Разбой - Петр Воробьев

Вместо того, чтоб находиться в его правой глазнице, механический глаз мистагога перекочевал на направляющую поверх странного устройства в Ардериковой руке.

– Лучемёт? – спросил Самбор, подсаживая Осфо на сиденье справа от парового котла. – Микроускоритель, – Ардерик с поворотом и щелчком вернул глаз на прежнее место. – Моя работа.

– Так ты же теоретик?

– Теоретик, но что я не могу построить, то я не могу понять, вот!

– Отменно! – учёный из-за моря потянулся к «микроускорителю». – На сколько выстрелов хватает рафлады[151]?

Мистагог посмотрел на моргавший на устройстве красный огонёк, спрятал диковину в рукав, и полез в кузов. Самбор сдвинул заплечные ножны слегка вбок и уселся рядом. Немир обошёл мёртвого колошенца, стараясь держаться от тела не ближе, чем на сажень. Аматтан уступил водительское место Хлебнику и встал у топки, в опасной близости от неприкрытого кожухом маховика. Места в кузове уже не оставалось, ученику корчмаря пришлось примоститься на подножке.

– Аматтанушко, подкинь дровец, сейчас разгонимся, – Хлебник повернул рычаг тормоза и потянул в вверх.

Разогнанный «Фодден» мог потягаться в прыти с престарелым неспешуном, готовившимся к ночлегу. Это обернулось к лучшему, потому что в самом начале Гроданова спуска проезжую часть перегородил сбитый самолёт, обрушивший дом. Из переулка перед развалиной доносились лязг оружия и боевые кличи:

– Джинаха́а! Нана́-сагу́!

– Мочить! Хряпи́ в дрыск! Хрюхря!

Хлебник, бормоча под нос «Ну так-то зачем ругаться», обеими руками повернул штурвал вправо, направляя грузовик в сторону звуков. Во дворе одного из домов побогаче, полдюжины разрозненно одетых горожан рубились с десятком предположительных колошенцев. Несколько тел уже валялось на мостовой в расплывавшихся кровавых лужах. Пока Немир размышлял о странной, но неоспоримой разнице между хорошо ему знакомыми мертвецки пьяными и мало, а лучше б вообще никак не знакомыми, мёртвыми телами, Вамба спрыгнул с подножки, вытащил шестистрел из кобуры, замер, и в быстрой последовательности разрядил барабан. Два колошенца мешками повалились на камни, один выронил копьё с длинным наконечником и схватился за голову.

– Так лучше? – крикнул гутан, на левом повороте догоняя «Фодден».

– И без тебя б справились! – ответила дюжая баба, под странным углом втыкая лезвие совни[152] в живот обезоружившемуся противнику.

Схватка скрылась за углом.

– Справились бы, как же, их доспехи пули не берут, – продев локоть через поручень, Вамба пытался перезарядить оружие.

Грузовичок тряхнуло – передок парового котла отбросил с дороги обезумевшую и изрядно подпаленную лошадь. Хлебник крутанул штурвал влево, потом снова вправо, слегка зацепив передним крылом фонарный столб.

– Гироплан! – раздался из кузова голос Самбора. – «Кодор три дюжины восемь»! Притормози?

И впрямь, на плоской крыше одного из домов вниз по Гроданову спуску стояло приспособление, напоминавшее сдвоенный скелет стрекозы – будь у стрекоз скелеты. На парусине хвостового оперения, которому прихоть разработчика придала сходство с драконьим хвостом, угадывались руны «шесть» и «два» под чугуанским каланом с гроздью винограда в лапах.

– До сих пор не в воздухе? – осудил Бакуня. – Лаптя дал!

Хлебник вдавил ножной рычаг сцепления в пол, толкнул вниз тормоз, «Фодден» с жалобным скрежетом остановился, но Самбор успел выпрыгнуть из кузова, ещё когда машина двигалась.

– Погоди, он его сейчас поднимет, а как же лётчик городской стражи? – спросил один из товарищей Бакуни. – Или так раззяве и надо?

– Не стоит так о мёртвом, – Хлебник указал на пару трупов в лётной справе, простёртых у опрокинутой приставной лестницы.

Самбор стащил с одного из мертвецов очки, вытер кровь об его воротник, зачем-то поклонился покойнику, и прислонил лестницу к стене, готовясь лезть на крышу, к металлической стрекозе, довольно неубедительно прикидывавшейся летучим змеем или птицеящером. Последнее следовало отнести за счёт вошедшей в обычай стародавней чуди гутанских умельцев, начавших строительство гиропланов «Кодор» в Крогдене, на далёком холодном Энгульсее.

Немир часовой примерно давности просто наблюдал бы за происходившим, внутренне холодея при виде мертвецов, и ждал бы, пока его привезут в крепость. От нового Немира, при всех поцелованного Тославой, приходилось ждать большего.

