Чужое лицо - Энн Перри

— О, вполне! — отозвалась Эстер. — У вас действительно золотые руки.

Эффи порозовела от удовольствия.

— Леди Калландра говорит, что я слишком много болтаю.

Эстер улыбнулась.

— Это верно, — согласилась она. — Впрочем, я тоже. Спасибо вам за помощь… Скажите, пожалуйста, леди Калландре, что я весьма ей благодарна.

— Да, мэм.

Эффи чуть присела в реверансе, сгребла свои подушечки для булавок и выпорхнула в коридор, забыв прикрыть за собой дверь.

Эстер и впрямь выглядела эффектно. Эффи каким-то чудом удалось исправить и смягчить несколько диковатый стиль Эстер, которого та придерживалась ради удобства. Как ни странно, даже рост гостьи превратился из недостатка в очевидное преимущество. Вполне довольная собой, Эстер спустилась по главной лестнице.

В гостиной ее представили Лоуэлу и Менарду, после чего все направились в обеденный зал, где расположились за длинным полированным столом, сервированным на шесть персон. При желании за ним могла разместиться добрая дюжина гостей, а то и две дюжины — если присоединить к столу добавочные крылья, для чего в нем были предусмотрены специальные замки.

Эстер окинула взглядом белоснежные хрустящие салфетки с вышитым фамильным гербом, мерцающее серебро, столовые приборы, хрустальные бокалы, в которых свет канделябра дробился на мириады искр, стеклянную горку, напоминавшую небольшой айсберг. В центре стола в трех вазах стояли цветы из сада и оранжереи.

Беседа крутилась вокруг поместья и государственной политики. Лоуэл провел весь день в ближайшем городе, обсуждая там земельные вопросы, а Менард посетил одну из отданных в аренду ферм, проследив за продажей барана-производителя и, конечно, за началом жатвы.

За столом прислуживали два лакея и служанка, на которых никто не обращал ни малейшего внимания.

Уже подали жареное седло барашка, когда Менард, приятный мужчина лет тридцати, наконец обратился непосредственно к Эстер. Как и у брата, волосы у него были каштановые, а цвет лица — от постоянного пребывания на свежем воздухе — красновато-смуглый. Он был страстный любитель псовой охоты, хотя не упускал случая и пострелять фазанов. Улыбка крайне редко появлялась на его лице.

— С вашей стороны было крайне любезно посетить тетушку Калландру, мисс Лэттерли. Надеюсь, вы не сразу нас покинете?

— Благодарю вас, мистер Грей. — вежливо ответила она. — Вы весьма добры. Ваша усадьба — прелестный уголок, и я с радостью проведу здесь некоторое время.

— Вы давно знаете тетушку Калландру?

— Пять или шесть лет. Иногда она дает мне прекрасные советы.

Леди Фабия сдвинула брови. Мысль о том, что Калландра может дать кому-то прекрасный совет, плохо укладывалась в ее голове.

— В самом деле? — недоверчиво пробормотала она. — Какого же рода советы, скажите на милость?

— Как мне лучше использовать свое время и способности, — ответила Эстер.

Розамонд выглядела несколько озадаченной.

— Использовать? — тихо переспросила она. — Что-то я не совсем понимаю.

Она в замешательстве взглянула на Лоуэла, затем — на свекровь. В ее красивых карих глазах мелькнул интерес.

— Я вынуждена зарабатывать себе на жизнь сама, леди Шелбурн. — с улыбкой пояснила Эстер. В памяти внезапно возникли слова Калландры о счастье.

— О, прошу прощения, — пробормотала Розамонд, потупившись. Ей было неловко от собственной неделикатности.

— Право, не стоит, — поспешила успокоить ее Эстер. — Я уже успела приобрести незабываемый опыт, коему я обязана вдохновением, и смотрю в будущее с надеждой.

Она хотела еще добавить, что приносить пользу людям — высшее счастье, но вовремя сообразила, что фраза в данных обстоятельствах прозвучала бы несколько жестоко.

— Вдохновение? — Лоуэл нахмурился. — Вы религиозны, мисс Лэттерли?

Калландра закашлялась в салфетку, видимо, поперхнувшись. Фабия протянула ей стакан воды. Эстер поспешно отвела глаза.

— Нет, лорд Шелбурн, — произнесла она как можно более сдержанно. — Я была сестрой милосердия в Крыму.

На секунду за столом воцарилась тишина, прекратилось даже звяканье серебра по фарфору.

— Мой деверь, майор Джосселин Грей, служил в Крыму, — проговорила Розамонд. Голос ее был тих и печален. — Он погиб вскоре после возвращения с войны.

— Это мягко сказано, — добавил Лоуэл. Лицо его застыло. — Он был убит в собственном доме, в Лондоне, о чем вы уже, несомненно, знаете. Полиция ведет расследование, но пока еще никто не арестован.

