Прах и тень - Линдси Фэй

— Послушайте! — вскричал инспектор, весь красный от стыда. — Как вы полагаете, пришел бы я к вам лично, чтобы рассказать обо всех собранных нами уликах, если бы думал, что вы причастны к этим злодеяниям? Никому и в голову такое не приходило, пока вчера не появилась эта идиотская статья. Нас бросили на съедение прессе, и тут кто-то пошутил, что вот, мол, и вам досталось. Потом мне стали задавать глупые вопросы по содержанию статьи — вот так и возникла эта дурацкая версия.

— Да за такое вешать надо!

Лестрейд немного успокоился, убедившись, что Холмса не столько разъярило, сколько позабавило услышанное.

— Ладно, я передам в Скотланд-Ярд ваши показания, и мы устраним это досадное недоразумение. Расскажите еще немного о том, что было до моего появления.

— Мы с доктором Уотсоном случайно наткнулись на только что убитую женщину. Бросились искать преступника и очень скоро обнаружили его.

— Понятно, — сказал инспектор, делая записи в блокноте. — Время запомнили?

— Около часа ночи. Мы повстречали там констебля. Кажется, его фамилия Лэмб. Он посвящен во все подробности этой истории.

— Знаю, — сконфуженно признался Лестрейд. — У нас есть его отчет. Но поскольку он представил его уже после исчезновения мистера Холмса, я вызвался получить сведения из ваших собственных уст. Я появился там вскоре после вашего возвращения, мистер Холмс, и видел, как вы садились в кэб. Вас отвезли прямо в Лондонскую больницу?

— Нет, я вернулся домой.

Инспектор был ошарашен:

— Неужели?

— А какая разница?

— Никакой, конечно. Кроме… ну совсем уже идиотского предположения, что раз вы уехали в кэбе, мистер Холмс, то, значит, вы и сделали ту надпись мелом на Гулстон-стрит.

Очевидно, наши лица выразили крайнюю степень изумления, потому что инспектор поспешил заверить нас:

— Выяснить, когда появилась эта надпись, чрезвычайно трудно, но я обязан восстановить подлинный ход событий.

— Почерк Холмса совершенно иной, — сказал я, чувствуя, как во мне против моей воли вскипает злость.

— Я и сам это вижу. Но, как вы знаете, доктор, нам не дали возможности сохранить образец почерка. А в сочетании со столь же дикой идеей, будто на Холмсе была чужая кровь…

— Если моего слова для вас мало, спросите, чья это кровь, у доктора Мура Эгера с Бейкер-стрит, двести двадцать семь. Или ищите сами, — весело добавил детектив. — Уотсон! У вас есть возражения по медицинской части?

Отбросив галстук, инспектор расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

— Благодарю вас, джентльмены, я набрал вполне достаточно материала для дальнейшего расследования, — сказал он, обуреваемый муками профессионального смущения.

— Тогда всего вам доброго, Лестрейд. Рад был вас видеть, — бросил Шерлок через плечо, направляясь к дверям спальни.

— Минуточку, мистер Холмс! Грегсон и Ланнер просили передать, что вам лучше какое-то время не появляться в Уайтчепеле. По крайней мере, до тех пор, пока не прояснится вся картина недавних безобразий.

— Куда более вероятно, что они все чаще будут случаться в этом районе города, пока мы не положим конец власти ужаса, установленной Джеком Потрошителем, — ответил Холмс, прислонившись к дверному косяку своей комнаты.

Похоже, это заявление обидело нашего коллегу, что вызвало у меня сожаление. Как видно, я в очередной раз недооценил инспектора Лестрейда: мне пришло в голову, что в Скотланд-Ярде у Холмса нет друга лучше. Инспектор, однако, ничуть не удивился, лишь устало улыбнулся:

— Нисколько не сомневаюсь, мистер Холмс. И все же я был обязан расспросить вас. Поправляйтесь скорее. Удачного дня, доктор Уотсон.

Глава 15

Лондонский монстр

Холмс оставался в своей комнате некоторое время после ухода Лестрейда и вышел, когда солнце уже закатилось.

— Не желаете ли нанести визит, который гарантирует более приятное общение, чем в предыдущий раз?

— Я к вашим услугам, Холмс.

— Тогда помогите мне надеть пальто, и мы разрешим проблему, которая не дает мне покоя.

— Конечно. Куда мы идем?

— Проконсультироваться со специалистом.

— Зачем он нужен? — удивился я. — Вы сами — лучший эксперт в области криминалистики.

— Не стану с вами спорить, — спокойно ответил он. — Но нам предстоит консультация специалиста совсем иного профиля.

— Достаточно ли вы окрепли для сегодняшней поездки?

