Лёлька и Колдун - Марта Юрьевна Алова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь, в новом саду, с ней произошло ещё кое-что важное – и оказалось самым лучшим событием за весь тот страшный год. Однажды вечером, когда они с бабушкой уже уходили домой, их буквально в дверях поймала музыкальный преподаватель Эльвира Григорьевна.
Эльвира Григорьевна была женщиной крупной, энергичной и очень громкой. Алана её побаивалась, отчего-то ей казалось, что Эльвира Григорьевна её недолюбливает. Преподавательница отозвала бабушку в сторону и принялась ей что-то объяснять, а девочка сжалась в тревоге. Сейчас Эльвира Григорьевна, наконец, откроет бабушке глаза на то, какая она, Алана, бездарность без слуха, голоса и чувства ритма. А может, предложит вообще не водить её на музыкальные занятия – чтобы не забирать время у других, более талантливых детей?
Этого Алане очень не хотелось. Музыку она любила и занятия, не смотря на некоторую робость перед преподавательницей, посещала с удовольствием. Поэтому внимательно наблюдала за лицами женщин, пытаясь прочитать по губам, о чем они ведут беседу, и тут – о, чудо! – бабушка повернула к ней голову. Её лицо светилось от гордости.
По дороге домой выяснилось, что на самом деле Эльвира Григорьевна вовсе её не недолюбливает, а как раз даже наоборот – считает очень способной и выделяет среди других детей. И бабушку отзывала именно для того, чтобы рассказать ей об Аланинах успехах и отличных музыкальных задатках, которые она рекомендовала непременно развивать дальше. Так Алана начала учиться музыке.
******
Музыка её заворожила, поглотила и стала на долгие годы верным, а порой и единственным другом. В памяти навсегда запечатлелся зал с красными портьерами, куда её, пятилетнюю малявку, бабушка отвела в качестве ознакомительной программы на отчетный концерт музыкальной школы.
Высокий худощавый мальчик, взрослый и красивый, почти юноша, играл на скрипке, стоя посреди пустой сцены, показавшейся Алане огромной. Темные прямые волосы спадали ему на щёки и лоб, он встряхивал головой, откидывая их, и улыбался залу – бесстрашно, открыто. Миша Сазонов – талант и гордость школы, настоящий принц, в которого поголовно были влюблены все ученицы музыкалки с первого по выпускной класс. Об этом Алана узнала позже, когда сама пополнила ряды этих учениц. А тогда… тогда просто, раскрыв глаза, уши, и (сама того не замечая) рот, глядела на него, не понимая, как можно извлекать столь неземные звуки какой-то палочкой.
И когда её спросили, хотела бы она учиться здесь, она без раздумий ответила: да! И только на скрипке!
Но скрипка, которую ей дали в руки, к величайшему её сожалению, звуков, подобных тем, что демонстрировал Миша, не издала. Вместо них Алана услышала лишь неприятный скрип и разочарованно поглядела сначала на скрипку, потом на смычок. А после – на трёх женщин из приёмной комиссии, которые смотрели на неё и неизвестно чему улыбались.
"Теперь меня отсюда точно выгонят!", – с горечью подумала Алана. Но никто никуда её не выгнал. Важная полная женщина в тёмных роговых очках (Алана сразу решила, что она здесь главная – и не ошиблась) погладила девочку по голове и сказала солидным баском:
– Ничего, научишься! К нам такими все приходят.
И она начала учиться. Пробегали дни, недели складывались в месяцы, рука становилась твёрже, смычок плавал ровнее, а звуки, издаваемые инструментом, становились всё ярче, красивее и выразительнее.
Музыка захватила её почти полностью. Алана знала, что некоторых учеников родители гнали в музыкалку едва ли не пинками. Например, Колю Зубова, с которым они сдружились. Коля скрипку терпеть не мог, но его мама вбила себе в голову, что сын непременно должен стать великим скрипачом и не принимала никаких отговорок. Поэтому предприимчивый Николай частенько врал матери, что идёт заниматься к Алане, а сам, оставив у неё скрипку, бежал на каток.
Алане это было очень удивительно, сама-то она не испытывала никакого давления с бабушкиной стороны. Наоборот, исключительно по собственной инициативе могла играть часами, благо соседи попались понимающие. Бережно прижимала струны к грифу, ощущала щекой приятную прохладу деревянного корпуса и улетала куда-то в неведомую страну, названия которой не знала.
Иногда звук получался особенно нежным и певучим, а иногда (и в этом была какая-то загадка), Алане казалось, что где-то вдалеке ей подпевает другая скрипка. Когда это ощущение появилось впервые, она в ту же секунду прекратила игру и начала озираться по сторонам, но второй звук тут же стих, будто и не было его. Однако впоследствии эти моменты стали повторяться ещё и ещё, и больше не вызывали удивления. Наоборот, однажды Алана поймала себя на мысли, что ждёт уже сама, когда же вновь возникнет это волшебное чувство "удвоения". И с радостью ловила каждый его миг, потому что такие моменты заставляли её забыть обо всех горестях.
А после, поздно вечером или ночью, сидя в темноте на подоконнике между старым бабушкиным кактусом – по словам бабушки, он был старше самой Аланы – и одноглазым плюшевым медведем, Алана думала: вот удивится Лёлька, когда вернётся и услышит, как здорово она научилась играть. Хорошо бы было, если бы она не только удивилась, но и порадовалась. Вот только пойти с ней в музыкалку сестра вряд ли захочет. Куда вероятнее, Лёлька, как и Коля Зубов, выбрала бы каток.
Спустя год Алана стала лучшей среди будущих маленьких скрипачей своего класса. Её ставили в пример, её начали выделять преподаватели, некоторые даже сравнивали её с самим Мишей Сазоновым, который к тому времени уже благополучно выпустился, но его фотография продолжала украшать местную Доску Почета. В сентябре первоклассница Алана Николаева пошла и в обычную образовательную школу, где тоже вскоре превратилась в первую ученицу всей своей параллели. Учёба давалась ей легко, учиться нравилось, но скрипку она не забросила и каждый день (включая даже воскресенье, когда этого никто от неё не требовал), едва сделав уроки, с радостью хваталась за инструмент.
А потом всё изменилось.
Глава 7
С отцом Алана виделась редко. Он появлялся раз в месяц, в основном по выходным, и почти всегда – навеселе. Приносил бабушке деньги, иногда – игрушку Алане. Но этим визитам девочкам была не рада. При встречах с отцом она всегда чувствовала какую-то непонятную неловкость; подарки брала, вежливо говорила "Спасибо, папа!", а потом складывала их в большую картонную коробку в своей комнате и больше к ним не притрагивалась.
Она не
