Ведьма отмщения - Галина Романова

– Ужас! – прошептал Шпагин, поежился.

Угли дотлевали, покрываясь седым пеплом. И ночная прохлада полезла изо всех углов. Он обернулся на Машу. Закутавшись в шаль, она дремала на диване. Игорь взял кочергу, поворошил угли, уложил сверху два самых больших полена, которые он берег напоследок. Он подозревал, что Маша их держала в доме как предмет декора. Оба полена лежали перед камином в старинной чугунной подставке, а сверху коробка с длинными каминными спичками. Может, проснется и заругается, подумал Шпагин, ежась от прохлады. Но не замерзать же и не топить стульями.

Он посидел у камина, подождал, пока пламя не займется. Потом подошел к дивану, осторожно приподнял голову Маши, подсунул подушку. И, недолго думая, улегся рядом, натягивая себе на спину край ее огромной, будто плед, шали.

Он уснул почти сразу. Едва успел подумать, что так уютно и покойно ему уже давно не было. Потом решил, что ее духи невероятно хороши. И последнее: тот, кто проник к ней в дом и утащил старый свитер ее мужа, может быть, все еще где-то здесь. Где-то рядом…

Глава 15

– Женщина, вы можете подняться к следователю, – окликнул Аллу Степановну вежливый дежурный.

Он, к слову, ей очень понравился. Симпатичный такой паренек, не хамил, не смотрел надменно или с тоской. Очень внимательно смотрел, очень внимательно слушал. Потом попросил подождать, а сам начал звонить куда-то. Затем с сожалением произнес:

– Вам придется подождать немного, следователь сейчас занят. Послушайте… – паренек полистал какой-то журнал, сверился с записями, – а почему вам непременно нужен следователь по особо важным делам? Может, для начала вы поговорили бы с вашим участковым? Может, он мог бы вам помочь?

– С Ерофеевым, что ли?! – Брови Аллы Степановны взметнулись вверх, а рот сложился презрительной дугой. – Я этого оболтуса восемь лет учила в школе. И знаю, как, кому и чем он может помочь, юноша. Нет, уж! Мне, пожалуйста, следователя по особо важным делам.

Если честно, она имела весьма туманные представления о том, чем именно занимается такой следователь. Вскрывает ли он махинации в особо крупных размерах, ловит ли особо опасных преступников, а может, особо злостных неплательщиков налогов или алиментов. Она не знала! Но словосочетание «особо важные дела» казалось ей почти магическим. Это почти так же, как особо секретно! И она была уверена, что такой человек непременно ей поможет. Сначала выслушает, а потом поможет.

Но следователь ее разочаровал. Им оказался толстый неряшливого вида дядька. Его стол был завален бумагами, папками с замусоленными тесемками. На подоконнике в его кабинете стоял электрический чайник, рядом половинка обгрызенного батона. Будто мыши его точили, а не люди! Сам неряшливый дядька был в черном джемпере с болоньевыми локотками и карманами. Глаза были красными, лицо одутловатым и землистым. Он без конца курил, даже не спрашивая у нее на то разрешения. Ронял пепел на толстый живот, туго обтянутый джемпером. И смотрел на нее так, словно она побитая молью старая горжетка!

– Я не пойму сути проблемы, Алла Степановна, – выдохнул он в ее сторону огромный клуб сизого дыма. – Вы за кого конкретно пришли хлопотать?

– Я?! Хлопотать?! Позвольте…

Она морщилась от табака, у нее начало першить в горле и стала болеть голова. Ей бы встать и уйти и с досадой плюнуть на все свои опасения, но!

Она всю жизнь проработала в школе, норов имела крутой, упрямство ему под стать. Еще она обладала удивительно тонким чутьем, способным распознать любую искусно завуалированную ложь, и интуицией, которая помогла ей ни разу не усесться на стул с кнопкой или хлопушкой, подложенной под ножку.

И вот теперь все эти ее качества – достоинства или наказание – не давали ей покоя. Они грызли, точили, давили, напоминали. И поэтому она решила сидеть и терпеть общество этого тюфяка, пахнущего табаком, потом и залежалыми сухарями.

– Я не хлопочу ни за кого, уважаемый! – она скорбно вздохнула. – Я пришла к вам поделиться тем, что меня сильно беспокоит!

– Это я понял. – Его толстые пальцы с желтыми ногтями полезли в пачку за очередной сигаретой. – Я понял, что вы меня побеспокоили, потому что вас что-то беспокоит. Только не пойму, что именно?

– Вы меня не слушали?! – возмущенно ахнула Алла Степановна и начала медленно подниматься со стула.

О! Она очень эффектно умела это делать! Она поднималась в классе со своего места так, что у самых отмороженных головы уходили в плечи. Сначала она ставила на стол руки – большой палец на отлете, остальные четыре плотно прижаты друг другу. Потом вытягивалась шея, выпрямлялись локти – все, как в замедленной съемке. Следом начинал приподниматься торс, а потом и вся она нависала над аудиторией. А если учесть, что весила Алла Степановна почти центнер, зрелище завораживало.

