Последний присяжный - Джон Гришэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После перерыва судья Лупас приступил к наиболее серьезному этапу опроса, касающемуся смертного приговора. Он объяснил, какие преступления предполагают смертный приговор и какая процедура за ним следует, после чего снова предоставил слово Эрни Гэддису.
Кандидат в присяжные номер одиннадцать принадлежал к некой непонятной конфессии и ясно дал понять, что ни при каких условиях не проголосует за то, чтобы отправить человека в газовую камеру. Присяжный номер тридцать четыре оказался ветераном двух войн и был твердо убежден, что смертная казнь применяется недостаточно часто. Это, разумеется, восхитило Эрни. Выбрав из пула несколько человек, он стал вежливо задавать им вопросы о том, чувствуют ли они себя вправе судить другого человека и приговорить его к смертной казни. Наконец очередь дошла и до мисс Калли.
— Итак, мисс Раффин, исходя из того, что я узнал, прочитав очерк о вас в газете, вы — женщина глубоко религиозная. Я прав?
— Да, сэр. Я люблю Господа Бога нашего, — ответила она, как всегда четко.
— Будете ли вы испытывать сомнения, оказавшись перед необходимостью судить человека?
— Да, сэр, буду.
— Вы хотите, чтобы вас освободили от участия в жюри?
— Нет, сэр. Меня, так же как и всех этих людей, привел сюда мой гражданский долг.
— Если вас выберут в жюри и жюри придет к выводу о виновности мистера Пэджита, сможете ли вы проголосовать за смертную казнь?
— Мне бы, разумеется, очень этого не хотелось.
— Но вопрос мой состоит в том, сможете ли вы это сделать.
— Я, так же как и остальные здесь присутствующие, в состоянии исполнить требование закона. Если закон гласит, что мы обязаны прибегнуть к смертной казни, я подчинюсь закону.
* * *Четыре часа спустя Калия Х. Раффин стала членом жюри присяжных. И это был первый в истории округа Форд случай, когда в жюри предстояло заседать чернокожей женщине. Пьяницы из барристерской оказались правы. Защите она понадобилась, потому что она черная. Обвинению — потому что его представители хорошо ее теперь знали. К тому же Эрни Гэддису приходилось экономить свою квоту отводов для менее подходящих персонажей.
В тот вечер, допоздна засидевшись у себя в кабинете за сочинением отчета о первом дне заседаний и отборе присяжных, я услышал внизу знакомый шум. Гарри Рекс имел обыкновение вламываться в редакцию и громко топать по деревянным полам, чтобы каждый сотрудник «Таймс» в любое время суток безошибочно догадывался, кто удостоил их посещением.
— Уилли, приятель! — проорал он снизу.
— Я здесь, наверху, — откликнулся я.
Он прогромыхал вверх по лестнице и рухнул в свое любимое кресло.
— Ну, что вы думаете о жюри? — Удивительно, но он казался совершенно трезвым.
— Я знаю в нем только одного человека, — ответил я. — А вы?
— Семерых.
— Вы думаете, что мисс Калли отобрали из-за моего очерка?
— Ага, — как всегда, безжалостно-честно подтвердил он. — О ней ведь было столько разговоров. Обе стороны теперь прекрасно ее знают. На дворе семидесятые годы, а у нас еще никогда не выбирали в присяжные черного. Она ничем не хуже других. Вас это тревожит?
— Боюсь, что да.
— Почему? Что плохого в том, чтобы заседать в жюри присяжных? Нам давно пора привлекать черных к исполнению гражданских обязанностей, не так ли? А мисс Раффин с мужем всегда стремились ломать преграды. Что в этом опасного? То есть я хочу сказать, что обычно в этом нет ничего опасного.
У меня не было и теперь уже до окончания процесса не предвиделось возможности поговорить с мисс Калли. Судья Лупас приказал изолировать присяжных на неделю, и теперь они жили в мотеле где-то в другом городе.
— Как по-вашему, в жюри попали какие-нибудь сомнительные личности? — спросил я.
— Не исключено. У всех вызывает подозрения тот парень-калека откуда-то из-под Дьюмаса. Фаргарсон. Он повредил позвоночник на лесопильне своего дядьки. А дядька много лет назад продавал пиломатериалы Пэджитам. У парня явно что-то на уме. Гэддис отставил бы его, но он израсходовал свою квоту отводов.
Инвалид, о котором говорил Гарри Рекс, ходил с палочкой, ему было не меньше двадцати пяти лет, но Гарри Рекс всех, кто был моложе его, называл не иначе как «парнями» — особенно меня.
— С Пэджитами никогда не знаешь, чего ожидать, — продолжал он. — Черт, может, у них уже сейчас половина жюри в кармане.
— Неужели такое возможно? Вы сами в это верите?
