Шлейф - Елена Григорьевна Макарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Редкая неприятность. В целом овощи были бдительными. Однажды им удалось захватить в плен человечка по имени Капут, по кличке СаГнуО, т. е. Самый Гнусный и Отвратительный. За свою жизнь СаГнуО сгубил не меньше миллиона хороших, а может, и два. От злобности он отощал, что ему помогло, а овощей сгубило. Ночью, когда все спали мирным сном, СаГнуО пролез между прутьями клетки и вылез на волю.
Воспользовавшись невнимательностью сонных помидоров-охранников, он вытащил из их карманов ключи и открыл все клетки, где содержались плохие. Топот и крик пробудили охранников, те зарядили картофелеметы, и в завязавшейся перестрелке СаГнуО был убит шальной картофелиной. Оставшиеся плохие разбежались по разным странам. В мире снова стала огромная куча плохих, и мы видим, что они вытворяют. Извиняюсь, что сказка грустная.
— А у нас тут шабаш. Ведьмы едут на сходки верхом на метлах и кочергах. Обыкновенно путь их идет через дымовую трубу по воздуху, высоко над землею, но иногда ведьмы бегут туда пешком, превратившись в собак, кошек или зайцев.
— Откуда такая прелесть?
— Из книги вашего дядюшки Якова Абрамовича.
— Пришли, пожалуйста, ссылку.
— Куда?
— Сюда. Кстати, в нашей епархии при невыясненных обстоятельствах обнаружен глаз неизвестной породы. Он видит все. Но за этим удовольствием приходится стоять в очереди. А я — лентяй!
— Кстати, за вашу историю с овощами вы бы получили порицание от дядюшки. Он считал, что учинившие смертоубийство или посягнувшие на жизнь другого или свою собственную должны быть заключены в дом умалишенных.
— Не слышу… Все жужжит под матовым куполом неба.
Обрыв связи.
На букву «К»
Там обрывок одной книги, тут — другой… То, что удается связать по смыслу, Владимир Абрамович прячет в кальсоны. Если тюремщик заметит, ответ готов: для согрева. Холод жуткий, ни брюки, ни связанная Шейной Леей шерстяная кофта не держат тепла. Зато он подарит брату редкостное собрание сочинений — попурри на тему ведьм и умалишенных.
Карамзин, Ключевский, Крылов… Дело продвигалось медленно, а тут еще и карандаш из рук выпал. Встав на четвереньки, Владимир Абрамович раскидывал из-под себя бумаги, как опростившийся пес. Пишущее средство оказалось на самом дне, и, дабы не обронить вновь, он поднял его вверх на «подносе» из прилипших друг к другу страниц.
Стр. 19.
Возвещу Тебя, Жених, В час великого сожженья. Буду петь молитвы стих — Крестной муки откровенья. Стр. 20 Долгой ночью, зимней ночью Я иду тропою снежной. Нет дороги, только клочья Полосой летят безбрежной. Тихо. Страшно… Крик усталый Тонет в глубине сугроба. Лес приход мой запоздалый Мглой встречает вечной гроба.Владимир Канев. Тоже на «К». В кургане, предназначенном для сожжения, Владимир Абрамович обнаружил себя, но не целого — две страницы из восьмидесяти. «Остального себя на дне не сыскать», — решил он и шуршащей походкой побрел на выход.
Рука Зевса
В дверном глазке — собранный в капсулу Арон. Большие глаза, махонькие ножки.
— Надень маску!
Надела.
Он вносит продукты.
Встреча птеродактилей.
Подойдя к открытому окну, Арон убирает маску с лица и закатывает глаза. Зрачки тускло мерцают в припухших облачных веках. Тучная фигура в контражуре. Психиатр, уставший от жизни, старательно держит осанку. Движения скоординированы: одной рукой пишет смс жене, другой вливает в рот воду из пластиковой бутылки. Одной рукой ставит бутылку на стол, другой достает из нагрудного кармана трубку, кисет, спичечный коробок. Чирк, огонь.
Мраморная рука Зевса сжимает молнию.
— Смотри! — показывает она ему на экране фрагмент скульптуры, обнаруженной в Севилье на руинах Италики. — Как с тебя слеплено. Скажи спасибо матушке Рее. Спасла твою будущую жену от людоеда-Кроноса.
— Передам непременно. Есть еще послания
