Манхэттенское безумие (сборник) - Ли Чайлд

Некоторые люди с годами меняются очень мало в отличие от остальных, и на морщинистом лице Артура я читал ту же самую дерзость и нахальство двадцатидвухлетнего парня, с которым встречался в 1946 году. Он тоже меня помнил, хотя с тех пор мы с ним не виделись. Артур огляделся вокруг, осмотрел все напоминавшие о былой деятельности вещицы, заполнявшие мою гостиную, и заявил, что это вызывает воспоминания. Я же хотел вызвать одно-единственное воспоминание и обсудить его за бокалом «Реми Мартен ХО».

Когда он увидел в моей «галерее известных преступников» фото Дэнни Креншоу с дарственной надписью, я небрежно заметил:

– Думаю, вы помните ту вечеринку у Дэнни в сорок шестом году?

– Отлично помню! Отель «Макалпин». Теперь это называется «Хералд-тауэрс». Они сбили все те потрясающие фрески и стенную роспись в ресторане в цокольном этаже. Кажется, они теперь украшают какую-то станцию подземки… Не станешь же спорить с прогрессом, не так ли?

– Можно и поспорить, только прогресс не станет нас слушать. Вы подробности той вечеринки включили в свои мемуары?

– Нет, они туда никак не лезли, так что в итоге были отрезаны на монтажном столе, как сказали бы в Голливуде. Мы их, конечно, записали. Мы – это моя дочь Элинор и я, она помогала мне готовить эту книгу. А те события так запечатлелись у меня в памяти, что я смог их почти подробно восстановить, слово в слово, и записать на магнитофон. Ничего не пропустил.

– Насколько я помню, Элинор тогда была совсем еще младенцем. Но она тоже присоединилась к семейному бизнесу, не так ли?

– Да еще как! Она гораздо более талантливая актриса, чем ее папочка, как мой отец беспрестанно мне напоминал. Много работает на телевидении, в театре, в кино.

– Но вернемся к тому вечеру в апартаментах Дэнни. Я знаю, что у вас отличная память, но сомневаюсь, что вы дословно помните все разговоры, которые вели, и все вечеринки, на которых успели побывать со времен Второй мировой войны.

– Конечно, нет, но тот вечер мне не забыть ни за что. Особенно обмен мнениями о той песенке старика Гершвина между Дэнни, его женой и Джерри Кордовой. Элинор этот кусок страшно понравился.

– Вы не могли бы прислать мне распечатку этой записи? Она могла бы мне пригодиться.

– Конечно, пришлю. С радостью. А откуда вдруг такой к этому интерес, Себ?

– Я считаю, что именно тогда вы и ваш отец задумали поиграть в Бродвейского Палача.

Глаза Артура Беласко сперва расширились, потом сузились. Он огляделся вокруг, как затравленное животное. Потом заговорил нараспев, словно речитативом, и в его голосе звучала угроза:

– Себ, я не знаю, что вы думаете или знаете и каким образом вы это узнали. Но если вы рассчитываете, что все еще будете дышать, когда я отсюда уйду, то нам следует прийти к взаимопониманию, договориться…

И его рука потянулась к оттопыренному карману пиджака.

– Ничего у вас не выйдет, – сказал я. – Вы же не будете стрелять в меня в моих апартаментах.

– Есть и другие способы, – заявил он, и его глаза засветились безумным блеском. – Я же специалист в этом деле, не так ли?

Я сохранял непроницаемое выражение лица так долго, как только мог. Потом все же рассмеялся.

– Ваш папаша был прав. Вы бездарный актер.

Тут он тоже засмеялся и достал из кармана трубку.

– А я вас все-таки провел, хоть и на минутку, а?

– Может быть, только на минутку, – согласно кивнул я.

– Ну, на минутку и вы меня провели. Я, знаете ли, слыхал про эту сумасшедшую теорию Дэнни, и, возможно, в этом что-то есть. Но чтобы убийцами были мой старик и я? Притянуто за уши, и я рад, что вы всерьез так не думаете.

– А вот и думаю! И всерьез, – сказал я. – Артур, мы с вами отлично понимаем, что шансы на то, что можно будет предъявить кому-то обвинение в серии убийств, которые полиция даже не признает уголовными преступлениями, да еще и после стольких лет, равны нулю. Кроме того, нет никаких доказательств, чтобы подкрепить эту мою теорию в суде. И еще мы понимаем – что бы я сейчас ни сказал, вам нечего бояться, и у вас нет причин вытаскивать свою «пушку», чтобы шлепнуть меня, да еще и в такой приятный день. Но я был бы рад, если бы вы – просто между нами – признались в этом и рассказали, как вам удалось все проделать.

– Ну вы и нахал! – сказал Артур, все еще принимая это за шутку. – Прежде всего, какие у вас имеются доказательства?

– О’кей, сейчас представлю. Первое – все эти песенки. Две из тех, что содержали указания на убийства, были взяты из постановки «Капризы Зигфелда», а всем известно, что ваш отец в тот момент работал на «Зигфелда».

– Ну-ну. И что с того?

– А вот и еще кое-что. Бо́льшая часть песен, если не считать Ирвинга Берлина, это песенки незначительных и малоизвестных бродвейских композиторов. Никакого тебе Гершвина, Портера, Роджерса или Керна. Вместо них – Шон, Блицстайн и Браун. Но одна песня принадлежала Курту Вейллу, и именно его ваш отец назвал тогда лучшим бродвейским композитором.

