Как Виктор Суворов сочинял историю - Владимир Грызун

Что касается летных качеств советских истребителей, то тут картина на 1941 год получается весьма неутешительная. Скорость — одна из самых важных характеристик самолета-истребителя. Имея преимущество в скорости, истребитель сможет навязать противнику бой на наиболее выгодной для себя высоте и дистанции. Более высокая скорость позволит летчику в нужный момент выйти из боя и не дать выйти из боя противнику.

Поэтому очень важно, что немецкий истребитель «мессершмитт» менее многочисленной в Люфтваффе на июнь 1941 года модификации Bf-109E развивал на высоте максимальную скорость 548 км/ч,[245] а Bf-109F, подоспевший в войска как раз к началу войны с СССР — 620 км/ч, что было значительно выше максимальной скорости любого из истребителей старых типов.

Максимальная скорость И-15бис эталона 1937 года составляла 370 км/ч;

И-153БС эталона 1939 года — 444 км/ч;

И-16 — от 440 км/ч до 489 км/ч в зависимости от типа.[246]

Однако Bf-109E был практически на равных с советскими самолетами новых типов — Як-1 развивал 586 км/ч,[247] ЛаГГ-3 — 575 км/ч,[248] а советский МиГ-3, развивавший 640 км/ч,[249] опережал даже «Фридриха» (немецкое прозвище Bf-109F).

Тем не менее, следует отметить, что у давно эксплуатировавшихся самолетов с изношенными моторами мощность уже не достигала положенного уровня, в результате чего падала скорость. Изношенность конструкции, возможные деформации и изъяны обшивки, неплотное закрытие люков и лючков на многократно использовавшейся машине также играли свою роль. А доля старых самолетов в советских ВВС была не в пример более высокой, чем в немецких.

Самолеты новых типов недобирали скорость по другим причинам. Из-за недоработок фонарей кабины МиГов и Яков (они не открывались на больших скоростях, и летчики не могли покинуть машину) летчики летали без них, и в результате росло воздушное сопротивление. Оно увеличивалось и из-за недостаточно качественного полевого ремонта, установления заплат (о чем пишет А.И. Покрышкин[250]), низкой квалификации механиков и оружейников (упоминаемой И.И. Пстыго[251]). Кроме того, при отступлении Красной Армии, в условиях уничтожения или захвата складов горючего, с качеством авиационного бензина тоже возникали проблемы. В результате моторы не развивали положенную мощность. Так что указанные максимальные скорости полета советских самолетов, полученные на испытаниях новых и хорошо обслуживаемых машин, в боевых частях на фронте были меньше, самое малое — на несколько километров в час.

Несколько подробнее стоит остановиться на МиГ-3, поскольку это был самый распространенный самолет нового типа в советских ВВС. Его высокая скорость не должна вводить в заблуждение: как пишет В.Б. Шавров, «превосходя все истребители в скорости на высотах более 5000 метров, он на малых и средних высотах уступал истребителям Як, Ла и немецким, имея сравнительно низкие данные, что вместе со слабостью вооружения не позволило полноценно использовать МиГ-3 как фронтовой истребитель».[252] Тем не менее немецкие пилоты, испытывавшие трофейные МиГи, отмечали, что самолет, несмотря на некоторую трудность пилотирования, имел лишь один серьезный, по их мнению, недостаток — был несколько «дубоват»,[253] за что и получил прозвище «Иван», носящее явно презрительный оттенок.[254]

К тому же МиГ-3 имел лучшие среди советских самолетов данные по скороподъемности. Имевший возможность летать и на МиГ-3, и на Bf-109E А.И. Покрышкин писал об этом так:

«Были серьезные недостатки и у Ме-109. Пикирующие качества хуже, чем у „МиГа“. Об этом я знал еще на фронте, когда на разведке приходилось отрываться от преследующих „мессершмиттов“. Он медленнее переходил из крутого пикирования на восходящие вертикальные маневры».[255]

И в то же время «„МиГ-3“ легко пикировал, набирая скорость свыше пятисот километров, делая после этого горку в шестьсот-семьсот метров (И-16 мог дать горку значительно меньшую)».[256]

А хорошая скороподъемность и высокие пикирующие характеристики — это превосходство в вертикальном маневре, позволяющее оторваться от противника, уйдя вверх или вниз. Кроме того, это возможность навязать ему бой на наиболее выгодной высоте, позволяющей лучше всего проявить летные качества самолета, и уйти от боя с тех высот, где превосходство имеет истребитель противника. Такими возможностями из советских самолетов обладали только МиГ-3 и Як-1 в случае боя с Bf-109E, но они лишались и ее, встречаясь с уже более многочисленным в Люфтваффе на 22 июня Bf-109F — «Фридрихом».

