Окорок единодушия - Уильям Эйнсворт

Небольшая платформа, огороженная решеткой, и покрытая зеленым балдахином, была приготовлена для искателей награды. У решетки стоял Уилль Крен, с длинным шестом, наверху которого был утвержден огромный достославный окорок — завидная награда счастливым супругам. Он был прикреплен к шесту серебряною цепью, которую некогда носил на груди сэр Реджинальд Физвальтер, учредитель знаменитого донмовского обычая.

Налево была отгорожена решеткою платформа для свидетелей.

Соискателей не было еще: они еще не были призваны, потому что прежде надобно было исполнить надлежащие приготовительные формальности.

Гопкинсон объявил, что заседание суда открывается. Воцарилась общая тишина, и Ропер, обозревая присутствующих, начал:

«Известно всем, здесь находящимся, что, согласно древнему и почтенному обычаю, установленному в начале XIII века сэром Реджинальдом Физвальтером, родоначальником славной фамилии, представитель которой присутствует здесь, согласно этому обычаю, почтенному не только по своей древности, но также и по достохвальной своей цели — давать награду за супружескую любовь и верность, собрался теперь суд для произнесения решения относительно прав со стороны искателей нашей награды на ее получение. Известно также всем, здесь присутствующим, что присуждение сказанной награды по уставу принадлежит владетелю поместий Донмовского Приорства, каковым ныне состоит достопочтенный председатель суда, сквайр Марк Монкбери, всегда поставлявший обязанностью своею сохранение древнего обычая нашего во всей чистоте и ненарушимости. Упомянув сие, должно приступить к объяснению высокого значения самой награды. Цена ее не в редкости и богатстве, но в отличии, какое дается ею счастливым искателям. Достойны всеобщего почтения те, которые получают ее за свои супружеские добродетели. Слава их распространяется не только по нашему графству, но и по всей Англии. Награда наша воспета отцом английской поэзии, Чоусером. Получающие нашу награду, по всей справедливости, могут быть названы лучшими и счастливейшими из людей. Они достойны жить в сказаниях истории и в песнях народа, как пример для современников и потомства. Но важности награды соразмерна и трудность ее получения. Суд должен быть вполне и единодушно убежден в примерной, безукоризненной и невозмутимо согласной жизни искателей. Условия награды так строги, что очень немногие в состоянии удовлетворить требованиям суда. Пятьдесят лет протекло с тех пор, как награда была выдана в предыдущий раз. Да будут увенчаны этою редкою и драгоценною наградою искатели, являющиеся ныне.

Две четы супругов внесены в список искателей. Под нумером первым состоят Иона Неттельбед, хозяин донмовской гостиницы, и Нелли, его жена. Клерк суда вызовет их для предъявления прав на награду».

Ропер сел. Раздался громкий голос клерка:

«Вызываются судом Иона Неттельбед и Нелли, его жена, для доказательства своих прав».

Улыбка пробежала по всем лицам, когда Иона и Нелли выступили для ответов на расспросы судьи. Иона низко поклонился членам, потом всем присутствующим. Нелли в первую минуту смешалась и покраснела, но скоро ободрилась и смело обвела глазами все собрание. Иона не смутился и в первую минуту: он вперед торжествовал победу и самоуверенно взглянул на окорок, который считал уже своею собственностью.

— Иона Неттельбед! — начал Ропер, — знаете ли вы и ваша жена, какая присяга требуется от искателей нашей награды?

— Знаем, — отвечали муж и жена в один голос.

— Готовы ли вы присягнуть, что никогда не нарушали супружеских обязанностей?

— Клянемся! — отвечали оба, опять в один голос.

— Клянетесь ли вы, что никогда «семейные ссоры и размолвки» не возмущали вашего согласия?

— Можем даже поклясться… — вскричал было Иона, но Ропер остановил его:

— Отвечайте на вопрос: клянетесь ли вы, что никогда не ссорились?

— О, мы никогда, ни одного раза не ссорились! — отвечала Нелли.

— Что ты так торопишься, — шепнул ей Иона, — мы должны отвечать вместе.

— Не я тороплюсь, а у тебя язык не ворочается, словно чужой, — возразила Нелли.

— Что там у вас за разговоры? Уж не перебранка ли? — строго сказал сквайр.

— Нет, нет, ваша милость, — поспешно отвечал Иона, — мы оба готовы присягнуть, что никогда не ссорились.

— Совершенно готовы, — повторила Нелли.

— И никогда не оскорбляли друг друга? — продолжал Ропер.

— Оскорбил ли я когда-нибудь тебя, милочка? — сказал Иона, обращаясь к жене.