— Не особенно. Но если жюри не придет к единогласному решению, ничуть не удивлюсь. Эрни придется сделать две, а то и три попытки, чтобы достать этого парня.
— Но в тюрьму-то его в любом случае упрячут? — Мысль о том, что Дэнни Пэджит вообще избежит наказания, испугала меня. Я связал свою судьбу с Клэнтоном, но, если правосудие в городе столь коррумпировано, оставаться здесь жить не желал.
— Они его подвесят за задницу.
— Отлично. Значит, смертная казнь?
— В конце концов, думаю, да. Здесь ведь как-никак самая сердцевина Библейского пояса,[9] Уилли. Око за око и все такое прочее. Лупас сделает все, чтобы помочь Эрни добиться обвинительного приговора.
Потом я совершил ошибку, спросив, почему он так поздно работает. Оказалось, что его клиент, добивавшийся развода, сделал вид, будто уезжает из города по делам, а сам потихоньку вернулся, чтобы застукать жену с ее дружком. Гарри Рекс провел последние два часа со своим клиентом в пикапе, взятом напрокат, возле пользующегося дурной славой мотеля неподалеку от Клэнтона. Выяснилось, что у жены его клиента два дружка. Рассказ Гарри Рекса продолжался не менее получаса.
Глава 15
Во вторник утром почти два часа ушло на выяснение каких-то спорных вопросов между представителями сторон в кабинете судьи.
— Наверное, из-за фотографий, — твердил Бэгги. — Фотографии всегда вызывают много споров.
Поскольку мы к этому маленькому сражению доступа не имели, пришлось, охраняя свои места и сгорая от нетерпения, ждать в зале. Я куриным почерком царапал в блокноте какие-то заметки, достойные бывалого репортера-ветерана. Это занятие позволяло игнорировать неотступно сверливших меня взглядами Пэджитов. Поскольку присяжных в зале не было, внимание семейки перекинулось на зрителей, в первую очередь на меня.
Присяжные оставались под замком в комнате совещаний, охраняемой помощниками шерифа, — словно кто-нибудь мог получить преимущество, взяв ее с боем. Комната с большими окнами, выходившими на восточную лужайку, находилась на третьем этаже. В один из подоконников был встроен шумный кондиционер, его рычание, когда он работал на полную мощность, было слышно в любой точке площади. Я думал о мисс Калли и ее высоком давлении. Вероятно, она читала сейчас Библию, это всегда ее успокаивало. Утром я звонил Исаву. Он очень тревожился из-за того, что мисс Калли увезли от него и изолировали вместе с остальными присяжными.
Теперь Исав сидел в заднем ряду, ожидая начала заседания, как и все мы.
Когда Лупас и представители сторон наконец объявились, вид у всех был такой, будто они только что участвовали в рукопашной. Судья сделал знак приставу, в зал ввели присяжных. Лупас поприветствовал их, поблагодарил за терпение, спросил, нет ли у них жалоб на условия содержания, извинился за временные неудобства, за нынешнюю задержку в заседании и пообещал, что впредь все пойдет без сбоев.
Эрни Гэддис занял позицию перед судейским помостом и начал вступительную речь. Он держал в руках желтый блокнот, но не заглядывал в него. Очень доходчиво он изложил основные обвинения против Дэнни Пэджита, которые штат собирался доказать в ходе разбирательства. Когда все улики будут предъявлены, объяснил окружной прокурор, все свидетели допрошены, когда выскажутся представители обеих сторон и судья огласит свое наставление, последнее слово останется за присяжными, которым и предстоит свершить правосудие. Он нисколько не сомневался, что они признают Дэнни Пэджита виновным в изнасиловании и убийстве. Гэддис не произнес ни единого лишнего слова, зато каждый звук его милосердно-краткой речи дошел до слушателей. Доверительный тон и сдержанность формулировок были призваны показать, что обвинение располагает неопровержимыми фактами и он непременно добьется обвинительного приговора. Чтобы убедить жюри, ему не требовалось ни пространных речей, ни апелляции к эмоциям.
Бэгги с удовольствием констатировал:
— Когда позиция у юриста слабая, он говорит куда больше.
Как ни странно, Люсьен Уилбенкс отказался от выступления до тех пор, пока обвинение не представит дело суду, — редкий случай в практике защиты.
— Он что-то задумал, — пробормотал Бэгги, словно мысли у них с Люсьеном были общими. — Ничего удивительного.
В качестве первого свидетеля обвинение вызвало шерифа Коули. Свидетельствовать по уголовным делам входило в его служебные обязанности, но едва ли ему могло и в страшном сне пригрезиться, что придется давать показания против кого-либо из Пэджитов. Через несколько месяцев Коули ждали перевыборы, поэтому ему было важно предстать перед избирателями в благоприятном свете.