— Какой ужас! — Эстер и впрямь была потрясена. Теперь она вспомнила: Джосселин одно время лежал у них в госпитале. Рана его была достаточно серьезна, хотя, если учесть, что его соседи по палате умирали от гангрены, ему, безусловно, повезло. Да, конечно, это был он: белокурый молодой человек с широкой подкупающей улыбкой. — Я знала его… — Эстер связала эту весть с рассказом Эффи о визите полиции.

Розамонд уронила вилку; кровь бросилась ей в лицо и тут же отлила. Фабия закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Лоуэл смотрел в тарелку. Один Менард глядел на Эстер, и во взгляде его читались скорее усталость и затаенная боль, нежели удивление.

— Поразительно, — медленно произнес он. — Однако, я полагаю, вам довелось видеть сотни раненых, если не тысячи. Я слышал, наши потери были огромны.

— Да, — угрюмо согласилась она. — Больше восемнадцати тысяч, и многие из них погибли совершенно бессмысленно. Восемь девятых не пали на поле боя, а скончались в госпиталях от ран и болезней.

— Так вы помните Джосселина? — жадно спросила Розамонд, пропустив мимо ушей страшные цифры. — Он был ранен в ногу. Даже вылечившись, он прихрамывал и часто ходил, опираясь на трость.

— Только когда сильно уставал, — вмешалась Фабия.

— Или хотел вызвать к себе сочувствие, — негромко добавил Менард.

— Это низко! — Голос Фабии был угрожающе мягок; на миг неприязненный взгляд голубых глаз остановился на Менарде. — Будем считать, что я ничего не слышала.

— О мертвых не принято говорить плохо, — с несвойственной ему иронией отозвался Менард. — И это сильно затрудняет беседу.

— Я никогда не понимала твоих шуток, Менард, — прошептала Розамонд, не поднимая глаз от своей тарелки.

— Потому что его шутки редко бывают смешными, — бросила Фабия.

— Да где уж мне до Джосселина! — Менард был взбешен и даже не пытался этого скрыть. — Умение развеселить приносит подчас чудесные плоды: за милые остроты ты прощала ему все!

— Я любила его. — Фабия взглянула в глаза сыну. — Я наслаждалась общением с ним. И все остальные — тоже. Конечно, я люблю и тебя, но подчас ты наводишь на меня тоску.

— Однако прибыли, которые мы получаем благодаря мне, тоску на тебя не наводят! — Лицо его горело, глаза гневно сверкали. — Пока Лоуэл заседал в палате лордов, решая со своими пэрами государственные дела, а я вел хозяйство и увеличивал наше состояние, Джосселин же только и делал, что шатался по клубам и транжирил деньги за карточным столом!

Кровь отлила от лица Фабии; она судорожно сжала нож и вилку.

— Почему ты никак не можешь успокоиться? — Голос ее был чуть громче шепота. — Он воевал, рисковал жизнью во имя королевы и родной страны, он видел кровь и смерть. А когда он вернулся домой израненный, ты позавидовал тому, что брат иногда развлекается с друзьями?

Менард хотел ответить, но, прочитав на лице матери горе не менее сильное, чем его собственный гнев, прикусил язык.

— Меня лишь беспокоили его особенно крупные проигрыши, — мягко произнес он. — Вот и все.

Эстер взглянула на Калландру и увидела смесь сдерживаемой злости, жалости и уважения на выразительном лице старшей подруги. Похоже, уважение адресовалось Менарду.

Лоуэл невесело улыбнулся.

— Боюсь, миссис Лэттерли, что полиция все еще рыщет где-нибудь неподалеку. Сюда уже присылали одного грубияна. Совершенно невозможный тип, хотя, надо полагать, другие полицейские еще хуже. Мне показалось, что он сам не знает, что делать. Задавал какие-то дикие вопросы… Если он вас побеспокоит, прикажите ему убраться и сообщите мне.

— Обязательно, — отозвалась Эстер. С полицейскими ей общаться еще не приходилось, да она и не горела желанием. — Должно быть, он причинил вам много хлопот?

— Совершенно верно, — согласилась Фабия. — Но выбора у нас нет, приходится терпеть. Кажется, Джосселин был убит кем-то из своих знакомых.

Эстер тщетно попыталась найти подходящие слова.

— Спасибо вам за совет, — обратилась она к Лоуэлу, после чего вновь занялась едой.

Отведав десерт, женщины удалились, а Лоуэл и Менард еще около получаса угощались портвейном. Затем Лоуэл, облачившись в смокинг, направился в курительную комнату. Менард же скрылся в недрах библиотеки. После десяти все разошлись по спальням, единодушно полагая, что день выдался крайне утомительным.