– Погоди! – новый Немир спрыгнул с подножки. – Там сзади второе место, и ракетное ружьё!

– Дело! – крикнул в ответ Самбор, присобачивая сбрую клеймора к распорке. – Полезай!

Даже улучшенная и облагороженная разновидность помощника корчмаря не была способна позаимствовать снаряжение у трупа, так что Немиру осталось взобраться по лестнице, сделать несколько шагов по сланцевым плиткам крыши, и примоститься в узкое дырчатое сиденье с чешуеобразной насечкой, под которым зачем-то была прикручена проволокой большая чугунная сковорода для жарки блинов. Нижняя часть стойки с полудюжиной ракет для ружья была подобным же образом украшена помятым котлом. Рисунок вмятин был странным – как будто кто-то стрелял по посудине из дробовика. С небольшой задержкой, Немир сообразил, что «как будто» в предшествовавшем рассуждении было почти наверняка излишним, что настораживало.

– Вденься в уши, – Самбор толкнул Немира в плечо, разворачивая его в сторону крюка, на котором висели наушники. – Так, уровень топлива, заслонка, обороты, переговорное… «День Лось шесть два», это что? Наши позывные? Асирмато, пускач здесь?

Запищало, затарахтело, завоняло, относительно небольшие винты слева и справа от сидений пришли в движение. Немир просунул голову в наушники, звук двигателя стал потише, зато добавился электрический треск.

– Сейчас, на какой они частоте… – голос лётчика прозвучал одновременно сзади (спереди по ходу) и из наушников.

Тон треска несколько раз сменился, потом стали различимы нёсшие пугающий бред голоса. «Крепость, три пузыря в слойке на час из-под заката»! «Урод лёд тис семь четыре, против шерсти идёшь, левое мудо перевесило»! «Крепость, здесь урод лёд дар четыре четыре, палки встали, кидаю кости за борт»! Голос «Крепости» уловимо потяжелел. «Семаргловы крылья тебе в помощь, четырежды четвёртый».

– Стой, а как взлетать-то без катапульты? – этот вопрос Самбора также не добавлял уверенности. – Это что? Ракетный ускоритель?

Заревело, зажмурившегося Немира вдавило в сиденье, затем ощущение прибавившегося веса сменилось неприятной лёгкостью.

– Забыл добро на взлёт… Как там говорят ракетчики… В глазах страх, в заду огонь! Крепость, здесь гироплан день-лось-шесть-два, прошу вводные!

Немир раскрыл глаза. С непривычки, ему трудно было определить, являлись ли дикая тряска и дрожь обычными для полёта на гироплане, или первыми знаками, что шаткое сооружение вот-вот рассыплется в воздухе. Город остался далеко внизу, очертания улиц, хоть и обозначенные жёлтым светом электрических и синеватым мерцанием газовых фонарей, были трудно узнаваемы. Преимущественно тёмное пространство слева скорее всего соответствовало морю. За волноломом к югу от входа в Плотовую гавань ярко горел, от носа до кормы отражаясь в воде, «Студёный Рассвет». Саженях в ста, пулемёт над мостиком казавшейся игрушечной «Удали Гемлеле́» снизу вверх поливал зажигательными пулями что-то невидимое.

– Свинтопруль день-лось-шесть-два, даю бегунок! Над тобой в низкой куче хрюн, рылом на Кашайку! Всуропь клачи, ты один!

– «Всуропь клачи», – явно передразнил Самбор. – У этой груши с тремя бантиками потолок десять гроссов, и то если со скалы в одиннадцать скинуть…

– Всуропь что? – обычным голосом спросил Немир, не успев сообразить, что у стрелка из ракетного ружья имелись наушники, но не было микрофона. Пришлось кричать:

– Что происходит?

– Над нами в облаке аэронаос, летит на юг, попробуем догнать! – прозвучал в наушниках Самбор. – Что они говорят по асирмато, я сам понимаю едва половину!

Звук двигателя стал выше и натужнее, гироплан повернул, одновременно поднимаясь вверх. В поле зрения Немира мелькнули жёлтые и багровые разрывы над башнями крепости, потом снова город, потом тёмная полоса Кашайки, где два могучих столба поднимавшегося ввысь пара обозначали положение «Хранительницы Меркланда». Стало заметно холоднее, между гиропланом и гаванью повисли полосы тумана. Крики в наушниках продолжались, и в них даже стала понятна некоторая логика. «Крепость» отдавала приказы и изредка подсказывала направление. «Уроды», «свинтопрули», «простыни», «гнуси» и «килайчики» с рунно-числовыми позывными защищали Чугуан от «пузырей», «хрюнов», «свистков», «кирпичей», «бакланов», и уже знакомых ученику корчмаря мышекрылов. Сообщив, что у них «летят значки» или «кусты мелькают», несколько голосов успело пугающе замолчать.