Ветер вересковых пустошей - Галина Евстифеева

— Что ты сказал? — хмуря кустистые брови, переспросил Торин.

— Карн хочет видеть своей женой княжну Горлунг.

Княгиня Марфа, Прекраса и Рулаф, как по команде облегченно вздохнули. Князь Торин непонимающе смотрел на них и на Фарлафа, затем перевел взгляд на Карна. Торин решительно ничего не понимал, что, о, боги, творится в его дворе?

— Князь Торин, — властно начала княгиня Силье, она держалась столь уверенно и надменно, что Торин не посмел ей указать на её место и не смог велеть замолчать, — супруг мой и я заявляем, что объединение земель и супружеский союз возможны только в том случае, если женой моего старшего сына, наследника моего мужа, будет твоя старшая дочь.

— Князь Торин, — поднялся со своего места Рулаф, — я прошу у вас разрешения взять в жены…

— Молчать! — рявкнул Торин.

Княжич Рулаф испуганно умолк и замер, потом сел на свое место, ощущая на себе недовольные взгляды родителей, брат же его больше не смотрел в сторону младшего княжича.

— Почему Карн хочет видеть своей женой Горлунг? — спросил князь Торин, яростно буравя взглядом своего старого друга.

Но князь Фарлаф не успел ответить, за него всё сказала его властная жена:

— Твоя старшая дочь — чистокровная норманнка, для нас это важно, кроме того, она непорочная и чистая девица, в отличие от княжны Прекрасы, — княгиня Силье бросила презрительный взгляд на княжну и Марфу, в её глазах и мать и дочь в равной степени были опорочены и виновны.

— Фарлаф, — яростно рявкнул Торин, — вели своей жене молчать, когда разговор ведут мужчины.

Княгиня Силье фыркнула и оскорблено отвернулась от князя Торина, она не привыкла, чтобы ей указывали.

— Зря ты, друг мой, так кричишь, — примирительно сказал Фарлаф, — что меняется в нашем уговоре, если Карн женится на старшей твоей дочери? Ничего. Какая нам разница? Никакой. Горлунг — дочь тебе, такая же, как и Прекраса, так в чем собственно дело?

— А чем Прекраса его не устроила? Разве есть кто краше её, веселее? Разве кто лучшее её поет, пляшет? Она ведь, словно Дева Лебединая, красивая, — не унимался Торин.

— Красива она, спору нет, — медленно сказал Фарлаф — да, только от жены не одна красота требуется. Жена должна быть непорочна и чиста, чтобы сомнений не было, чьего ребенка носит она в чреве своем. На наших землях княгиней должны быть женщина достойная, благочестивая, а не… — он не смог подобрать нужное слово и замолчал.

— И ты смеешь мне сказать, что дочь моя любимая не подходит в жены твоему сыну? — угрожающе спросил Торин.

И тут поднялся со своего места княжич Карн, посмотрев в глаза князю Торину, он горько сказал:

— Правда, это чистая, князь Торин, невеста моя, княжна Прекраса, не девица. Честь свою девичью отдала она не мне, как полагается это по законам людским. Не гоже князю, управляющему землями бескрайними растить дитя чужое, считать наследником своим. Да и, скажу по чести, есть у меня сомнения, что остальные дети Прекрасы будут от меня, ибо легкомысленная она больно. Поэтому и хочу жениться я на Горлунг. Во всем Торинграде не сыщется того человека, что скажет о ней дурное слово. Пускай она не так пригожа, как сестра её, но я от жены хочу не только услады для взора, мне надобно, чтоб жена моя будущая была похожа на мать мою, своим благочестием и хозяйственностью. А княжна Прекраса благочестием, мудростью и чистотой не отличается, сам я в этом убедился, не веря наветам.

— Как убедился? — вскакивая, воскликнул Рулаф.

— Так и убедился, — повернувшись к нему, ехидно ответил брат, — как мужчина может распознать, девица перед ним, али нет, так и я узнал, что невеста моя не девица уже. Или думал ты, что лишь тебя она ласками своими одаривает? Нет, меня тоже обласкала, как смогла. А ты — предатель, да ниспошлют боги кару на твою голову за то, что покусился на то, что не принадлежит тебе!

— Прекраса, как же ты…, как ты… могла — шептал Рулаф, глядя на княжну.

А Прекраса сидела, не смея глаз поднять на сидящих за столом, словно ребенок маленький, нашкодивший, она мечтала оказаться за тридевять земель от Торинграда, там, где никто не ведает о её позоре.

— Прекраса, это правда? — вставая со своего места во главе стола, спросил князь Торин.

Княжна молчала, подойдя к ней Торин, схватил её за плечи и поднял со скамьи, развернув её лицом к себе, такую красивую в белой, шитой перлами ферязи. Но красота её нынче не радовала отцовский взор, князь спросил еще раз:

— Прекраса, это правда?

Княжна стояла испуганная и, не поднимая глаз на отца, тихо прошептала:

— Батюшка, миленький, прости, но мне мил Рулаф…

— Я не спрашиваю, кто мил тебе! — закричал Торин. — Ты девица?

Прекраса смогла лишь отрицательно покачать головой, соленые слезы градом катились по её лицу и капали на сомкнутые руки.

В душе князя Торина поднялся такой гнев, что, не владея собой, со всего размаху ударил он любимую дочь по лицу. Ударил сильно, словно мужчину, сбив с ног. Прекраса, закричав, упала на присыпанный свежей соломой пол, венец её золотой упал с головы и покатился к очагу, усерязи повисли, запутавшись в разметавшихся локонах, но она этого не заметила.

— Пошла вон, волочайка [83], ты мне более не дочь, — в неистовстве кричал князь Торин.

Прекраса поднялась на четвереньки, затравленно глядя на отца, и, осознав смысл его слов, неловко встала. Она надеялась, что кто-нибудь встанет на её защиту, скажет хоть слово, которое сможет остудить отцовский гнев. Но таких не нашлось, и она, испуганно охнув, выбежала из гридницы, следом за ней вышел княжич Рулаф.

Князь Торин вернулся на свое место, поступь его была тяжелой, будто удар обрушился на него невероятной силы, что лишь истинному богатырю под стать выдержать. В гриднице стояла тишина: Фарлаф, Силье и Карн ожидали решения князя, а княгиня Марфа, вжав голову в плечи, со страхом думала о том, что грядет.

Наконец князь Торин, стукнув кулаком по столу, и сказал, глядя на князя Фарлафа:

— Свадебный пир твоего сына Карна и Горлунг состоится спустя два дня, приданым ей будут мои земли.

Княжич Рулаф догнал Прекрасу возле её одрины, лицо княжны было заплаканным, левая щека пунцовой, волосы разметались по плечам. Развернул её к себе, схватил за плечи хваткой железной и спросил:

— Это правда, Прекраса?

— Ох, Рулафушка, миленький лада мой, — запричитала княжна, сквозь слезы, — что же будет теперь?

— Прекраса, ответь мне, — встряхнув её, строго сказал княжич.

— Что ответить? — непонимающе спросила княжна.

— Правда ли, что ты и Карн познали друг друга, словно супруги?