– Фило Ванс и Чарли Чан[42] отбросили бы это как несущественное.

– О’кей, но давайте посмотрим на ваши алиби. Элмер не мог совершить все эти убийства. Вы не могли совершить все эти убийства. Но попеременно вы оба могли все их совершить. Вы с Элмером шутили по поводу того, что он желает, чтобы вы вошли в семейный бизнес. А не могло ли так случиться, что он позвал вас и в это дело, в этот свой проект?

– Ох, если б он и впрямь был серийным убийцей, то, вероятно, так и поступил бы. Прекрасный он был семьянин, мой папаша… Ну, что еще у вас имеется?

– В сообщении перед убийством Нэта Сперлока говорилось о ком-то, собирающемся бежать марафонскую дистанцию. Связь сразу не очевидна, как в других случаях. Но Нэт Сперлок и Элмер Беласко вместе работали над провалившимся мюзиклом под названием «Бостонский марафон».

– Я его помню. В Бостоне он и провалился, где ж еще?

– Может быть, Элмер стал тогда одной из жертв Нэта.

– Ну, мы его достаточно сильно ненавидели. И, тем не менее, все это слишком хило.

– Ну и пусть себе будет хило. Но самую лучшую улику я приберег напоследок. Те строки насчет Массачусетса и Нью-Йорка взяты из шоу под названием «Новые лица»; оно было выпущено в пятьдесят втором году, но на сцене не появлялось до мая того года. А в конце пятидесятого, когда произошло убийство Джастина Джентри, вы работали над сатирическим музыкальным ревю, в котором должны были выступать разные юные таланты. По мне, так это и были «Новые лица».

– Так оно и было. Я горжусь тем, что работал над этим шоу. Невероятный подбор актеров! Пол Линде, Эрта Китт, Кэрол Лоуренс, Эллис Гостли, Мел Брукс! Но на что вы намекаете?

– А вот на что. Перед самой премьерой, когда еще шли репетиции, сколько людей знали текст этой песенки про Лиззи Борден? Только те, кто был связан с подготовкой спектакля. И тот, кто поместил эту строку в колонку личных объявлений, чтобы предсказать убийство Сперлока, должен был участвовать в подготовке этого шоу еще до премьеры.

– Вот это уже лучше, Себ, должен признать. Но все равно, это всего лишь необоснованные подозрения. Откуда вам знать, сколько народу слышали эту песенку еще в период подготовки, да мало ли кто еще мог слышать этот текст? Автор мог, например, целый год перед этим распевать ее на каких-нибудь бродвейских вечеринках. Джерри Кордова мог ее сыграть, это мы легко можем себе представить.

– О’кей, это лишь предположение. Спекуляция. И я вовсе не ожидаю, что смогу кого-то этим убедить и удовлетворить. Я просто хочу удовлетворить собственное любопытство. Так почему бы вам просто не признаться мне, что это сделали вы? Вы и ваш отец?

Артур помотал головой.

– Извините, Себ, но должен вас разочаровать. Вы выстроили умную теорию. Роузи Паттерсону она бы страшно понравилась. Но мой отец и я не были убийцами. – Секунду помолчав, он хитровато улыбнулся. – Мы, конечно, могли это сделать, и если б сделали, это не было бы преступлением. Это было бы услугой обществу. Помните ту книжку, что написал О. Джей Симпсон[43]?

– Где он заявил, что не делал этого, но если б сделал, то сделал бы это именно так?

– Совершенно верно. Идея! Вот я, просто для развлечения, приготовлю для вас такой номер в стиле О. Джея Симпсона на тему о Бродвейском Палаче.

– Начиная с Клода Ансельма.

– Ох, это, видимо, проделал бы папочка, в одиночку. Допуская, конечно, что это был и впрямь первый номер в той серии, а не просто нападение случайного грабителя, как все тогда полагали. Папаша люто ненавидел Ансельма. Они работали вместе, так что он знал, как тот обычно действует. Он бы выследил этого мерзавца и убил бы его, а потом смылся бы оттуда, зная, что его никто никогда не станет подозревать. Но, предположим, я узнал бы об этом. Может, я виделся с ним сразу после убийства и заметил что-то, что навело бы меня на такую мысль. Может, когда он избавлялся от орудия убийства. Окровавленная клюшка для гольфа вполне подошла бы. Ну, и заставил бы его рассказать мне правду, и он заставил бы меня согласиться держать язык за зубами. Конечно, у меня не было бы никаких проблем в смысле моральной стороны дела. А потом эта бредовая выдумка Роузи вдохновила бы нас и инспирировала продолжение. Папаша ведь однажды такое уже проделал, не так ли? Так почему бы ему не повторить это, особенно если я буду ему помогать? Да еще и опубликовать на следующий день в колонке личных объявлений ту строчку из песни, намекнув на то, что Ансельм был скверным игроком в гольф. В те времена ничего не стоило тиснуть такое объявление анонимно. А потом, после этого, мы бы поставили перед собой более сложную задачу, и это был бы настоящий вызов. Например, предсказать убийство в газетах еще до того, как мы его совершим. Может быть, у меня возникло такое желание, чтобы доказать папочке, что я и впрямь хороший актер, что я могу нацепить какой-нибудь жуткий парик и совершить праведное убийство и отлично замести все следы… Слушайте, а ведь из этого может выйти отличная история, забойный сценарий! Я уже почти жалею, что это не происходило в действительности. Ну, посмотрим, что там у вас есть еще?