Золото Советского Союза: назад в 1975 (СИ) - Майоров Сергей

— Там.

— Всё выносим?

— Конечно. Что ещё?

— Вот этот стул можно починить. И этот, и этот. Вон те уже можно выкинуть, хотя... если взять клей, то и их можно собрать. Ну, я понёс?

— Стой! Подожди, спрошу, — заколебалась Соня.

— Иди, иди, — усмехнулся я.

Всё-таки она просто девчонка, молодая и наивная. Нет, я не обманывал, стулья действительно можно починить, большинство просто расшатались, подтянуть крепёж — и готово. Пока Соня ходила спрашивать, я приделал ножку к одному стулу, а у второго тупо затянул винты, как мог руками. Мне бы мои прежние пальцы, так и все перечинил. А так ключ нужен и отвёртка. И диван на выброс можно перетянуть и все дела. Мужиков у них, как я вижу, дефицит.

— Вот, Галина Петровна, — вернулась Соня, указывая на меня.

А я как раз елозил задом по стулу, проверял на прочность. Нормально, ещё послужит.

— Прошу, — уступил я место даме.

Она меня крупнее раза в два, но думаю выдержит.

— Ты что, его починил? — изумились обе.

— Тут делов-то. И большую часть можно наладить.

— Отлично. Что нужно для этого?

— Инструмент нужен, мебельный клей и прямые руки, растущие откуда следует. Странно, что в вашем КБО таких нет.

— Как это нет? — возмутилась мадам.

— Да как-то так, — пожал я плечами. — Раз вы годную мебель на свалку выкидывать собрались. Тут нормальному мужику на день-два работы.

— Так. Решим. Спасибо, Александр, — поспешила она на выход. Наверное, прямые руки искать.

— Не за что. Обращайтесь.

— Большая уборка отменяется? — спросил я у Сони.

— Видимо. Иди уж.

— А проверка?

— Считай, я тебе поверила.

— Круто. Тогда пойдём сегодня на танцы?

— На танцы? Но…

— Никаких но. Я буду ждать. И тебя замучает совесть, если не придёшь.

Вот так, думай теперь.

Я возвращался в приподнятом настроении. Хорошо быть снова молодым! Красивые девушки не морщатся брезгливо. Шарахаются, правда, но это поправимо. Пара стульев, доверительный разговор — и самые радужные перспективы на горизонте. За приятными мыслями чуть не забыл, зачем у меня в кармане лежит авоська. И места вокруг незнакомые, куда-то не туда свернул.

О, женщина идёт с ребёнком, сейчас спрошу.

— Здравствуйте, — вежливо обратился я. — А где здесь…

Я не договорил фразу, во все глаза уставившись на собственную мать. Ту, первую, мою настоящую маму, которая уже пять лет как умерла в моей прошлой жизни. И которая стояла сейчас передо мной, сжимая маленькую ладошку сына. Мою ладошку.

Меня всего обдало морозом, я даже попятился, вспоминая всякие ужасы с парадоксами времени, и в то же время понимая, что это не тот случай. Я-то в чужом теле. Мне не грозит аннигиляция от встречи с самим собой. Наверное.

— Здравствуй, Саша, — улыбнулась она. — Ой, тебя и не узнать. Стрижка какая хорошая. Что ты хотел спросить?

— Н-ничего.

— Сынок, поздоровайся с Мишиным братом.

— Дласьте, — бойко сказал я себе.

Что? Не помню, чтобы у меня были проблемы с буквой «р».

— А где Миша? — продолжила моя младшая ипостась.

— Он… дома.

— Ты в магазин? — прервала театр абсурда мама. — Мы в «Тайгу» за молоком. Поздно сегодня привезли с подхоза, не скисло бы по жаре. Тебя тоже отправили, наверное?

— Ага, — ошарашено кивнул я и пристроился с противоположного бока матери. Подальше от себя самого.

— А где твой бидон? — проницательно заметила она, и я вспомнил, что мать что-то говорила про молоко. Только не мне, а Таньке. А у мамы в руке хозяйственная сумка, а в ней брянькает, наверняка тот самый бидон. Я его помню — маленький, алюминиевый, на один литр. Я с ним ходил за молоком с первого класса. Потом уж побольше тару выдавали. И сумку эту помню, тоже с ней ходил.

