Чужое лицо - Энн Перри

Все молча смотрели на Эстер, ожидая от нее добрых слов о покойном. Ведь, в конце концов, он тоже был солдат — майор кавалерии.

— Он действительно выделялся своим обаянием. — Эстер не лгала. — У него была чудесная улыбка…

Фабия с облегчением откинулась на спинку стула.

— Так похоже на Джосселина. — подтвердила она, и голубые глаза ее затуманились. — Веселый и храбрый даже в самых трудных обстоятельствах. Мне до сих пор не верится, что его уже нет. Я все жду, что вот сейчас откроется дверь и он войдет, извинится за опоздание и скажет, что умирает от голода.

Эстер невольно оглядела уставленный яствами стол. Как они легко произносят эти слова: «Умирает от голода».

Генерал Уодхем промокнул губы салфеткой.

— Настоящий мужчина, — негромко произнес он. — Вы должны гордиться им, дорогая. Жизнь солдата зачастую бывает слишком короткой, но его честь дороже жизни. Он навсегда останется в нашей памяти.

За столом воцарилось молчание, нарушаемое лишь звяканьем серебра о фарфор. Нужные слова никому не приходили в голову. Лицо Фабии было исполнено горя. Розамонд смотрела куда-то вдаль. Даже Лоуэл имел несчастный вид, хотя трудно сказать, была ли тому причиной скорбь по покойному брату или же какие-то собственные неприятности.

Менард на редкость тщательно пережевывал кусок, словно никак не решался его проглотить.

— Славная кампания, — снова заговорил генерал. — Она войдет в анналы истории. Беспримерный героизм.

Эстер вдруг почувствовала, что ее душат слезы. Гнев, боль и ненависть слились воедино. Гораздо яснее, чем фигуры за столом и блеск хрусталя, ей представились холмы за рекой Альмой. Она видела ощетинившийся вражескими пушками бруствер на том берегу, большой и малый редуты, баррикады из ивняка, наполненные землей и камнями. А за ними — пятьдесят тысяч человек под командованием князя Меншикова. Эстер вспомнила запах морского ветра. Она стояла среди сопровождавших армию женщин и смотрела на выпрямившегося в седле лорда Реглана.

В час дня протрубил горн; пехота плечом к плечу двинулась на жерла русских пушек — и была выкошена, как трава. Полтора часа продолжалась бойня. Наконец был отдан приказ — в бой вступили гусары, уланы и фузилеры.

— Смотрите хорошенько, — обратился какой-то майор к одной из офицерских жен. — Королева Англии пожертвовала бы всем, лишь бы увидеть это зрелище.

Падали люди. Высоко поднятые знамена были изорваны пулями. Стоило упасть знаменосцу, древко подхватывал его товарищ, чтобы минуту спустя самому рухнуть лицом на землю. Один приказ противоречил другому, войска то наступали, то отходили. В атаку волной медвежьих шапок ринулись гренадеры, затем — Хайлендская пехота.

Драгуны были оттянуты в тыл и так и не приняли участия в битве. Почему? Когда об этом спросили лорда Реглана, он ответил, что в те минуты думал о своей Агнес.

Эстер вспомнила поле после сражения: земля, пропитавшаяся кровью, искалеченные тела с оторванными руками и ногами. Сестры милосердия работали до изнеможения, теряя рассудок от страшных картин и нечеловеческих стонов. Раненых складывали на повозки и везли в палатки полевого госпиталя. Эстер работала вместе со всеми всю ночь и весь день — с перекошенным от ужаса и пересохшим от жажды ртом. Когда санитары пытались остановить кровотечение, обезболивающим служили несколько капель драгоценного бренди. Ах, туда бы содержимое подвалов Шелбурн-Холла!..

Вокруг журчала застольная беседа — легкая, вежливая, бессмысленная. Перед глазами плыли букеты летних садовых цветов и орхидей из стеклянных теплиц. Эстер вспомнила, как она шла жарким полднем по траве мимо карликовых роз и дельфиниума, разросшегося на полях Балаклавы, а в кармане у нее лежали письма из дома. Год миновал после самоубийственной атаки Легкой бригады. Эстер направлялась в госпиталь, чтобы написать о том, как все произошло на самом деле, рассказать о смерти, дружбе, мужестве, о Фанни Болсовер… И сейчас Эстер отчетливо слышала скрип пера по бумаге.

— Настоящий мужчина, — говорил тем временем генерал Уодхем, разглядывая свой стакан с бордо. — Один из героев Англии. Лукан и Кардиган — родственники, полагаю, вы знаете? Лукан женился на сестре лорда Кардигана — каково семейство! — Он покачал головой. — И какое чувство долга!

— Поразительный пример! — с горящими глазами подтвердила Урсула.

— Терпеть они друг друга не могли, — вставила Эстер, не успев вовремя прикусить язык.

— Простите?

