Лузеры (декабрь 2008) - журнал Русская жизнь

- На каком небе?!

Я (смиренно): - На ночном.

- Какая удобная позиция! Ничего не сделать и потом плакать всю жизнь. Ну да, плакать и тосковать легче.

- Как знать, может и не легче. (Задумчиво гляжу на закат.) Но зато там, в вышине - ночью - можно иногда увидеть звезду, которая теперь носит - мое имя.

- На хер тебе сдалось твое имя в этих чертовых небесах?

Что называется, без комментариев.

Мир - плохой. Нам - ничего не дают.

Однако сядьте…

IV.

- А ты знаешь, я на самом деле рада, что ты дал мне уехать… С детства я честно верила, что меня ждет чудесная судьба. Я рассматривала ладонь, и мне казалось, что Бог вживил туда какую-то длинную невероятную историю. Написал знак, нарисовал маленькую счастливую звезду. Не автомобильного господина (хотя не у всякой девушки есть такой сильный и уверенный в себе человек, который всегда ее находит, а ведь это не мало, когда тебя всегда ищут)… Не учителя младших (и старших) классов, которого я даже не разглядела в темноте на перроне, да и потом была крайне невнимательна (у меня вообще есть ощущенье, что человек любит не человека, а только свою жажду любви - и редкое в этом деле совпаденье). Не свое белое платье, алкоголь, игру, разрывы, встречи и прочую достоевщину - а что-то совершенно невообразимое. Огромное, как шар…У меня такое было в детстве, когда я болела… Когда начинался жар, я вдруг видела (точнее, осознавала), что прямо на меня, наваливаясь на глаза, катится гигантский мяч. Он был такой бескрайний (как пятиэтажный дом), что я, в сущности, не должна была знать, что эта махина - круглая. Но я знала. Смотреть на него и ждать его, темный, ноздреватый, каменный, было мучительно, но и не смотреть было нельзя. Вот так и с будущей судьбой… Я тоже ждала свой долгожданный гигантский шар, но только другой: разноцветный, цветочный, быстровертящийся. И знала, что он тоже раздавит меня… Не раздавил.

…Первая же гадалка, посмотревшая на мою ладонь, своими словами меня почти уничтожила…

«Все, чего ты добьешься в жизни, ты добьешься сама, - сказала она. - На тебе нет ни проклятья, ни особой удачи. Ни темного шара, ни цветного. Ни звезды. Все, как у прочих. И так же мало, как у прочих».

- То есть я не буду счастлива? - спросила я, усмехнувшись (умела я это делать: очень неприятно я усмехалась, и тогда и сейчас).

- Почему, не будешь? Будешь… Но это будут только всполохи. Точки. Их будет немного. И ты их будешь очень ценить. Точнее - должна научиться.

И я - научилась.

Ни первая любовь, ни вторая, ни третья, ни пятая (сейчас я это могу сказать) не была чем-то изначально для меня органичным. Мною выбранным. Не было «моим». Если бы мне дали выбирать, я бы выбрала совсем другое. Другого. Даже физический тип человека и тот мне всегда снился иной. Подбородок пожестче, шея посмуглее, руки полегче и аккуратная родинка на шее (с родинками на шее - вообще всегда была напряженка: все не там и не так, ни одну целовать не хотелось). Он садится в моем сне на корточки - и двадцать лет назад, и пять, и полмесяца назад - и шнурует свой ботинок. Вот, в сущности, и вся любовь. Но ни один мужчина в моей жизни не умел так шнуровать ботинок. А кажется - чего легче-то? Сел на корточки, на одно колено оперся, другое выставил, голову наклонил, затылок, беззащитный и одновременно равнодушный, показал и сиди себе, шнуруй - не хочу. Так ведь нет… Именно, что не хочет. Что говорите? - Не положено? - Ну да, где-то я уже об этом слышала.

Поэтому все остальное я сделала сама.

В частности, я так научилась ценить эти всполохи счастья, эти точки случайного неполного совпадения, любила их так сильно и бережно, что в конечном итоге они слились для меня в один белый светящийся след, в размотавшийся клубок, в размазанный по длинной дороге шар… И теперь - периодами - мне кажется, что вся моя жизнь - это один сплошной поток необъяснимой удачи, какие-то сплошные - прости господи - солнечные пятна.

Потому что вообще-то неудача (или то, что мы называем ею) - на самом деле приближает нас к самим себе. А удача закрывает нам глаза и делает пугливыми. Слишком много глаз, слишком много чужих линий на ладони, слишком много зеркал, слишком много вариантов, слишком много нот, Амадей. А вот неудача - наоборот: раскрывает нас и разрешает нам просто жить.

