Фрактальный принц - Ханну Райяниеми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таваддуд поднимается и бережно усаживает Арселию на жёрдочку. У неё болят суставы рук. Искусственное сплетение устанавливается на время, но никогда не обходится без последствий. Таваддуд лишь надеется, что та часть её, которая осталась в сознании Арселии, даст карину хоть какое-то спокойствие, хотя сама чувствует себя более встревоженной, чем прежде. Она снимает бими и опускается на стул. Ноги дрожат.
Почему он это сделал? В её голове мелькает облик Алайль. Как он мог? И зачем?
Он Отец похитителей тел. Но он говорил, что никогда больше не станет так поступать. А вдруг это из-за меня? Из-за того, что мы не можем быть вместе?
Таваддуд ощущает присутствие Аксолотля в фрагментах воспоминаний карина. Круг и квадрат. В этом есть что-то странное: примитивная абстракция, словно рисунок ребенка. Запретные истории похитителей тел обычно бывают очень увлекательными, полными опасностей и неожиданностей, с персонажами, которые входят в ваше сознание и становятся вами. Но в данном случае это грубое и откровенное стремление что-то найти.
И ещё Тайное Имя, которое до сих пор звенит в голове медным колоколом.
Сумангуру внимательно следит за ней. Таваддуд молча смотрит на него и прижимает ноющие пальцы к вискам.
– Прошу прощения, господин Сумангуру. После этого всегда требуется некоторое время, чтобы оправиться.
Что я ему скажу? Что это был мой любовник? Кто знает, что он может сделать?
Она потирает лоб и старается выглядеть более слабой, чем на самом деле, а после бессонной ночи, пропущенного завтрака, полёта на ковре и сплетения это совсем не трудно.
– Прошу вас, дайте мне несколько минут.
Она встаёт и подходит к небольшому пруду в тени дерева-мельницы. Крохотные рухи мелькают над поверхностью воды, разбивая отражение кончиками крыльев. Таваддуд споласкивает лицо, нимало не заботясь об испорченном макияже. Внутри всё сжалось. Кожа онемела.
Девушка, которая любила монстров. Но я не верила, что он был одним из них. Даже если он утверждал это.
Сумангуру всё так же неподвижно сидит рядом с птицей и наблюдает за ней. Таваддуд выходит в освещённый круг под куполом и заставляет себя улыбнуться.
– Итак?
– По большей части это были просто помехи. Но очевидно, что мы имеем дело с одержимостью. Похититель тел овладел Алайль, но, прежде чем захватчик добился полного контроля, она успела спрятать своего карина.
– Что вы узнали об этом… похитителе?
– Только отзвуки истории, используемой в качестве переносчика инфекции.
– И это всё?
– Да. Но, по крайней мере, теперь мы знаем, что это не самоубийство. – Она опускает взгляд, делает вид, что вытирает глаза, и продолжает дрожащим голосом: – Мне очень жаль, господин Сумангуру. Госпожа Алайль была другом нашей семьи.
– А с какой целью вы рассказывали историю этому существу?
– Как я говорила, история предназначена для прочного сплетения, для проникновения частицы моего разума в сознание Арселии. Это всего лишь детская сказка, ничего больше.
Сумангуру поднимается. В его руке внезапно появляется складной нож. Он неторопливо открывает лезвие.
– Вы великолепно лжёте. Но я много раз слышал ложь и знаю, как она звучит. – Он придвигается так близко, что Таваддуд чувствует запах металла и машинного масла. – Мне нужна правда. Что рассказала вам птица?
Таваддуд охватывает гнев. Она выпрямляется. Представь себе, что это наглый джинн.
– Господин Сумангуру, я дочь Кассара Гомелеца. В Сирре обвинение во лжи – это очень серьёзно. Вы хотите, чтобы я снова вас ударила?
– Гм. – Гогол прикасается лезвием к своим губам. – А вы хотите, чтобы я сделал с вами то же, что делал с птицей?
– Вы не посмеете.
– Я служу Великой Всеобщей Цели. Любая плоть для меня одинакова.
И вдруг в его глазах снова что-то мелькает, какое-то неожиданное добродушие.
– Вы не можете говорить со мной подобным тоном, – слышит Таваддуд собственный голос. – Как вы смеете?! Вы явились сюда и смотрите на нас сверху вниз, словно на игрушки. Разве это ваш город? Разве это ваш дед Зото Гомелец говорил с Ауном и просил защиты от дикого кода? Вы можете угрожать, но вы угрожаете не только Таваддуд: за мной стоит Сирр, и Аун, и пустыня. Однажды они уже восстали против вас. И снова восстанут, если мой отец произнесёт необходимые Имена. Вы должны проявлять уважение, господин Сумангуру, или я одним словом лишу вас Печатей, и тогда посмотрим, проявит ли дикий код такое же милосердие, как Таваддуд Гомелец.
Она задыхается от гнева. Таваддуд – дипломат. Она сжимает кулаки с такой силой, что кольца джиннов впиваются в пальцы.
Спустя мгновение гогол Соборности негромко смеётся, опускает нож и разводит руками.
– Вам следовало бы стать сумангуру, – говорит он. – Возможно, мы могли бы…
Налетевшая тень не даёт ему закончить фразу. Таваддуд поднимает голову. В голубом небе рябит от блеска сотен прозрачных жужжащих крыльев. Быстрые.
Раздаётся залп сотни ружей. Расколовшийся купол осыпает Сумангуру ливнем осколков. А потом металлическим дождём обрушивается целый поток игл.
13
История о воинствующем разуме и камне Каминари
Флот Соборности обрушивается на квантовый мусор из тени космической струны.
Воинствующий разум координирует атаку из боевого вира. Единственным проявлением материальности – данью уважения к Прайму – является едва уловимый запах оружейной смазки. Воинствующий разум полностью растворён в данных боевого пространства, фильтруемых и преобразуемых его метасущностью. Он смотрит глазами своих копи-братьев – от самой примитивной боеголовки наноракеты до собственной ветви в областном корабле.
Ему необходимы они все, поскольку приходится компенсировать недостаточность обзора: космическая струна отсекает часть пространства-времени, создавая эффект линзы, из-за чего корабли зоку раздваиваются. Космическая струна – это оставленный Вспышкой шрам в вакууме, толщиной менее одного фемтометра и длиной десять километров. Она образует петлю и обладает массой, превосходящей массу Земли, поскольку обросла облаками пыли и водорода, словно кость плотью.
Струна поглощает несколько из двух сотен районных кораблей воинствующего разума. Они бесшумно вспыхивают по всей длине, как бриллианты в ожерелье Пеллегрини. Но эта жертва обеспечивает преимущество неожиданного нападения. Остальной флот надвигается на корабли зоку клещами термоядерного огня.
По сравнению с клиновидными многоугольными судами Соборности корабли зоку кажутся громоздкими и неуклюжими. Некоторые из них, словно заводные игрушки, представляют собой сложнейшие конструкции, внутри которых обитают разумы, расточительно воплощённые в физические тела. Другие имеют эфемерный вид: мыльные пузыри, заполненные квантовым мозгом, зелёные и голубые, живые – их свойство поддерживать долговременные квантовые состояния является ещё одной причиной ненависти со стороны беспорядочной биологии старой Земли.
Но у зоку имеются свои козыри в рукаве. Даже вне световых конусов друг друга они выполняют манёвры невероятной сложности, которые оказываются безупречной реакцией на действия смыкающихся клещей Соборности, которые извергают в противников странглетовые снаряды. Каждый залп вызывает гейзеры экзотических барионов и гамма-лучей, но ущерб они наносят гораздо меньший, чем