Уходящее поколение - Валентин Николаевич Астров

В политотделе армии Пересветову вручили отобранную у пленного «Памятку немецкого солдата».

«Германец — абсолютный хозяин мира, — говорилось в ней. — Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты германец, — как подобает германцу, уничтожай все живое… убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай!..»

Эту «памятку» на своих лекциях и на концертах ансамбля Пересветов зачитывал нашим бойцам. Он написал «Марш резервов»; хормейстер, бывший студент московской консерватории, написал к словам музыку, хор под аккомпанемент духового оркестра исполнял этот «Марш»:

С Урала, с Волги, с Дона мы

И от Амур-реки

Несчетными колоннами

Вливаемся в полки.

Идем вооруженные,

Снаряжены сполна,

Призвала нас мильонами

Советская страна.

Поклялся каждый призванный:

«Я Сталину клянусь —

Из злой беды мы вызволим

Украйну, Белорусь!

В нас сила необъятная,

Народ наш исполин!

В одну шеренгу ратную

Встают отец и сын.

Врагов, ордой непрошеной

Ворвавшихся в наш дом,

Крошить мы будем в крошево,

Пока не перебьем!

Когда-то восемнадцатилетний Костя досадовал на свой дилетантизм, мешавший отдаться целиком революционной работе: и пение-то его увлекает, и рисование, и писание повестей и стихов. Мотивы к каким.-то стишкам он сочинял даже в тюремной одиночке. А гимназист большевик Володя Скугарев писал ему из Еланска в Пензу: «Способности твои мы когда-нибудь все применим — не горюй, для нашего дела они не пропадут!» Безвременно скончавшемуся в 1928 году Володе и не снилось, в какой обстановке и как его предсказание может оправдаться.

Шумным успехом у фронтовиков пользовался эстрадный «квартет» с единственной декорацией: растянутая на веревке плащ-палатка. Над ней появлялись одна за другой, с опаской озираясь на публику, физиономии подбитых на войне «фрицев»: один с забинтованной головой, другой со свороченным набок носом, третий с раздутой щекой и растрепанными волосами, а четвертый с перекошенным от злобы лицом, подстриженными усиками и спущенным на лоб клочком волос — вылитый Гитлер! Когда смех утихал, «фрицы» пели:

Катюша нам на третье блюдо

Преподнесла такой паштет,

Что уцелел каким-то чудом

Из трех полков один квартет… и т. д.

В завершение над головами «квартета» появлялся красноармеец с огромной дубиной (сделанной из картонки) и лупил по головам, загоняя по очереди каждого за плащ-палатку. Последняя голова — Гитлер — сперва под ударами кособочилась и лишь от третьего проваливалась в тартарары.

Личное участие в красноармейской олимпиаде художественной самодеятельности добавило к наградам Пересветова благодарность в приказе по армии — «За хорошее исполнение песни «Вдоль по Питерской»…».

К зиме фронт подвинулся дальше на запад. В прифронтовой деревне, оставленной жителями, в длинном деревянном сарае, оборудованном под зрительный зал, устроили встречу нового, 1943 года, на которую явился командарм со своим штабом. Начклуба подошел к командарму и, откозырнув, спросил:

— Товарищ командарм! Разрешите обратиться!.. Тут какой-то старик в полушубке, с автоматом, в двери ломится, разрешите его впустить?

— Какой старик? Что вы ко мне с такими пустяками?.. Вы отвечаете за организацию вечера, сами и решайте, кого впускать и кого не впускать.

Собравшиеся расселись по скамьям перед невысокой эстрадой. После краткой вступительной речи начполитотдела в зал впустили Деда Мороза в ушанке и полушубке, с красной лентой через плечо и автоматом на груди, с большой белой бородой, обильно усыпанной бертолетовой солью, позаимствованной в санчасти. При общем смехе, под аплодисменты, он проследовал к эстраде, и едва на нее взошел, как из зала раздался голос:

— Пересветов! Ты как сюда попал?

Кто-то из издательских работников, в шинели с командирскими знаками отличия, не встречавший до этого дня Пересветова на фронте, узнал его даже под гримом.

«Мороз» открыл праздничный концерт раешником, в котором фигурировали удирающие от Москвы фашисты и Скугарева высота на Вяземском направлении, — частям армии предстояло отбить ее у немцев; упоминалась отросшая заново борода Зверина и многое другое. Затем на сцену вышел хор, исполнивший «Вставайте, люди русские!» из фильма «Александр Невский». Солировал один из хористов, славный украинский паренек Алеша Копнин, не подозревавший, что тою же зимой, при выезде на передовую с концертной бригадой, ему суждено будет погибнуть от фашистской мины.

В сентябре сорок третьего Пересветову довелось проездом посетить только что освобожденный Еланск. Город лежал в развалинах, мосты через Днепр были подорваны, перебирались через реку по деревянному настилу. Поднимаясь на гору по Советской улице (бывшей Благовещенской, по которой 16-летнего Костю городовой вел в тюрьму), Пересветов через пустые провалы окон мог разглядеть силуэты старинных крепостных башен на окраине. В здании бывшего реального училища, как ему сказали, при оккупантах помещалось гестапо, здесь пытали и убивали заключенных. Подняться на второй этаж в свой класс ему не удалось: потолки обвалились, и только знакомые до мелочей узорные ступеньки чугунной лестницы, по которым он взбегал тысячу раз, виднелись из-под груды битого кирпича.

Посетил он и чудом уцелевший деревянный дом, где помещался перед арестом реалистов-кружковцев их «фаланстер», полулегальное общежитие… Окраинная улица, где стоял дом Лесниковых, в котором они с Олей пережили столько счастливых дней, где росли их дети, была начисто сожжена зажигательными бомбами в первый же налет фашистской авиации. На месте дома не торчало даже трубы, бездомные соседи разобрали кирпичи на постройку временных убежищ. За два с лишним года пепелище заросло бурьяном, и Константин Андреевич унос на полах шинели целую гирлянду репьев.

Война безжалостно коверкала, мяла и тасовала людские судьбы. Всенародная беда влекла за собой повсюду уйму всяких бед, настигавших каждую семью.

В семье Пересветовых беды начались уже в первую военную зиму. Наташе предстояли роды; надежды на уход за ребенком возлагались на бабушку Марию Николаевну, а ее скосил непривычно суровый уральский климат и тяжести жизни в эвакуации. В начале сорок второго года она сильно простудилась и умерла, не дождавшись появления правнука на свет.

Роды у ее внучки прошли не совсем благополучно. Мальчик сначала был так слаб, что опасались за его жизнь, и только Наташина молодость и здоровье спасли его: в состоянии крайнего изнурения она не потеряла материнского молока и кормила своего первенца Сашу грудью в самые критические для него недели.

В довершение бед свалилась с ног, подхватив воспаление легких, Ольга. Не оправившись как следует, вернулась в цех, производивший снаряды в продуваемом сквозняками барачном помещении, и вторично застудила себе