Следователя, кажется, тоже проняло. Он забыл прикурить и сунул сигаретку обратно в пачку. Вжался спиной в стул и уставился на посетительницу, поглядывая на нее снизу вверх не без опаски.

– Вы меня не слушали! – аккуратно выговорила она каждое слово, чередуя их паузами. – Я вам только что рассказала, что именно меня беспокоит, а вы меня не слушали! Вместо этого вы провоняли весь кабинет табачищем! Дымите пожилой женщине в лицо! И к тому же совершенно ее не слушаете!!! Позор, гражданин! Позор!!!

– Извините, – буркнул он с неохотой, встал с места, дотянулся до форточки и распахнул ее пошире. – Извините еще раз. Но поймите меня правильно, тут иногда дамы вашего возраста приходят с такими проблемами!

– Я вам рассказала вполне реальную историю, гражданин следователь. Ко мне не приходили зеленые человечки, меня не посещали марсиане! И они не считывали информацию с коры моего головного мозга! Я не хожу по дому в колпаках из металлической фольги!.. – так же медленно, как поднялась, Алла Степановна опустилась на место, но рук со стола не убрала. – Ко мне пришел приятного вида пожилой мужчина. Незнакомый! И начал наводить справки об одном из жильцов нашего подъезда. После этого, спустя несколько часов, он пошел к юноше. Еще через день он его увел из квартиры. И все! Больше юношу никто не видел! Вам все понятно?!

– Знаете, нет. – Следователь отряхнул живот от пепла, на манер гостьи поставил растопыренные пальцы на стол и чуть к ней наклонился. – Знаете, мне многое непонятно из вашего рассказа.

– Например?

– Например, почему именно к вам пришел этот мужчина? Незнакомый! – следователь укоризненно качнул головой. – Почему вы впустили в дом незнакомого мужчину, Алла Степановна? Я не перепутал ваше имя-отчество?

– Нет, – виновато опустила она голову. – Все правильно.

– Итак, почему? И почему вы были так откровенны с незнакомцем, Алла Степановна? Что вы ему такого рассказали о юноше, что он пошел к нему, а потом увел его из дома? Что именно?! И почему вы решили, что он увел его куда-то со злым умыслом? Может…

– Не может, – перебила его неучтиво бывшая учительница. Она убрала руки со стола и откинулась на скрипучем старом стуле для посетителей. – Этот мужик… Он такой… Он как уж! Про таких говорят, что они без мыла в одно место влезут. И вот в мою душу и в мой дом он влез именно так! Ваши упреки справедливы, я не спорю. Да, я старая одинокая грымза. У меня нет детей, я всю жизнь чужих воспитывала. У меня нет мужа, я всю жизнь…

И тут Алла Степановна прикусила язык. Хотя чуть было не сказала, что и мужьями она всю жизнь чужими пользовалась без стеснения. И никаких угрызений совести при этом не испытывала. Потому и дядьку к себе впустила, пленившись его седыми кудрями и ласковой улыбкой. Тоже ведь чей-то, подумала она в первую же минуту. Не может быть, чтобы беспризорным такой милый дядечка оставался.

– В общем, он позвонил в дверь. Стоит такой божий одуванчик – метр семьдесят, не больше, одежонка паршивенькая, кудри седые, в руках тортик и цветы. Здрасте, пожалуйста! Говорю, вы к кому? А он мне, заблудился, мол. Дочку ищу. Дочка, мол, уехала в этот город к своему жениху. Он, типа, за ней следом, чтобы глупостей не наделала. Шел, шел по ее следу, до этого дома дошел и след потерял.

– Чудеса! – замотал головой следователь. – И вы поверили?

– А как не поверить, если он ее приметы описал лучше любого портретиста! – возмутилась Алла Степановна. – И про костюм кожаный. И про кудри, и про то, как ходит, как голову поворачивает. Только вот про мотоцикл, мне кажется, он не знал ничего. Видимо, девица без папаши его уже купила. Одним словом, впустила я его. Заварила чай, достала варенье. И все рассказала про его дочку непутевую. И как явилась сюда на мотоцикле своем. И как юношу ждала, как потом повела его обратно в дом, как возила туда-сюда на своем мотике. А незадолго до папашиного визита девица тю-тю.

– Что тю-тю? – вежливо поинтересовался следователь, правда, совершенно без интереса.

– Смылась!

– И что?

– Девка умотала. А юноша остался. И дядя этот к нему пошел, потому что я указала на парня. Сказала, что он видел ее последний раз и все такое. Мужик к нему пошел. Как выходил, не видела. Может, и заночевал у него, кто знает-то. А на другой день они вместе из дома вышли. Парень еще озирался так затравленно по сторонам, будто помощи у кого просить хотел. А во дворе, как на грех, никого. Одна я – старая ведьма – в окне торчу. Так я в нем с утра до ночи, как в телевизоре. Так вот он парня-то увел, и все! Больше они не вернулись! Надо объявлять в розыск, уважаемый!