Состояние Российской Империи - Жак Маржерет

осуществить этот замысел так, чтобы никто о нем не узнал. А если бы кто-нибудь о нем узнал, то объявился бы при его жизни или после его смерти, /f. 50 v./

Наконец, если бы он был Поляком, то вел бы себя иначе по отношению к некоторым из них. И я не думаю, что палатин Сандомирский давал бы ему какое-нибудь обещание столь поспешно, не узнав сначала получше, кто он такой. Говорить, что палатину тот не был неизвестен, неправдоподобно, как заметим ниже.

Касательно тех, кто считает, что он воспитан и выращен иезуитами, то к какой же нации, по их мнению, он принадлежал? Ведь он не Поляк, как явствует из вышесказанного и будет замечено ниже, еще менее вероятно, что он — какой-то иной нации, кроме Русской. И коли признать это, то спрашивается, где они его взяли, так как до прихода Димитрия во всей России не бывало иезуитов, разве только при послах, с которых не спускают глаз, так что они не смогли бы вывезти ребенка из России. Итак, вывезти ребенка из страны было возможно только во время войн, которые Польский король Стефан вел с Россией около тридцати лет назад. И если бы даже они знали способ сыскать ребенка во время войны Швеции с Россией, насколько возможно, чтобы они сыскали такого, который был бы несравним ни с одним в России? Я думаю также, что они не смогли бы воспитать его в такой тайне, что кто-нибудь из польских Штатов, а следовательно, и палатин Сандомирский, в конце концов не были бы о том извещены. Признаем по меньшей мере, что сказанный Димитрий не заблуждался относительно того, кто он такой и, если бы он был воспитан иезуитами, они, без сомнения, научили бы его говорить, читать и писать по /f. 51/ латыни.

Но совершено ясно, что он совсем не говорил на латыни, я могу это засвидетельствовать, еще менее умел по-латински читать и писать, как я могу показать по его имени, которое он написал не слишком уверенно. Он также больше жаловал бы сказанных иезуитов, чем он это делал, принимая во внимание, что их было всего трое во всей России, приехавших вслед за Польскими военными, у которых не было других монахов; после коронации Димитрия один из этих иезуитов был по их просьбе отправлен в Рим[330].

Касательно других возражений, что он неправильно говорил по-русски, я отвечу, что слышал его спустя немного времени после его приезда в Россию и нахожу, что он говорил по-русски как нельзя лучше, разве только, чтобы украсить речь, вставлял порой польские фразы. Я видел также письма, продиктованные им по разным поводам до того, как он въехал в Москву, которые были так хороши, что ни один русский не мог бы найти повода для упреков. А если и были ошибки в произношении некоторых слов, этого недостаточно, чтобы осуждать его, принимая во внимание его долгое отсутствие в стране и с такого юного возраста.

Ссылаются и на то, что он насмехался над русскими обычаями и следовал русской религии только по форме; этому не нужно удивляться. Особенно если принять во внимание их нравы и образ жизни, так как они грубы и необразованны, без всякой учтивости, народ /f. 51 v./ лживый, без веры, без закона, без совести, содомиты и запятнаны бесчисленными другими пороками и грубостью. Ведь Борис Федорович, в котором никто не усомнится, ненавидел не столько их, сколько их пороки, и так мало преуспел в их исправлении. Как же мог Димитрий, который отчасти узнал свет, некоторое время воспитывался в Польше — свободной стране — и среди знатных, по меньшей мере не желать как-то исправить и цивилизовать своих подданных?

Говорят еще, что он не соблюдал их религию. Но так же поступают многие русские, которых я знал, среди прочих некто по имени Посник Димитриев[331], который, побывав с посольством Бориса Федоровича в Дании, узнав отчасти, что такое религия, по возвращении среди близких друзей открыто высмеивал невежество московитов. Почему бы Димитрию, который для своих лет не лишен был разумения, предавался чтению Священного Писания и, без сомнения, слышал в Польше рассуждения о религиозных спорах и познал смысл догматов веры, которые надлежит чтить всем христианам, не презирать их невежество? Я говорю так, исходя из их утверждения, хотя я уверен, что, за редким исключением, никто из его иностранных и мало кто из русских обвинителей не заметил ничего такого, что подтверждало бы вещи, в которых его обвиняют, так как он обычно соблюдал все их обряды; хотя я и знаю, что он решил /f. 52/ основать университет[332]. В заключение, если бы он был поляком, он не причинил бы никому из них неудовольствия. Да и сами русские, например, Борис и его приверженцы и ныне правящий Император Василий Шуйский не лишили бы себя столь надежной опоры, коли могли бы с правдоподобием показать, что Димитрий — иностранец.

Касательно тех, кто, подобно некоторым русским, хочет возразить, что кто бы он ни был, уж палатин Сандомирский не заблуждался на его счет; если это так и если бы он был кем-то иным, а не истинным Димитрием, то какова вероятность, что он так скоро вступил бы с ним в родство, хотя был осведомлен об измене, в которой был уличен Шуйский вскоре после приезда Димитрия в Москву? Кроме того, поскольку он хотел породниться с ним, он, вероятно, посоветовал бы не распускать бывших при нем Поляков и Казаков, которых он мог удержать, не вызывая никаких подозрений, если принять во внимание, что все его предшественники всегда старались привлечь к себе на службу столько иностранцев, сколько было возможно; этого не случилось, так как он распустил всех их, за исключением отряда в сотню всадников. Я полагаю также, что палатин привел бы большее войско со своей дочерью-Императрицей, чем было, и изыскал бы способ разместить поляков вблизи друг от друга, вместо того, чтобы поселять их на значительном отдалении во власти русских. Также после совершения свадьбы, когда, как мы увидели из вышесказанного, столько говорилось об измене, он смог бы упросить Димитрия /f. 52 v./ и мог бы столько указать ему и посоветовать, что они могли бы все предотвратить с большой легкостью.

Еще большим доказательством того, что он был не просто русским, но именно истинным сыном Иоанна Васильевича, я считаю, во-первых, то, что его противникам удалось бы и при его жизни, и после смерти найти его