Британия. Краткая история английского народа. Том II - Джон Ричард Грин

обвинения бегством за море. Сам Лод был посажен в тюрьму. Смутное предчувствие будущего проглядывает на страницах его дневника и придает суровому человеку странную мягкость. «Я остановился в Ламбете до вечера, — писал архиепископ, — чтобы избежать внимания народа, и пошел на вечернюю молитву в мою капеллу. Псалмы этого дня и 50-я глава Исайи доставили мне большое утешение. Да сотворит меня Бог достойным его и способным воспринять его. Когда я прошел к моей барке, там стояли сотни моих бедных соседей и молились за мою безопасность и возвращение домой; за это я благословляю Бога и их». Карл I вынужден был безучастно смотреть на крушение своей системы: шотландская армия все еще стояла на севере, а парламент вовсе не спешил выделить средства, необходимые для ее удаления, так как видел в присутствии шотландцев ручательство против своего роспуска. «Мы не можем обойтись без них, — откровенно признался Строд, — филистимляне еще слишком сильны для нас». Неправильные действия Карла I одно за другим были устранены. Корабельная подать была объявлена незаконной, приговор по делу Хемпдена отменен, один из судей посажен в тюрьму. Особый статут подтвердил «старое право подданных нашего королевства, по которому никакой товар, вывозимый или ввозимый подданными или иностранцами, не должен и не может быть без общего согласия в парламенте обложен субсидиями, пошлинами, налогами или какими бы ни было сборами», и тем самым навсегда положил конец всяким притязаниям короны на произвольное обложение. Новый билль постановил созывать палаты каждые три года и обязал чиновников приступать к выборам даже без приглашения к тому короля. Для рассмотрения вопроса о церковной реформе была выбрана комиссия, по докладу которой общины провели билль, удалявший епископов из Палаты лордов.

Король не проявлял признаков сопротивления. Все знали, что он решительно выступает против упразднения епископата, но он не сделал попытки помешать удалению епископов из Верхней палаты. Он намеревался спасти жизнь Страффорда, но ничего не противопоставил его обвинению. 22 марта 1641 года в зале Вестминстера начался процесс по делу графа, и для поддержки обвинения явилась вся Палата общин. Насколько дело возбуждало страсти, видно было из громких криков сочувствия или ненависти, раздававшихся с переполненных скамей. Две недели с замечательными энергией и ловкостью защищался Страффорд против предъявленных ему обвинений и пафосом защиты доводил слушателей до слез; но вдруг процесс приостановился. Граф был вполне изобличен в превышении власти и злоупотреблениях, но с формальной стороны обвинение в измене было обосновано слабо. Говоря словами Галлама, «английский закон не говорил о замыслах против себя»; статут Эдуарда III ограничил понятие измены ведением войны против короля и покушением на его жизнь. Общины старались подкрепить свои доказательства ссылкой на заметки о заседании Тайного совета, на котором Страффорд убеждал воспользоваться ирландскими войсками «для подчинения этого королевства»; но лорды готовы были допустить это доказательство только при условии полного пересмотра процесса. Пим и Хемпден продолжали считать обвинение доказанным, но общины не согласились с ними и, руководимые Сент-Джоном и Генри Мартеном, решили отказаться от этой судебной процедуры и вернуться к «Биллю об опале» (attainder).

Их прием вызвал суровое порицание авторов, мнение которых в этом вопросе заслуживает внимания. Хотя дело Страффорда и нельзя было подвести под статут об изменах, состав преступления все же имел ся. Формально в законе не всегда можно предусмотреть все крупные опасности, которые могут угрожать национальной свободе. Даже в наше время министр может воспользоваться настроением парламента, избранного в момент народного страха, и, когда народ образумится, все таки управлять вопреки его воле, отказываясь от обращения к стране. Формально подобный прием был бы правильным, но на деле такой министр все-таки был бы преступником. Деятельность Страффорда, можно ли было подвести ее под закон об изменах или нет, с начала и до конца была направлена против свободы всего парода. Как последнее средство нация сохраняла за собой право самозащиты, и «Билль об опале» служил применением такого нрава к наказанию общественного врага, вина которого не подходит под писаный закон. Для спасения Страффорда и епископата Карл I готов был согласиться на предложение предоставить высшие должности вождям парламента с графом Бедфордом в качестве лорд-казначея; условиями он ставил только сохранение епископата и избавление от казни Страффорда. Но переговоры об этом были прерваны смертью Бедфорда и обнаружением того, что Карл I все время руководствовался советами лиц, предлагавших ему достичь той же цели, побудив войско двинуться на Лондон, захватить Тауэр, освободить Страффорда и избавить короля от опеки парламента.

Раскрытие военного заговора решило участь Страффорда. Лондонцы пришли в неистовое возбуждение, и когда пэры собрались в Вестминстере, толпы народа с криками: «Правосудия!» окружили палату; 8 мая лорды приняли «Билль об опале». Графу оставалось надеяться только на короля, но через два дня Карл I дал на билль свое согласие и предоставил бывшего министра его судьбе. Страффорд умер так же, как и жил. Друзья предостерегали его, что перед Тауэром собралась огромная толпа, чтобы присутствовать при его смерти. «Я умею смотреть в лицо как смерти, так и народу, — гордо ответил он им, — благодаря Богу я не боюсь смерти и теперь снимаю свой камзол так же спокойно, как делал это, отправляясь спать». Когда топор упал, общий радостный крик прервал молчание огромной толпы. Улицы осветились потешными огнями; на всех колокольнях звонили в колокола. «Многие, — говорил очевидец, — придя в столицу посмотреть на казнь, вернулись назад, с торжеством размахивая шляпами, и радостно кричали в каждом городе, через который проходили: «Ему отрубили голову! Ему отрубили голову!»

Неудача попытки создать парламентское министерство, раскрытие военного заговора и казнь Страффорда были поворотными пунктами в истории Долгого парламента. До мая еще были надежды на соглашение между общинами и короной, которое могло положить приобретенную свободу в основу новой системы правления; но с мая таких надежд осталось немного. С одной стороны, со времени военного заговора воздух был насыщен слухами и опасениями; скрип нескольких столов оживил воспоминания о «пороховом заговоре», и депутаты кинулись из Палаты общин в полной уверенности, что под нее заложена мина. С другой стороны, Карл I полагал, что согласие на новые меры было вырвано у него силой и потому при случае может быть взято назад. В своем страхе обе палаты принесли присягу защищать протестантизм и общественные вольности; затем этой присяги потребовали от всех гражданских чиновников, и масса народа охотно ее приняла.

Тот же страх перед контрреволюцией побудил Гайда и «умеренных» членов Палаты общин принять билль, постановлявший, что настоящий парламент может быть распущен только с его собственного согласия.