над ним.

Сегодняшний день был серым, холодным и ветреным. Также ветрено было и в тот день, когда он улетал из Англии; дул теплый, порывистый, морской ветер, и Истон вспомнил свое ожидание в аэропорту и теплящуюся надежду, что вылет отменят или отложат настолько, чтобы Грейс осознала, что он, действительно, улетал. Но тогда ветер его подвел. Он унес Зака ввысь, вместо того, чтобы оставить на земле.

Раньше, жены моряков выходили на площадки с перильцами на крышах своих домов. Как они назывались? "Вдовьи дорожки". Именно так. Да, вдовья дорожка - место, куда они поднимались в полном одиночестве и глядели на морской горизонт, в ожидании возвращения своих мужей. Истон завидовал их сакральному месту. Они, по крайней мере, могли видеть прибытие корабля. У них, во всяком случае, имелся уголок, в котором они могли предаваться своей печали, когда судов не было.

Посмотрев на небо, Заку захотелось увидеть весь путь через серый океан. Серый был любимым цветом Грейс. Она шутила, что он был "похож на серебряный, только тусклее", и Истон поддразнивал свою жену из-за серых свитеров в ее гардеробе, и дюжин пар серых шерстяных носков. Грейс пришла бы в восторг от подобного утра. Она бы раздвинула шторы, открыла жалюзи и потащила своего мужа обратно в кровать, чтобы заняться быстрым сексом до того, как взойдет солнце, меняя цвет дня.

Оторвав взгляд от неба, Истон посмотрел на серые улицы. Считалось, что с подобной высоты, люди должны были казаться муравьями. Но ему они таковыми совсем не казались. Люди, по-прежнему, казались людьми. Прислонившись лбом к окну, Зак наблюдал за их передвижениями. Он, сам не зная почему, боялся за каждого городского жителя. Нора... крылась ли причина в ней?

Когда Истон заставил ее урезать в книге количество сцен сексуального насилия, она заменила их на насилие эмоциональное. И теперь, куда бы Зак ни посмотрел, он видел людей, хрупких, как кусок стекла.

Книга Сатерлин впечатлила его больше, чем он хотел признать. Еще значительнее она изменила его понятия о любовных романах.

Одним из основных правил классического романа, было то, что в независимости от смысла, насколько раздражающей могла быть героиня, и насколько сильно герою хотелось ее придушить, он бы никогда, и ни при каких обстоятельствах не поднял на нее руку. Но Уильям был садистом и доказывал свою любовь посредством причинения боли. И там, где стандартный любовный роман начинался с того, что два персонажа пытались сойтись, вопреки внутренним или внешним факторам влияния, у Норы книга начиналась с того, что герои были вместе, а факторы влияния медленно и мучительно разрывали их отношения. Она писала любовный анти-роман.

Истон сфокусировал взгляд на одной из маленьких, спешащих по улице, фигуре. Он не мог с точностью сказать, была ли это женщина или мужчина. Он или она пересекали улицу в чрезмерно торопливом темпе. Зак задумался, потому ли, Сатерлин, вопреки себе, так сильно тянулась к религии. Языческие боги находились высоко на небесах, играя с людьми, как с фигурами, словно пешками на шахматной доске. Бог, в которого верила Нора, Сам стал пешкой и позволил Себя схватить. Он узрел в этом правильный шаг. Истону хотелось побежать по пролегающей внизу улице и, проследив за тем человеком, убедиться, что он или она успели сделать то, из-за чего так торопились. Заку хотелось узнать, что сегодня, в этом сером городе, хотя бы для одного горожанина, все завершилось благополучно.