Октавиус - Эрнест Марцелл

– Да, – сказала она, поднимаясь с кровати и поправляя платье. – Я из благородной семьи, и настоящее мое имя Шень Мун, что означает «душа луны». Я не помню своих родителей. Они за что-то попали в немилость ее императорского величества, и она приказала казнить их, когда мне было меньше года. Меня в провинции Хейлунцзян воспитывал мой дедушка Мо – придворный астролог и математик, по своим годам удалившийся из Запретного Города в Пекине на пенсию. Но злая госпожа возненавидела меня, вероятно, помня моих родителей, и пожелала моей гибели. Тот самый человек, слуги которого пытались покалечить тебя, помог мне бежать из Китая, но только потому, что дедушка Мо хорошо заплатил ему за это. Я ненавижу этого жадного и бесчестного человека, но он больше не посмеет тронуть тебя…

Увидев, что я собираюсь задать ей вопрос, она вскрикнула:

– Все, довольно об этом! Я оставила свое прошлое вместе со своим именем и не желаю больше возвращаться к нему… Но я продолжаю писать своему дедушке, так как он единственный родной мне человек на этом свете, а я единственная оставшаяся в живых его родственница. Дедушка Мо очень скучает по мне, но по старости лет – ему уже больше ста – не может приехать ко мне. Я напишу ему письмо – он очень обрадуется за меня. Ведь только смерть или искренняя любовь может избавить меня от ненависти злой госпожи. Ты полюбил меня, а я тебя – и мне теперь не придется умирать… Прости меня, Ричард, за то что я ударила тебя! – Она схватила мою руку и прижала ее к сердцу. – Но поверь, я очень полюбила тебя и перепугалась, думая, что ты просто хотел подурачиться. Я помню всех тех четверых и не хотела для тебя их судьбы…

Слепая вера в собственную глупую сказку полностью овладела ее разумом, и даже появись перед ней сам Будда, утверждавший прямо противоположное, она и то не поверила бы ему. Целая гора свалилась у меня с плеч – нет, она не раскрыла меня. А если даже у нее и родились вначале какие-то подозрения, то, оглушенная своими чувствами, она попросту подавила их.

– Так значит, ты согласен взять меня, – с каким-то даже испугом спросила она.

– Подари мне свое сердце, – сказал я. – Я вложу это бесценное, хрустальное и хрупкое творение в свою грудь, туда, где бьется мое сердце, чтобы они слились воедино и ничто не смогло разбить его…

– Оно твое… И это было мое желание, ты правильно назвал его… – прошептала китаянка и, взяв мою руку, засунула ее в разрез своего платья, прижав к телу. Она была без корсета, и я почувствовал, как у меня екнуло сердце. Я хотел продвинуть кисть дальше, но она проворно вытащила ее назад, произнеся:

– Еще не время… Старая императрица наложила на меня проклятье, чтобы я никогда не смогла узнать счастья любви, но, ослепленная своей злобой, упустила одну мелочь, которую разглядел мудрый дедушка Мо. И хотя он не был в силах снять, но все же сумел переиначить ее проклятье, наперекор всем замыслам злобной старухи. Оно будет действовать до тех пор, пока кто-то по-настоящему не полюбит меня как свою единственную, а не просто захочет воспользоваться мной для своих плотских или душевных утех. Тогда злые чары падут и я навсегда избавлюсь от них, – продолжала шептать Мулан, обхватив меня руками и прижавшись лицом к моим волосам. – Ричард, ты мой избавитель. А я… Я сначала не поняла этого…

Со своим упорством она вполне могла притащить меня сначала к свадебному алтарю, а это никак не входило в мои планы. Посей я малейшую тень сомнения в ее душе – и моментально оказался бы за дверью. Тогда я и впрямь смог бы убедиться в силе ее «проклятья»…

Все оставшиеся дни я проводил в стенах «Летучей рыбы»– баловать китаянку у меня уже не было средств, да и болтаться с ней по городу было отнюдь не безопасно. Так что я днём пропадал из её поля зрения, якобы уезжая по каким-то делам но каждый вечер сразу после завершения её выступления, я стучался к ней в комнату, и она беспрекословно впускала меня. Мы подолгу сидели, болтая обо всяких пустяках. За этими разговорами я не терял времени даром, но она, отвечая на поцелуи, игриво отпихивала меня словно невзначай, с ловкостью бывалой куртизанки уворачиваясь от моей более чем решительности. Девчонка просто боялась и никак не могла решиться на этот шаг – все мое искусство обольщения разбилось о камни ее упрямого страха.

Возможно, что в тот вечер я проявил излишнюю инициативность, так как в итоге она заявила, что уже поздно и пора спать, после чего мне пришлось убраться восвояси. Скрипя от досады зубами, я возвратился к себе и с досадой рухнул на кровать. Воображаю только, как корчились Додсон и Галлахер по ту сторону стенки, наблюдая в потайное окошко за моими стараниями. Эти свиньи наверняка надорвали животы от хохота. Я спиной чувствовал их взгляды и истово мечтал запустить в них чем-нибудь…

У меня остался только один день. Завтра я буду либо богатым счастливчиком, либо…

С должниками здесь поступали быстро и жестко – предварительно они предадут огласке наше пари, после чего, когда растопчут меня морально, уже никто не станет мешать им растоптать меня физически…

За окнами шел дождь, ветер завывал в трубе, словно заранее напевая мне похоронную песню, я лежал, вцепившись в жесткую подушку, и с надеждой слушал, что вот-вот в коридоре раздадутся шаги китаянки и она чудесным образом постучится ко мне в дверь.

Вероятно, я забылся тревожным сном, но вскоре проснулся со страшной мыслью: «Мне не успеть до срока – девчонка откажет мне и завтра…»

Бежать – пронеслось у меня в голове. Срочно бежать отсюда прямо сейчас в ненастную ночь, не откладывая ни секунды. Утром я сяду на любой корабль и надолго, может быть, навсегда, покину Англию. Куда я отправлюсь – это уже было вторым вопросом, сейчас главным было бежать. Я неслышно встал, накинул плащ и, взяв лампу, вышел во мрак коридора. Все вокруг безмолвствовало, только непогода праздновала свой бал за стенами дома. Дверь Мулан была закрыта, и я аккуратно пошел по коридору…

– Не спишь… – раздался сзади тихий голос, я в ужасе обернулся и оледенел.

Передо мной с ласковой улыбкой стоял Галлахер, сжимая в руках обнаженный кортик.

– А, это ты, сэр Ричард, я уж думал, вор залез, – усмехнулся он. – Смотри, я гляжу в оба… Даже когда пьян.

– Ты о чем это, Роджер… – пробормотал я, попятившись назад, он не ответил, продолжая с той же улыбкой смотреть на меня, но глаза его так и уперлись в меня, словно черточки зрачков пантеры.

– О твоей безопасности все пекусь. Даже ночью, – ответил он. – Если завтра тебе не удастся справиться со своей задачей, то своих приятелей можешь не бояться. Я сам выкуплю тебя у них, поверь мне – я смогу с ними договориться. Поэтому сейчас за твоим покоем смотрят во все глаза. Спокойной ночи, сэр О’Нилл…