Холмс с плутовской улыбкой засунул под мышку одну из тетрадей, куда записывал цитаты и афоризмы.

— Я высоко ценю вашу заботу, доктор. Но в данном случае она неуместна.

Мы вышли из дома на бодрящий холод и двинулись по Бейкер-стрит. Миновав два дома, детектив резко остановился.

— Позвоните в колокольчик, Уотсон, если это вас не затруднит. Думаю, вы знакомы с этим человеком ближе, чем я.

Сдержав улыбку, я последовал его совету. Нам не пришлось долго ждать. Дверь распахнулась. На пороге стоял мистер Мур Эгер. На кончике его носа угнездились очки, которые отнюдь не портили его внешность.

— Ну надо же! — радостно воскликнул он. — Я думал, клиент, а тут такая приятная неожиданность…

Он провел нас в светлую, хорошо обставленную комнату с полосатым венецианским ковром на полу, камином, в котором едва горел огонь, и таким количеством книжных полок, что стен почти не было видно. Доктор Эгер усадил Холмса на канапе, мне любезно предложил кресло, а сам остался стоять у камина, всем своим видом демонстрируя неподдельное удовольствие от встречи с нами.

— Дядюшка, устроивший вам эту практику, — чрезвычайно заботливый джентльмен, — заметил сыщик.

— Еще бы! — рассмеялся хозяин дома, одобрительно похлопав в ладоши. — Не думал, что вы о нем вспомните. Проклятая забывчивость! Я ведь упоминал имя дяди Августа во время своего субботнего визита. Вечером, кажется? Или в воскресенье утром?.. Впрочем, неважно. Надеюсь, вы поделитесь своими умозаключениями с преданным поклонником?

Холмс печально улыбнулся:

— Вы, наверное, удивитесь, но я не припоминаю ни одной подробности вашего визита.

— Мои извинения, мистер Холмс. Доктор Мур Эгер, к вашим услугам. — Он протянул левую руку, чтобы пожать неповрежденную конечность моего друга. — А как вы пришли к выводу, что дядя Август финансировал это предприятие?

— Заметил явные признаки экономии, которой вы следуете в своей практике. При этом у вас богатая библиотека, включающая даже некоторые раритеты, в комнатах хорошая мебель. Имеется благодетель, но вы не получаете от него постоянную материальную помощь. Следовательно, речь идет об однократном пожертвовании человека, чье состояние не позволяет оказывать вам более регулярную поддержку. Я знаю по опыту, что лишь близкие родственники способны дарить большие суммы денег, не имея крупных вкладов в банке. На камине стоит фотография в рамке, на которой, по всей видимости, ваши родители. Одеты они весьма скромно, значит, едва ли могли финансово обеспечить практику начинающего врача. Тем не менее над вашим письменным столом висит документ, свидетельствующий, что некий доктор Август Эгер имеет патент на медицинскую практику. Ваш дядя, уйдя на покой, даровал вам деньги и, по-видимому, значительную часть своей библиотеки. А его лицензию вы оставили себе на память.

— Удивительно точно! А как вы узнали, что Август Эгер — мой дядя, а не дедушка?

— Дата на документе, не говоря уже о гарнитуре шрифта и цвете бумаги, исключает такую возможность.

Доктор Эгер посмотрел на меня с явным одобрением.

— Я полагал, вы несколько приукрасили достоинства своего друга. Не был готов к мысли, что мистер Холмс — гений. Вы же, доктор, — человек безукоризненной честности.

— Это всего лишь умение делать выводы, исходя из видимых фактов, — возразил сыщик в своей обычной спокойной манере, но я почувствовал, что ему приятно восхищение молодого врача.

— Ну-ну, какое там «всего лишь»! Вы первопроходец в своей профессии и заслуживаете всяческого восхищения. Тема моего исследования тоже совершенно уникальна, и она, как вы правильно подметили, еще не принесла мне богатства.

— Вы занимаетесь какой-то необычной областью медицины? — спросил я.

— И, боюсь, не очень популярной, — улыбнулся Мур. — Мы с моими коллегами охватываем широкий диапазон наук: от патологической анатомии до месмеризма, включая френологию, краниометрию[14] и неврологию. Я психолог.

— Неужели? — воскликнул я.

— Целый год я учился у Шарко[15] в парижской больнице Сальпетриер. Обладай дядя Август достаточными средствами, он, несомненно, устроил бы мне практику на Кавендиш-сквер,[16] тогда мои специальные знания были бы оправданы и географически. Боюсь, Бейкер-стрит — скорее место для криминальных расследований, чем для лечения душевных болезней. Я живу за счет пациентов, страдающих ипохондрией, нервными и обычными заболеваниями. Естественно, порой приходят и люди с ножевыми ранениями.