Плетеный Король. Легенда о Золотом Вороне - Кайла Анкрум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сперва это была лишь капля, но с каждой минутой капли множились и, вспучиваясь, превращались в поток. Мерзкой черной жижей он поднимался вверх по венам от самых пяток, разрывал клетки, заполнял легкие, пропитывал кости и наконец хлынул из глаз, клейкий, точно смола. Вырвался изо рта утробным, яростным воем, от которого занемели зубы и встали дыбом волоски на затылке. Это был крик боли, беспримесной и такой раскаленной, что, ей-богу, она выжигала глаза.
А потом начался кошмар наяву: вой Августа подхватили другие обитатели больницы. Как боевой клич. Его крик звучал главной партией в симфонии воплей тоски и страха, хлопанья дверей и плача. Летел птицей фениксом, что сгорает и рассыпается пеплом, прежде чем озарить огнем комнату в самом конце коридора, где в плену своих призраков живет творец видений. Лишенный опоры, потерянный и незаметный во мраке.
Ко всему, даже самому страшному
Он привык.
Время в больнице летело и ползло одновременно – словно на каких-то нелепых, тягостных летних каникулах. Когда каждый день растягивался на десять тысяч лет, но – р-раз! – и трех месяцев как не бывало. Все, что от него требовалось, – по утрам вставать с кровати и следовать унылому распорядку. Примерно через две недели его сосед перестал вздрагивать каждый раз, как он заходил в палату.
Находиться здесь не составляло труда. С другой стороны, конечно, не было и ничего, что отвлекало бы его от мыслей обо всем случившемся. Если он думал об этом слишком долго, то начинал задыхаться, но не думать он не мог, потому что впервые за десять лет не имел возможности в любой момент тем или иным образом связаться с Джеком. Это вызывало у него… неописуемый ужас. Как будто ему отрубили руку или выкололи глаз.
Однако он привык и к этому, как ко всему прочему. Выбора у него не было.
Больница
Что действительно убивало в больнице, так это скука. Читать библиотечные книги, писáть и спать – вот и все занятия. Друзей в этом заведении Август заводить не собирался. Он и без того успел пообщаться с сумасшедшими – на всю жизнь хватит. И хотя одиночество утомляло, ему, во всяком случае, не приходилось активно поддерживать соседа по комнате, когда тот нес возбужденный бред или разъяренно выл.
В придачу кормили здесь дерьмово. Вся еда была водянистой, пересоленной или, наоборот, пресной либо непонятной консистенции. Август не сомневался, что каждое больничное блюдо приправляют легким успокоительным, и в первые три недели из подозрительности отказывался от пищи, но добился лишь того, что ему назначили дополнительные сеансы индивидуальной психотерапии.
Заснуть ему порой помогали только мысли. Это хотя бы не тюрьма, это хотя бы не тюрьма, без конца прокручивал он в голове, пока, измученный, не проваливался в сон.
Желание
Август вздохнул и прислонился к окну. На улицу никого не пускали.
Снаружи шел дождь, и некоторые пациенты пугались шума или впадали в беспокойство. Конечно, проще держать всех взаперти, чем выяснять, кому разрешены прогулки, а кому нет. Так тут все было устроено. До того по-идиотски, что даже те, кто попадал сюда, не имея психических проблем, стопроцентно зарабатывали их к моменту выхода. И все же это было таким обычным делом, что он никогда не высказывался об этом вслух. Он хотел увидеть Джека.
Жаль, что им так и не разрешили отбывать срок в одной лечебнице. Вместе. Не позволили ему быть там, где положено: рядом с Джеком.
Внутри него сидел дикий зверь, который хотел царапать дверь Джековой клетки, пока не сотрет в кровь пальцы, хотел кричать, пока Джек не услышит, до чего ему тошно в разлуке. Но всякий раз Август подавлял это желание, загонял его глубоко внутрь. Потому что он не псих. И ему здесь не место.
Психолог
– О чем вы думали перед тем, как тридцатого января взялись за дело?
Август закрыл глаза. Он не помнил, чтобы о чем-то думал. К тому моменту все зашло так далеко, что он счел за лучшее не думать вообще.
– Мистер Бейтман, вы обязаны отвечать на вопросы. Это часть терапии.
Психологи менялись каждый месяц. Этот был суров, бородат и упакован в твидовый костюм.
– Я не то чтобы думал, – помолчав, произнес Август, – скорее выполнял инструкции. И – отметьте там у себя – все это я уже говорил, честное слово. Джек велел мне делать то-то и то-то, и я это делал. Вроде несложно понять.
– То есть вы утверждаете, во всем виноват мистер Росси.
– Нет. Я сказал совсем не это. Мы определенно действовали вместе. Это связано с… долгом. Трудно объяснить. А показания Джека занесли в протокол?
– Сожалею, но это конфиденциальная информация.
Август нахально положил ноги на стол и скрестил на груди руки.
– Ну а я сожалею, что вы такой мудак.
Вхолостую
Его застукали под дверью палаты Джека: растопырив пальцы, он прижимал ладонь к крохотному окошку. Он думал, что их поместили в разные лечебницы, но, просыпаясь каждое утро, чуял обратное. Он решил все разведать. Потребовалось несколько недель, но в конце концов он нашел, что искал; Август чувствовал Джека за этой дверью. Наверное, Джек спал. Стоял теплый мартовский день. Август страшно волновался.
– Вам нельзя заходить в это крыло.
Август рывком развернулся, готовый к сопротивлению. А, это добрая санитарка. Та, с мягкими руками и добрым голосом.
– Давайте-ка вернемся в комнату.
Август позволил ей вывести его из фойе, спуститься вместе с ним по лестнице и проводить по коридору в палату. Она заботливо уложила его в кровать и укрыла одеялом до самого подбородка. Засыпая, он почувствовал, как она провела рукой по его волосам.
– Бедный мальчик…
Ткань в клетку
Добрая санитарка вернулась. Август подхватился в постели. Она пришла одна, без охранника, аккуратно закрыла за собой дверь и села в изножье его кровати.
– Знаю, мне не следует этого делать, просто очень тяжело наблюдать со стороны и ничем не помочь. Сегодня я была в палате мистера Росси. Он говорил о вас.
– Он знает, что я здесь? – спокойно спросил Август.
Она принялась заламывать сложенные на коленях руки.
– Он… ему не становится лучше. Случаются просветления, но в основном он… Как бы то ни было, он говорил о вас. Спрашивал. Довольно грубо, надо заметить.
Август растроганно засмеялся.
– Да, да, он такой.
Какое-то время они молчали. Август смущенно теребил кончик одеяла.
– Скажите, вы могли бы… не знаю… ну… делать это для нас и дальше? Это важно…
Она задумалась всего на секунду, потом кивнула.
Восемь месяцев
Погода выдалась хорошая, поэтому сегодня им разрешили прогулки. Мерзлая трава хрустела под ногами, но Август все
