В дебрях Африки - Генри Мортон Стенли

С раннего утра я выслал лодку навстречу отставшим, которые не в силах были сами добраться до лагеря, и к трем часам пополудни нам привезли пятерых больных, которые совсем было собрались умирать.

Мы положили в вельбот и челноки больных и перевезли их в арабскую ставку; по договоренности, Угарруэ будет содержать их за плату по 5 долларов в месяц за каждого человека до прибытия майора Бартлота или другого лица, письменно мною на то уполномоченного.

Напомню здесь, что 31 августа, за один день пути от Авиджили, против слияния Арувими с Непоко, мы встретили посланцев от Угарруэ. Эти люди не пошли далее вниз по реке, а вернулись тогда же к Угарруэ и, передав ему то, что от нас узнали, считали свое дело сдаланным. Угарруэ хотелось достать пороху, который у него почти весь вышел. У майора Бартлота пороху должно было быть еще две с четвертью тонны, и мы сказали арабам, что в настоящее время майор идет вверх по реке вслед за мной, но за множеством грузов подвигается очень медленно и может прийти сюда не раньше, как через несколько месяцев. Мне хотелось устроить сообщение с Бартлотом, и потому я сговорился с Угарруэ, что если он пошлет своих людей вниз по реке и прикажет им держаться южного, т. е. левого, берега до встречи с майором, то я напишу ему, чтобы он выдал им 136 кг пороху. Угарруэ обещал в течение месяца выслать человек сорок своих разведчиков и рассыпался в благодарностях.

Мне стало ясно, что наши дезертиры-занзибарцы также ошиблись в расчетах, как и мы. Воображая, что встреченные нами люди Угарруэ продолжают идти на запад, по какому-нибудь известному им пути, занзибарцы поспешили бежать также к западу, надеясь к ним присоединиться; между тем люди Угарруэ тогда же повернули на восток и вернулись к своему хозяину. По заключении договора с Угарруэ, который громко при всех объявил о нем, я был уверен, что теперь уж больше побегов не будет.

Он действительно выслал людей, как обещал, между 20 и 25 октября; им удалось спуститься до Осиных порогов, в 265 км от Ямбуйи, но с этого места они вынуждены были вернуться назад, благодаря понесенным потерям в людях и враждебности туземцев.

Мы так устали от путешествия водой с ежедневной возней перетаскивания челноков через пороги, что я заявил Угарруэ о своем намерении выступить отсюда сухим путем; но он настоятельно отговорил меня от такого плана, так как, за выбытием из каравана всех больных, люди в значительной степени освобождались от несения грузов, и, кроме того, на основании полученных им сведений, река в верхней своей части гораздо более удобна для плавания, чем на пройденных нами низовьях.

От Угарруэ к Килонга-Лонге

Экспедиция снова сформировалась из отборных людей. Я значительно успокоился насчет колонны арьергарда и относительно судеб наших несчастных больных. Мы выступили из ставки Угарруэ, имея 180 вьюков груза на вельботе и в челноках, а 47 вьюков несли сухим путем, с тем расчетом, чтобы каждому из четырех отрядов досталось нести их не более одного раза в четыре дня. 19-го числа арабы несколько часов сопровождали нас как для того, чтобы указать дорогу, так и для пожелания счастливого исхода нашего предприятия.

Когда мы остановились на ночевку и вечерние сумерки быстро сгустились, на реке показался челнок от Угарруэ и в нем три связанных занзибарца. На мой вопрос, что это означает, мне ответили, что эти занзибарцы убежали от меня, а Угарруэ поймал их вскоре после своего возвращения в ставку. Они бежали, конечно, с ружьями, а кисеты их доказывали, что они умудрились по дороге накрасть достаточное количество патронов. Я отблагодарил Угарруэ, послав ему револьвер и 200 патронов.

На ночь пленников засадили под караул. Перед отходом ко сну я тщательно обдумал, как теперь быть с этим народом. Если опять посмотреть на дело сквозь пальцы и не принять строжайших мер, то вскоре придется вернуться назад и сказать себе, что столько сил, жизней и страданий потрачено совершенно даром.

Утром я собрал всю команду и произнес приличную случаю речь, которая была принята с полным сочувствием. Все согласились с тем, что мы по мере сил и возможности исполняли свой долг, что все мы довольно натерпелись, дезертиры же действовали, как подлые рабы, не имеющие, по-видимому, никакого нравственного чувства, ни совести. Они вполне согласились и с тем, что если бы туземцы попытались украсть наши ружья, которые для нас все равно что «наши души», то мы вправе были бы застрелить их за это, и что если люди, получающие за свой труд плату и пользующиеся нашим покровительством и хорошим с ними обхождением, вздумают ночью перерезать нас, то они подлежат расстрелу.

– Хорошо же, – сказал я, – вот как раз те люди, которые сделали все это: они украли наше оружие и бежали, унося с собой наши оборонительные средства. Вы говорите, что застрелили бы туземца, если бы он помешал вам идти вперед или пробираться назад, куда вам нужно. А эти что делали? Ведь если у нас утащат все ружья и боевые припасы, нам ни назад, ни вперед нельзя будет двинуться.

– Нельзя, – соглашаются они.

– Значит, вы приговорили их к смерти. Один умрет сегодня, другой завтра, третий послезавтра; и с этого дня каждый вор и каждый дезертир, кто не исполняет свой долг и подвергает опасности жизнь своих товарищей, умрет.

Виновников спросили, кто они и откуда. Один ответил, что он невольник Фарджала-бен-Али, одного из старшин отряда № 1; другой оказался невольником какого-то банианца в Занзибаре; третий – невольником ремесленника в Уньянь-ямбе.

Кинули жребий: кто вынет самый короткий клочок бумаги, тот и будет казнен сегодня.

Жребий пал на невольника Фарджала. Перекинули веревку через толстый сук, и сорок человек по команде взялись за один конец веревки; на другом сделали петлю и накинули ее на шею преступника.

– Не имеешь ли чего сказать перед смертью?

Он отрицательно покачал головой. По данному знаку его вздернули. Прежде чем кончились последние содрогания, экспедиция выступила из лагеря, оставив за собой арьергард и речную команду.

В этот день мы сделали хороший переход. Вдоль берега шла торная тропинка, что значительно облегчило труд каравана. По дороге мы тщательно обыскивали деревья, но нашли всего десять гроздьев самых мелких бананов. За один час пути от слияния рек Ленды и Итури мы стали лагерем.

У противоположного берега увидели одного купающегося слона; капитан Нельсон, с такой же двустволкой, как у меня, я и Саат-Тато, наш искусный стрелок, отправились через реку и остановились в 13–14 м от благородного зверя. Всадив в него одновременно три пули, а в следующую секунду еще две, и притом в самые чувствительные места, мы не добились ровно никакого толку, слон таки ушел. С тех пор мы потеряли всякое доверие к этим ружьям. Во всю экспедицию нам не удалось убить никакой дичи из этих «экспрессов».