Назовем ее Анной - Элен Эрасмус

— Ты пьяна?

— Да, — не возражала Элен. — Да, я пьяна. Дело в том, что я пока еще не знаю, как в моем доме готовится закуска, но уже освоила, как здесь можно приготовить этот вкусный напиток. Странно, джина так мало, а голова… — Элен покрутила пальцем у виска, после чего весело помахала рукой собеседнице, будто радостно приветствуя ее или без печали прощаясь.

— Элен! Ты дура! — звонко прозвучал голос всполошившейся Сью.

— Нет, дорогая, не я. Уже не я. Это моя Анна дура. А я умнею на глазах.

— Допустим. Я все-таки, несмотря на твое состояние…

— Мое состояние? — в удивлении подняла голову Элен.

— …несмотря на твое состояние, — не дала себя сбить с мысли Сью, — попытаюсь донести до тебя главное. Ты никогда не задумывалась, почему Мелисса настойчиво завлекала тебя в свой дом?

— Сью, шут с ним, с этим домом, и с этой Мелиссой, и со мной, с прежней Элен Корнер, тоже! Допусти, дорогая, что я на пороге новой жизни, которая… в общем, мне пока очень нравится.

— Мелисса пойдет на все, лишь бы от тебя избавиться!

— Она уже пошла на все, — последовал безмятежный ответ.

— Постарайся вдуматься в то, что я тебе сейчас скажу: тот дом, из которого тебя выжили, использовав как наживку эту квартиру, он твой. Понимаешь — твой! Дядюшка завещал его тебе.

— Какой еще дядюшка? У меня нет никакого дя… — расслабленно начала Элен, но вдруг смысл только что произнесенных Сью слов стал доходить до нее. Она вскочила на ноги и вцепилась в плечи Сью. — Дядя Джеймс?! Оставил мне свой дом? Почему? Господи, да мы с ним и виделись-то раза два-три, не больше!

Сью поморщилась и не без труда освободилась из рук сестры. Та перевела дыхание, снова села и сделала глоток из бокала.

— Извини, Сью, все так неожиданно… Я и лица дяди Джеймса не помню, в памяти осталось только ощущение тепла и доброты да обрывки рассказов о его бесхитростных чудачествах.

Сью с удовлетворением отметила, что собеседница наконец вернулась к действительности и, значит, приказ, произнесенный прежним начальственным тоном, будет только кстати:

— Отставь бокал! Слушай меня! Джеймс Корнер завещал свой особняк младшему из Корнеров, и это — ты! Дошло наконец?

— Тебе не кажется это странным? Человек любит свою молодую жену, а самое ценное, что у него есть, оставляет дальней родственнице? Почему?

— Это нам еще предстоит выяснить!

— Зачем же тогда все это? — Элен снова обвела глазами кухню, рукой же показала на дверь, за которой находились еще не освоенные ею покои.

— Именно затем! — воскликнула Сью, горячностью пытаясь заштопать неясные места в своей интерпретации событий.

— Как ты все это сумела выяснить? Насколько я понимаю, если я официальная наследница, меня в первую очередь должны были поставить в известность, ведь так?

— Точно! — почти восторженно приветствовала Сью первую, по ее мнению, толковую мысль сестры. — Как удалось узнать? Ну, во-первых, не мне тебе рассказывать, что половина Бирмингема — мои знакомые, а во-вторых… В общем, мой близкий друг работает нотариусом, и завещание мистера Корнера в их конторе обсуждалось как казус, в котором, однако, все правовые нормы соблюдены. Фамилию покойного чудака — прости! — он по этическим соображениям сначала не называл, но на мои настойчивые просьбы все же откликнулся…

— Тоже из этических соображений? — не удержалась, чтоб не съязвить, Элен, чем снова дала понять Сью, что та утратила контроль над некогда послушной воспитанницей.

— По-моему, ради удовольствия меня обидеть ты согласна забыть о главной теме нашего разговора, — надула губы Сью. — Ты будешь меня слушать или нет?

— Я вся внимание, — заверила Элен.

— Дядя Джеймс написал в завещании следующее… Цитирую, как ты понимаешь, по памяти, и не сам текст, а в пересказе моего друга. Значит, так: «Мой лондонский дом не может сдаваться внаем или в аренду. Пока не родится ребенок последнего на день моей смерти ребенка семьи Корнер, особняк должен быть в таком состоянии, в каком находится теперь, в день составления данного завещания, дабы гордость за предков воспитывалась в потомстве…» Вот так-то. Ну и что ты теперь скажешь о Мелиссе? Ведь кто-кто, а она-то уж точно знала о всех тонкостях завещания! Все, что причиталось ей, она уже загребла. Вот только лондонского домика не хватало! Какова? Спрашиваешь, почему тебя не поставили в известность? Возможно, по чьему-то недосмотру или по халатности, что, впрочем, одно и то же, выявили не всех Корнеров. Да не в этом дело! Главное, что Мелисса-то прекрасно знала о твоем бесспорном праве на наследство.

— Но на что же в таком случае рассчитывает тетка? Она же ни под каким видом не сможет завладеть домом, который ей не принадлежит?

— Пойди узнай, на что она надеется! Я ведь не до конца изучила все тонкости завещания. Может быть, там что-то сказано про раннюю смерть последнего ребенка или, скажем, про какие-то требования покойного и к браку этого ребенка. Не беспокойся, все выясню! Завтра полный текст завещания будет у меня. Я просто очень торопилась поставить тебя обо всем в известность, обеспечить твою безопасность, так что займусь этим завтра. Теперь поняла, что моя тревога за тебя не беспочвенна?

— Нет, не поняла! Мелисса имела и время, и возможности совершить злодеяние, но, как видишь, я жива и здорова, да еще живу в квартире, которая мне очень и очень по душе.

— Ну что ж, теперь еще раз можешь назвать Анну дурой, если считаешь, что ей это определение больше подходит, чем тебе. Допусти, дурочка, мысль: может быть, дядюшка оговорил сроки брака. Например, выйди ты замуж — и все, плакало твое наследство. С чего бы, вспомни, Мелисса тебя все уговаривала устроить побыстрее личную жизнь, а? Вот то-то…

— Но ведь и ты тоже уговаривала, — возразила окончательно сбитая с толку Элен.

— У меня были прямо противоположные мотивы, — загадочно сообщила Сью.

— То есть?

— Я хотела тебе счастья, а она хотела только брака! — отрезала Сью. по-прежнему считая, что запальчивостью тона можно компенсировать пробелы в логике.

— Ваши усилия можно было бы объединить, — раздумчиво произнесла незадачливая наследница.

Сью набрала воздух в легкие, чтобы обрушить на Элен шквал возмущения, но тут зазвонил телефон. Наверное, уж на этот раз все-таки Найджел. Больше некому.

Элен слезла с высокого табурета, двинулась к двери, но неожиданно вернулась, взяла со стойки бокал и только после этого без особой спешки прошествовала в кабинет, где продолжал неистовствовать телефонный звонок.

— Алло! — вполне бодрым голосом бросила Элен в трубку, но следующие слова были сказаны ею таким безжизненным глухим голосом, что Сью разволновалась и поспешила к сестре, на ходу оглядывая помещения, каждое из которых — и размерами, и убранством — было достойно восхищения.