Кристина Хофленер. Новеллы - Стефан Цвейг

– Как у вас все просто…

– Просто или не просто, но так оно есть, и так мы сделаем. Я пойду возьму машину, а вы ступайте вперед.

Она еще раз, уже слабее, робко подает голос:

– Но когда же мы вернемся?

– Не позднее полуночи.

– Честное слово?

– Честное слово.

Честное слово мужчины всегда служит женщине перилами, за которые она цепляется перед тем, как упасть.

– Ну хорошо, я полагаюсь на вас.

– Держитесь левой стороны, где нет фонарей, и выходите к шоссе. Через минуту я подъеду.

Шагая в указанном направлении (и почему я так его слушаюсь?), Кристина вдруг подумала: ведь я должна была… должна была… но больше ей ничего не приходит в голову, она не может припомнить, что, собственно, была должна, ибо ее уже захватила новая игра; закутавшись в чужое мужское пальто, она крадется, как индеец в зарослях, ведь это опять что-то новое, небывалое, не похожее ни на что в ее прежней жизни. Лишь несколько мгновений ждет она в тени деревьев, и вот два вспыхнувших луча, словно щупы, пробуя дорогу, двинулись вперед и посеребрили ели, возле которых она стоит; шофер, очевидно, уже заметил ее, так как слепящие фары сразу погасли и массивная черная машина, шурша, затормозила рядом. Тактично погасли и лампочки внутри салона, в непроглядной тьме светился только крохотный синеватый кружочек спидометра.

Во внезапно наступившей после яркого света черноте Кристина ничего не может различить, но тут открывается дверца автомобиля, чья-то протянутая рука помогает ей войти, и дверца захлопывается – все это происходит фантастически быстро и захватывающе, будто в кино; не успела она перевести дух и вымолвить хоть слово, как машина резко трогает с места, Кристина невольно откидывается назад и попадает… в объятия. Она противится, испуганно показывая на спину шофера, который этаким монументом застыл за рулем, – она стесняется свидетеля, а с другой стороны, чувствует себя благодаря его присутствию защищенной от любой крайности. Но мужчина, сидящий рядом, не отвечает ни слова. Она лишь ощущает, что ее горячо и настойчиво обнимают, ощущает его ладони на своих пальцах, плечах, груди, а вот уже и его рот – жаркий, влажный – жадно ищет ее губы, и те постепенно поддаются властному напору. Неосознанно она ждала и желала всего этого – этих крепких до боли объятий и лавины поцелуев, обжигающих ее плечи, шею, щеки, а то, что в присутствии свидетеля приходится вести себя тихо, почему-то лишь усиливает упоение этой пылкой игрой. Закрыв глаза, безвольно и бессловесно, она всем существом отдается ненасытным губам, впивающим ее дыхание и слабые стоны, и впервые с наслаждением познает страсть поцелуев. Сколько это длится, она не замечает, все происходит словно вне пространства и времени и сразу резко обрывается, когда шофер, дав предупредительный гудок, въезжает на освещенную улицу и останавливается у бара большого отеля.

Кристина вылезает из машины, растерянная, сконфуженная, быстро оправляет смятое платье и растрепавшиеся волосы. Она смущенно оглядывается – не заметил ли кто, но нет, никто не обратил на нее внимания в полутемном переполненном баре. Ее учтиво проводят к столику. И вот ей открывается нечто новое: какой непроницаемой тайной может быть жизнь женщины, как под маской светских манер можно ловко скрыть даже самое страстное возбуждение. Она никогда не поверила бы, что, еще пылая от его поцелуев, сможет вот так открыто, спокойно, сдержанно сидеть возле него и вести непринужденную беседу с его хорошо выглаженной манишкой, а ведь несколько минут назад эти губы впивались в нее, касаясь стиснутых зубов, ее сжимали в бурных объятиях, и ни один человек здесь об этом даже не догадывается. Сколько женщин вот так же притворялись передо мной, подумала она со страхом, сколько из тех, кого я знала дома и в деревне. Все были двуличными, пяти-, двадцатиличными, все вели жизнь открытую и тайную, а я, доверчивая дура, еще ставила их, скромниц, себе в пример. Кристина почувствовала, как под столом к ее ноге многозначительно прижалось его колено. Она тотчас взглянула ему в лицо, будто увидев его впервые, – загорелое, энергичное, с резкими чертами и властным ртом под тонкими усиками, и ощутила его пытливый, проникающий взгляд. Все это невольно вызвало в ней чувство гордости. Этот сильный, мужественный человек хочет меня, меня одну, и никто об этом не знает, только я.

– Потанцуем? – спрашивает он.

– Да, – соглашается она, и это «да» значит гораздо больше.

Впервые ей мало танца, умеренное соприкосновение – лишь нетерпеливое предчувствие более страстных и безудержных объятий; она вынуждена сдерживаться, чтобы не выдать себя.

Кристина поспешно выпивает один коктейль, второй, охлаждая губы, горячие то ли от полученных поцелуев, то ли от тех, которых она еще жаждет. Наконец ей надоело сидеть среди толпы.

– Пора домой, – говорит она.

– Как ты хочешь.

В первый раз он говорит ей «ты», это действует на нее как нежный толчок в сердце, и, войдя в машину, она, само собой разумеется, падает в его объятия. Поцелуи теперь прерываются настойчивой речью. Она должна заглянуть к нему, всего на часок, ведь их номера на одном этаже, никто не увидит, вся прислуга уже спит. Его страстные мольбы проникают в нее словно огонь. Еще успею отбиться, думает она в полузабытьи, захлестнутая жаркой волной, и лишь молча внимает словам, которые впервые в жизни слышит от мужчины.

Ее доставляют на то же место, откуда увезли. Так же неподвижна, как и прежде, спина шофера, когда Кристина выходит из машины. Она в одиночестве направляется к отелю – фонари у подъезда уже потушены – и быстро проходит через вестибюль; она знает, что он наверняка следует за ней, уже слышит его шаги по лестнице: он легко, по-спортивному прыгает через две ступеньки – вот уже совсем близко.

Сейчас догонит, чувствует она, и ее вдруг охватывает дикий, безумный страх. Она пускается бегом, оставляя преследователя позади, влетает в дверь и молниеносно запирает задвижку. И, упав в кресло, блаженно переводит дух: спасена!

Спасена, спасена! Кристина все еще дрожит: еще немного – и было бы поздно, ужас до чего я стала слабой, неуверенной, любой мог бы взять меня в такую минуту, такого со мной никогда не бывало. Ведь всегда держала себя в руках… ужас как от этого нервничаешь, ну просто вся расстраиваешься. Счастье, что хватило сил добежать до комнаты и что успела запереться, а то бог знает что бы еще случилось.

Она проворно раздевается в темноте, сердце у нее громко стучит. И даже потом,