Нас с гиканьем и трелью звонка обогнали четверо мальчишек на велосипедах. Мы как раз подошли к маленькому деревянному мостику над заросшей траншеей и мама прижала к себе сына, чтобы пропустить громкую детвору. Её платье плотно прижалось к животу, и я заметил, что он округло выпирает как у беременной. И платье — балахон, совсем не для молодой женщины, какой она по сути является. Ей же и тридцати ещё нет. Меня повторно обдало кипятком, и мысли бешено завертелись в голове. Моя мать беременна? Она была беременна летом семьдесят пятого?! Но почему я ничего об этом не знал? И что случилось с этой беременностью, учитывая, что я рос единственным ребёнком в семье. Нет, это слишком для одного дня. Надо ещё раз встретиться с отцом, и указать ему на этот факт. О себе не заботится, так пусть о беременной жене подумает. Это что же, произошёл выкидыш? Из-за его смерти? Или довели добрые люди? Твою ж дивизию, у меня мог быть брат или сестра! Ну нет, батя, никуда я тебя после двадцатого не пущу. Хоть связать придётся для этого и держать взаперти.

В магазине я продолжал думать о своём и крутить варианты развития событий. Меня пытались дозваться, и мама и продавцы в разных отделах.

— За молоком? Так Танюшка уже прибегала, — сообщили нам в отделе с холодильниками.

— Саша, ты брать что-то будешь?

— Да-да, — спохватился я. — Вот список.

Женщины сами напихали мне в авоську нужное — сахар, какие-то кости, называемые мясом, ах, это супнабор. Колбасы, записанной матерью (не этой, а той, которая Шведова) со знаком вопроса, предсказуемо не было. Зато неожиданно вынесли из подсобки фрукты, и эта мать, которая со мной, тьфу ты, я в них путаться скоро начну, воспряла духом, накидала себе и мне яблок. Ещё у меня оказалась стеклянная бутылка растительного масла, пачка индийского чая и две красные пачки печенья «Юбилейное». С пяти рублей ещё сдача осталась. За яблоками сразу выстроилась очередь, поэтому мы поспешили на выход, чтобы не оказаться в толпе.

— Ой, как удачно сходили! — радостно сообщила мама.

— Давайте помогу, — подхватил я у неё потяжелевшие сумки, оставив памятный литровый бидончик.

Всё бате выскажу. Какого хрена у него беременная жена таскает покупки сама?! И зря он от меня таился, сейчас и дом наш увижу.

Неа. Не вышло. Вот и он, собственной персоной.

— Наташа, ну я же просил меня дождаться! — укоризненно начал он, столкнувшись с нами в тамбуре магазина.

— Папа! — радостно завопил мелкий я.

— А ты что здесь делаешь! — опознал он меня наконец.

— Саша нам предложил помочь!

— Иди-ка сюда, — вцепились мы с батей друг в друга. И выскочили за двери и дальше — за угол магазина.

— Я тебе что говорил про мою семью! — начал батя.

— Ты мне почему не сказал, что мама беременна? — парировал я. — Ты совсем?!

— А что же ты сам этого не знал?

— Придурок! Не знал! Я единственный ребёнок у мамы! Как ты думаешь, почему?! Да потому, что второго она не родила! Ты как хочешь, а лови своих преступников вотпрямщас или я тебя под замок посажу после двадцатого! Всё тебе ясно?!

— Что происходит? — выплыла из-за угла мама, глаза как плошки.

— Прости… те, — выдавил я. — Мы тут немного погорячились, но ваш муж, надеюсь, всё осознал. И не будет делать глупостей.

— Так. Развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл домой, — скомандовал батя. — Тебя там уже потеряли. Мать прибегала. Извини, Наташа, я объясню потом. Тут у нас сложно всё.

— Куда идти? Я в ваших трёх соснах потерялся уже.

— Туда. Прямо, на углу налево.

И я ушёл, спиной чувствуя взгляды родителей и мелкого счастливого пацана, который сейчас пойдёт с ними домой.

Глава 13

Домой я бежал, вымещая в скорости злость и обиду. Оказаться в роли старшего нелюбимого ребёнка в семье было неожиданно неприятно. Никто не виноват в данной ситуации, но от этого не легче. Почему я должен идти к чужим людям, и жить с ними под одной крышей?

Потому что им ты нужен, а твоим родным и без тебя неплохо. На самом деле плохо, конечно, но поди ещё докажи, что я прав, и через неделю их счастье может закончиться.

Где эти дружбаны, от которых я могу получить полезную информацию? Когда нужны, так нет никого. Придётся сегодня на танцах не столько развлекаться, сколько работать агентом милиции. Но с Соней я потанцую, должна же у меня быть личная жизнь?