Она как бы отшелушивает с нас то, чего мы так страстно хотели (ведь оно снилось нам по ночам), но когда это «оно» приходило, то мы видели, что это совсем не то, чего мы ждали (пусть чуточку, но не то). Оно нам не по росту (слишком жмет, всегда мало, да и модель не наша).

И когда мы сбрасывали удачу, то понимали, что дышать нам стало легче.

И поэтому когда я вспоминаю теперь ваши лица (всех пятерых), я думаю не о том, что один отказался от меня, а другого пришлось прогнать, а третий ушел сам, и не о том, что мы часто были несчастны вместе, а чувствую нежность и горячую благодарность ко всем вам за то, что вы любили меня (видя при этом периодические сны о другой), искали меня на пригородных полустанках, с фишками в руках, - матерясь и не высыпаясь, а также за то, что каждый из вас зашнуровывал ботинки по-своему.

А уж когда я поднимаю по вечерам лицо к небу (ну, например, чтобы посмотреть, будет ли дождь) или лежу, запрокинув лицо в потолок, с шестым возлюбленным (что ж поделать, любовь заразна - и если тебя сильно любили раньше, то на тебе остается все тот же невидимый след, и многие его, не отдавая себе в этом отчета, чувствуют и наматывают на тебя новые слои этого любовного кокона, как слои лака или краски), то я знаю: что там, на небе, есть и МОЯ звезда.

Мне от нее, если честно, ни жарко, ни холодно.

Но она все равно - ЕСТЬ.

Твоя Мона.

V.

…Ну а уж если говорить только за себя (без чужих голосов и других внутренних персонажей), то моя самая главная удача была в том, что лично я недавно понял, что там наверху никого нет. Ни звезды, ни судьбы, ни кого другого. Ну, то есть смысл существования есть, а говорить спасибо - некому. Да и незачем. Там - безлично. И пора уже перестать играть в дочки-матери. А также в сына и папу.

По той простой причине, что мы уже выросли, и никто за нас не заступится и не накажет, если потребуется. Мы - одни. (Как иногда говорят женщины: Бог меня надоумил, и я купила кулек крупы, и тут как раз грянул кризис: значит, Бог любит меня, охраняет.) Так вот - Бог не надоумит. И уж точно - покупать три килограмма муки. Делать ему больше нечего.

Но сердце тоскует без возможности сказать спасибо (человеку трудно, когда некого благодарить).

Ибо даже с точки зрения «мировой гармонии» - чисто энергетически - надо обязательно самого себя возвращать. Отдавать, чтоб получать обратно. Это совершенно ясная история (кстати, выводящая тебя за пределы по-человечески понятных удач или неудач. Потому что тогда ВСЕ вообще - сплошная удача) и размусоливать тут нечего.

В общем, мысль как воробей металась, и это неотданное «спасибо» все время норовило капнуть на голову. И вдруг в один момент я понял, что каждый раз надо благодарить реального адресата. Не кого-то третьего, не пересыльного, не судьбу, не звезду, не Бога (вообще это свинство по отношению к действительному источнику добра и счастья, если мы благодарим кого-то третьего, пусть даже этот третий сверху, а не его самого).

И тогда каждый раз - я стал искать (то есть отшелушивать автоматическое, механическое, а значит, и неосознанное), кому же в каждый конкретный момент жизни, когда я испытываю счастье или избегаю обиды и горя, я должен сказать это «благодарю».

Самое трудное (психологически), оказалось, говорить «спасибо» - себе.

Очень легко - человеку.

Очень смешно - собаке.

И очень обидно - миру.

Но когда я верно понимал, кто же заслужил эти слова благодарности и произносил их про себя (себе - за сегодняшнее совершенство, кому-то - за то, что нам было когда-то хорошо вместе, собаке - за то, что мы будем с ней праздновать Новый год и никого не пустим, а мужику на улице, что не убил, а ведь мог), ко мне шло такое сильное обратное невидимое свечение и такой ясный тепловой приток, что я понимал: адресат выбран правильно.

VI.

…Я тут говорю важные для себя слова в мир, а они валятся туда какой-то цветочной ахинеей, мало кому понятной и нужной воздушной крупой… И, наверное, справедливо.

- О чем пишет Воденников?

- Ну как о чем? О том, что его все хотят. Тема сексуальности - вообще его тема.

«…»

- У меня недавно было три ночи, которые некоторые вещи во мне перевернули.

- Это у вас от недостатка кальция.

«…»

- Нельзя прилюдно не сказать «я люблю этого человека», если все против него, и даже если он несет полуфашистскую чушь. Потому что я действительно люблю этого человека.

- Если вы еще раз скажете такую антипартийную вредную вещь, мы на нашем месткоме вас непременно «сольем».