Кровь и свет Галагара - Аркадий Застырец

— И я выиграю его?

— Или наголову будешь разбит. Но мой план — это не зеркальная глупость твоих трусливых арфангов. И к тому же о нем Син Ур даже не догадывается. Тогда как вашу стратегию наверняка изучил вдоль и поперек. Ну, вот и все. Теперь я должен исчезнуть. Мне предстоит сражаться с витязем, который один мог бы разогнать всех вас по степи, как серых зудриков. Прощай. И позаботься о герое.

Ра Он указал царю на окончательно возомнившего себя непобедимым богатырем ратника в ржавой кольчужке. И Цфанк Шан вместе со всеми, кто глядел в сей же лум в ту сторону, изумленно вытаращил глаза. Вокруг фальшивого героя отчетливо проявилась полупрозрачная синеватая сфера, вобравшая его в себя вместе с полудохлым гавардом. В следующий лум она развалилась на множество темно-синих шаров, которые с жутким грохотом посыпались в разные стороны, взрываясь и исчезая при столкновении с землею и друг с другом. Странное это дело свершилось так быстро, что никто и глазом не успел моргнуть. Тут же к наделавшему дел крианскому наглецу неспешною рысью приблизился Тоб Мон Гора, двумя руками поднял его в воздух вместе с кольчужкой, копьецом, топориком и полудохлым гавардом, подъехал на своем послушном звере поближе к крианским рядам, бросил все это туда, развернулся и удалился с достоинством все той же неспешною рысью. Рассказывали, что полудохлый гавард издох на месте, зато ратника в ржавой кольчужке только слегка покалечило.

Эта расправа также свершилась в считанные лумы. А когда Цфанк Шан, невольно залюбовавшийся на цлиянского великана, наконец, повернулся к Ра Ону, того уж и след простыл.

Уподобившись чернородному дварту, здесь внезапно тает и шестой урпран книги «Кровь и свет Галагара».

Седьмой урпран

Память о событиях, канувших в величественную пучину минувших времен, прискорбно разноречива. А порою и вовсе тиха и пуста, как заброшенное гнездо индрига, невесомым пепельным свитком болтающееся на ветру. Ни следа, ни звука, ни малой подсказки о скорби и радостях жизни былой — лишь сухой бездыханный оболок, лишь истертый туманом костяк.

Так никому неведомо ныне, что приключилось с разъяренным Гоц Фуром на пути в Восемь Башен, где и при каких обстоятельствах растерял он добрую четверть своей грузной дюжины, к тому же спешившейся ввиду перехода через горы, кто нанес ему несмертельный удар и слегка рассек левую щеку от брови до подбородка. Известно только, что вот в таком виде — с еще не зажившей и заклеенной соком степного сабирника раной, и вот с такими-то и такими потерями в отряде, несколько дней спустя после бегства из крианского стана, явился наследник миргальского престола под стены величественной Эсбы.

Ур Фта и Кин Лакк возрадовались было, когда услыхали о приближении большого отряда, ибо решили, что это верный Нодаль спешит к ним с подмогой и весточкой из цлиянского стана. Но скоро обнаружилась ошибка, и тревогою наполнились их сердца.

Меж тем Гоц Фур, опередив свой отряд в зеленых утанах, подлетел к мосту через ров и с криком «Прочь, негодяи! Дорогу миргальскому властелину!» раскидал стражу, не ожидавшую нападения от своих. Погоняя гаварда, он в несколько длинных прыжков достиг ворот крепости и ударил в них со всего размаху обухом боевого топора. А поскольку ворота не открывались и никакого ответа из-за них не последовало, он принялся колотить непрестанно, не задаваясь вопросом, возможно ли в таком грохоте расслышать, если кому-нибудь вздумается отозваться на стук. Неизвестно, как долго он продолжал бы разбивать топор о ворота, когда бы случайно не кинул взгляда направо и вверх. Там, слегка повернувшись плечом и с улыбкою глядя вниз, стоял в прорези между зубцами комендант Дац Дар. Был он невозмутим ликом, серебряные волосы его развевало свежим утренним ветром, и весь благородный образ был преисполнен такого достоинства, что возвышенное его нахождение в этот лум любому показалось бы естественным и справедливым.

Гоц Фур, опустив топор, медленно поднял рассеченное и искаженное яростью лицо. Хотя и приходилось ему глядеть снизу вверх, он попытался презрительно смерить взглядом фигуру коменданта.

— Ты узнаешь меня, комендант, меня, своего государя? Не отвечай, я вижу, что узнаешь! Отчего же ты не торопишься открывать ворота и не выбегаешь навстречь с положенными поклонами?

— Я узнаю в тебе, Гоц Фур, недостойного сына великого отца, но не узнаю моего государя. Я предполагал, что весть о событии, происшедшем в крепости, достигнет твоих ушей и ты примчишься сюда без промедления. Но все же не думал, что это случится так скоро.

— Не желаю слушать и понимать твои дерзости, ничтожнейший из агаров! Ты предал меня, и теперь для тебя существует единственный способ добиться моего снисхождения и сохранить себе жизнь. Немедленно впусти меня в крепость и выдай мне головою проклятого Ур Фту, а с ним и вероломную царевну Шан Цот!

— Не бывало еще, чтобы кто-нибудь из рода миргальских лаалов выдал на расправу своего гостя, преступив законы вежества и забыв о долге и чести! — не раздумывая, ответил Дац Дар. — Никогда и не будет такого. Если же ты и впрямь одумался, если действительно явился занять престол, принадлежащий тебе по закону, не пытайся исправить непоправимое, ведь нельзя наказать судьбу! Царевич Ур Фта взял в жены царевну Шан Цот по доброй воле, и все жители Эсбы веселились на его свадьбе, справленной по миргальскому обычаю.

Внизу у ворот раздался стон, больше похожий на рычание. Но Дац Дар продолжал как ни в чем не бывало:

— Примирись же с царевичем, и я первый поклонюсь тебе как властелину Миргалии, чья мудрость ставит дела государства превыше суеты возле женских покоев и запоздалой возни вокруг чужого брачного ложа.

— Ты — предатель, воистину предатель! И лучше было бы для тебя сдать мне крепость теперь же. По крайней мере, тогда я просто прикажу тебя обезглавить. Если же ты предпочитаешь упрямо стоять на своем, что ж, когда я вернусь из Лаймирской чащобы с несметным войском и возьму крепость силой, я прикажу связать твои волосы в один пучок с бородою и за этот пучок повесить тебя живьем на воротах Эсбы.

Выслушивая столь оскорбительные угрозы, Дац Дар не повел и бровью.

— Ты еще молод, Гоц Фур. Речи твои горячи и опрометчивы. Будем считать, что я ничего не слышал и ты ничего не говорил. А теперь о предательстве… Иди, пожалуй, в Лаймирскую чащобу, а не то я и вправду отворю ворота, ведь здесь на площади шесть черных дюжин рвутся в бой. Но так или этак, в чащобе или в крепости, внемли совету, побереги свою бесшабашную голову, ибо миргальцы быстро тебе объяснят, кого из нас двоих они склонны винить в измене — того, кто защищает их от произвола крианских наместников или того, кто, кинув престол и позабыв о своем народе, поклонился крианскому царю и сам служит его наместником в чужих землях!