Генерал вперился в нее холодным взором, вздернув клочковатые брови. Не говоря уже о том, что женщина была настолько бестактна, что вмешалась в беседу, она, кажется, еще и осмелилась ему возразить.

Эстер была уязвлена. Из-за таких вот слепых, высокомерных дураков армия и несла столь сокрушительные потери во время войны. Из-за этих самодовольных тупиц, не умеющих оценить обстановку и склонных впадать в панику при неблагоприятном развитии событий.

— Я сказала, что лорд Лукан и лорд Кардиган возненавидели друг друга с самой первой встречи, — отчетливо выговорила она в полной тишине.

— Полагаю, вам трудно судить о таких вещах, мадам.

Он взглянул на нее с нескрываемым презрением. В его глазах она была мельче подчиненного, мельче какого-нибудь штатского, лишь женщиной!

— Я была на полях сражений при Альме, при Инкермане и при Балаклаве. А также при осаде Севастополя, сэр, — ответила она, не дрогнув под его взглядом. — А где были вы?

Его лицо побагровело.

— Воспитание и уважение к хозяевам не позволяют мне ответить вам как должно, — процедил он. — Но поскольку с едой покончено, может быть, леди удалятся в гостиную?

Розамонд сделала движение, послушно собираясь встать. Урсула отложила салфетку, хотя на ее тарелке еще лежала нетронутая груша.

Фабия осталась сидеть, на щеках ее вспыхнул румянец. Калландра с легкой улыбкой взяла персик и принялась очищать его от кожуры ножиком для фруктов.

Никто не шевелился. Молчание становилось все тягостнее.

— Кажется, зима в этом году предстоит суровая, — произнес наконец Лоуэл. — Старый Бекинсейл говорит, что это будет стоить ему половины урожая.

— Он говорит это каждый год, — проворчал Менард и, подняв свой бокал, залпом допил вино.

— Множество людей повторяют каждый год одно и то же. — Калландра принялась аккуратно резать очищенный персик на дольки. — С тех пор как мы разбили Наполеона под Ватерлоо, прошло уже сорок лет, а кое-кто до сих пор думает, что наша армия все та же и что те же самые дисциплина, тактика и храбрость позволят нам вновь завоевать пол-Европы и ниспровергнуть любую империю.

— И видит бог, это правда, мадам! — Генерал так шлепнул ладонью по столу, что посуда подпрыгнула. — Британский солдат — лучший солдат в мире!

— Я в этом не сомневаюсь, — кивнула Калландра. — Но кроме солдат, есть еще британские генералы, показавшие себя полными ослами на поле боя.

— Калландра! Ради бога! — взмолилась Фабия.

Менард закрыл лицо руками.

— Конечно, окажись там вы, генерал Уодхем, все было бы иначе, — продолжала Калландра, глядя в глаза собеседнику. — Вам, по крайней мере, свойственно определенное воображение.

Розамонд зажмурилась. Лоуэл застонал.

Эстер подавила истерический смешок, вовремя прижав к губам салфетку.

Генерал Уодхем произвел на удивление изящный отступательный маневр. Он принял колкость как комплимент.

— Благодарю вас, мадам, — чопорно произнес он. — Возможно, мне бы удалось предотвратить разгром Легкой бригады.

На том и порешили. Фабия, поддерживаемая почтительным Лоуэлом, встала и вышла в гостиную. Дамы последовали за ней. Завязалась беседа о музыке, моде, высшем свете, предполагаемых браках и прочем.

Когда гости откланялись, Фабия повернулась к своей золовке и смерила ее таким взглядом, что кто угодно содрогнулся бы.

— Калландра! Я никогда тебе этого не прощу!

— Поскольку ты уже сорок лет не можешь мне простить, что при первой нашей встрече на мне было платье точно такого же цвета, как и у тебя, — ответила Калландра, — полагаю, я стоически перенесу и эту размолвку.

— Ты невыносима! Боже мой, как мне не хватает Джосселина! — Она медленно встала, и Эстер из вежливости последовала ее примеру. Фабия двинулась к двустворчатой двери. — Я ложусь спать. Увидимся завтра.

С этими словами она вышла.

— Вы невыносимы, тетя Калландра, — подтвердила Розамонд с несчастным и растерянным видом. — Не понимаю, как вы могли сказать такое.

— Неудивительно, — мягко ответила Калландра. — А все потому, что ты ничего не видела в жизни, кроме Миддлтона, Шелбурн-Холла и лондонского общества. Эстер знает куда больше моего, но она — гостья. Наша военная мысль после Ватерлоо окостенела. — Она поднялась и оправила юбки. — Нам все кажется, что достаточно надеть красный мундир и выполнять требования устава — и победы нам обеспечены. Бог знает, сколько достойных людей лишились жизни из-за этого глупого заблуждения. А мы, женщины и политики, сидим себе в безопасности и лелеем его, понятия не имея, как на самом деле обстоят дела.