— Никогда, — отвечала она, — а я тебя оскорбила ли когда, душечка?

— Никогда, никогда, мой дружочек! — вскричал он с чувством и хотел обнять жену, но, сообразив, что такое нежничанье может быть сочтено неуважительным относительно судей, удержался.

— И по совести можете присягнуть, что никогда не раскаивались в том, что повенчались? — спросил Ропер.

— По совести могу сказать это, — отвечал Иона.

— А вы, Нелли? — повторил секретарь, обращаясь к ней.

— Мне не было совестно… — начала Нелли.

— Не торопитесь, не торопитесь; внимание в смысл слов: можете ли вы поклясться, что никогда не раскаивались в том, что повенчались?…

— То есть, никогда не пожалела, — пояснил Иона.

— О, никогда, никогда! — вскричала Нелли.

— Я должен вас предупредить, Иона, что вы не должны подсказывать ответы жене, — заметил сквайр. — Впрочем, суд остается доволен вашими ответами. Назовите же свидетелей, на которых ссылаетесь в подтверждение ваших слов.

— Вот их список, ваша милость, — сказал Иона, подавая лист бумаги клерку, который передал его сквайру. Сквайр, просмотрев список, отдал его секретарю.

Показания первых двух свидетелей, донмовского старосты и Тома Тепстера, были совершенно удовлетворительны. Тепстер выразился даже, что Иона с Нелли живут, как голубь с голубицею, и все воркуют да цалуются, отчего Иона самодовольно крякнул, а Нелли покраснела и потупила глаза. Кухарка Неттельбедов подтвердила это показание, прибавив, что она женщина замужняя и знает замужнюю жизнь вдоль и поперек.

Керроти Дик сначала не хотел давать присяги, что «будет показывать по чистой правде, без лицеприятия»; но Пегги выразительно посмотрела на него, и влюбленный парень превозмог свои сомнения. Труден показался ему вопрос, предложенный судом: «Не изменял ли Иона жене?» Но Пегги объяснила ему, что это значит: «не волочился ли за чужими женами», и Дик, покраснев, отвечал, что не волочился и никогда не будет волочиться, если женится (бедный парень подумал, что допрос идет о его собственном поведении). Убедившись в бестолковости свидетеля, суд отпустил его, и очередь дошла до Пегги.

Она посмотрела на Ропера с самодовольной улыбкой, говорившей: «меня не подденешь». Она превозносила до небес и хозяина и хозяйку. «Не ревнует ли ее хозяин свою жену?» — «Ревновать? никогда! Он терпеливейший муж в мире». — «Так разве ему нужно иметь много терпения?» — «О, как много! но он все переносит». — «Что же переносит? сварливость, неуживчивость, или что-нибудь другое?» — «Ах, нет, нет! в хозяйке нет ни капли сварливости, ни капли неуживчивости; а хозяин очень терпелив и уступчив; он во всем слушается жены». — «А бывают иногда и нерассудительные требования?» — «О, нет; но хозяин ей ни в чем не отказывает; если и поворчит, так за глаза, а не при ней». — «Значит, он ворчит?» — «Как же не ворчать? Всякий человек ворчит; без этого не проживешь». — «Правда; следовательно и мистрисс Неттельбед ворчит?» — «Немножко, случается; но всегда за глаза ему, а в глаза не покажет и виду, что готова бы разорвать». — «Вот как! Кого же иногда готова бывает она разорвать — мужа?» — «О, нет, как можно, а меня, или Дика, или кухарку, а мужа никогда».

Мистер Ропер сказал, что Пегги может идти. И Пегги пошла, чрезвычайно довольная своими показаниями.

Присяжные посоветовались между собою, и старший из них, Симон Эппельярд, встав, сказал, что должен сделать замечание; но секретарь просил его подождать, пока будет выслушан следующий свидетель.

Иона считал свои испытания уже окончившимися, когда поразил его, как удар грома, голос клерка, вызывавшего капитана Джоддока.

Тотчас же предстала собранию колоссальная фигура этого ужасного свидетеля. Джоддок был уж не в костюме Амурата, а в обыкновенном своем синем фраке с бронзовыми пуговицами, и с старой шпагою при бедре. Надменно взглянув на Иону, который смотрел на него с чувством страха и вместе негодования, он стал в величественную позу.

— Прошедшею зимою вы провели одну ночь в гостинице «Золотого Окорока», капитан Джоддок, — сказал секретарь: — что вы можете сообщить относительно обращения с вами мистрисс Неттельбед?

— Она была ко мне очень предупредительна.

— Быть может, слишком предупредительна?