Между прочим, пару слов об этом самолете: помните, Суворов в главе № 25 «Верил ли Сталин Гитлеру» своего «Дня „М“» утверждал, что советская армия ничего нового у немцев не встретила? Bf-109F — яркий пример обратного. Поскольку столь разные по характеристикам «Эмиль» и «Фридрих» весьма похожи внешне, советские летчики не могли понять, почему некоторые «мессеры» летают, как положено, а некоторые — запросто уходят из-под атак и моментально занимают выгодные положения в бою. Эта загадка нашла свое объяснение только в газете «Сталинский сокол» от 15 марта 1942 года, когда на ее страницах появилась статья летчика К. Груздева «Как вести бой с Мессершмиттом-115». Под этим названием скрывались поступившие на вооружение Люфтваффе в 1940 году «фридрихи», один из которых в сорок первом сделал вынужденную посадку в Тушино. Только тогда советские товарищи, от которых у Гитлера, по суворовским уверениям, не было секретов, узнали о том, что то, что с самого начала войны летает у них в небе, уже давно не «Эмиль».

А.И. Покрышкин так описывает свое первое с ним столкновение (сам он пилотировал тогда Як-1). Мессершмитты, «уходя из-под моего удара, пошли круто вверх, в сторону солнца. Находясь сзади них, решил на горке догнать вражеские машины, сбить, или своей атакой сорвать нападение на „илов“. Уже к концу выполнения вертикали понял, что моя затея не оправдывается. „Мессершмитты“, все более отрываясь, лезли вверх. А у меня скорость падала, и я был вынужден перевести самолет из горки в горизонтальный полет. „Мессершмитты“, находясь и так выше меня, продолжали набирать высоту».[257] Как видно из этого примера, за счет более высоких данных по скороподъемности Bf-109 F имел очень большое преимущество в воздушном бою.

Самым мощным вооружением среди истребителей как ВВС РККА, так и Люфтваффе обладал советский истребитель ЛаГГ-3. Оно состояло из пушки ШВАК калибра 20 мм, двух крупнокалиберных пулеметов БС 12.7 мм и двух ШКАС винтовочного калибра.[258] Практически равное друг с другом вооружение имели немецкий Bf-109E и советский И-16 тип 24 эталон 1939 года — по две пушки калибра 20 мм (MG-FF и ШВАК соответственно) и по два пулемета (MG-17 калибра 7,92 мм[259] и ШКАС калибра 7,62 мм[260] соответственно).

Но у «Эмиля» пушки располагались на крыльях, вне ометаемой винтом плоскости, а на И-16, как и на всех прочих советских истребителях, все огневые точки устанавливались в фюзеляже,[261] что позволяло, достигать максимальной кучности огня и его поражающего действия. Аналогичный паритет имели Bf-109F,[262] оружие которого тоже стреляло через винт, и Як-1 с 20-мм пушкой и двумя малокалиберными пулеметами.[263]

Другие советские истребители, в том числе и МиГ-3, несли лишь пулеметы, что самым печальным образом отражалось на их боеспособности. А.И. Покрышкин, вспоминая свое первое знакомство с МиГ-3, писал: «Одно меня беспокоило: вооружение на этой машине было все же слабовато. Придется, к сожалению, компенсировать этот недостаток точной стрельбой на малой дистанции».[264] Нужно учитывать, что это сказано о довоенной модификации МиГа, имевшей помимо основных пулеметов — одного УБ калибра 12,7 мм и двух ШКАС калибра 7,62 мм, — еще два БК калибра 12,7 мм в крыле. Но уже в конце лета 1941 года пулеметы Березина с крыльев сняли, потому что их не хватало для вновь построенных самолетов.[265]

Летчикам, воевавшим на остальных моделях, приходилось еще сложнее. Вот как вспоминали обо всех сложностях атаки немецких бомбардировщиков на И-16 — даже не слишком современный Хейнкель Не-111 не всегда был ему по зубам:

«…у него и пушка, и крупнокалиберные пулеметы. И где надо хорошо защищен не только огнем, но и броней. Баки с горючим — протектированные… К нему и подойти на рабочую дистанцию трудно, а если и подошел, то что с ним сделаешь с двумя пулеметами малого калибра? Это ему что слону дробина. Очень живучий самолет».[266]

Попав в такую ситуацию, советские летчики часто прибегали к последнему средству сбить самолет противника — к тарану. Например, 1 июля 1941 года над Могилевом старший лейтенант Терехин атаковал немецкий бомбардировщик Ju-88, израсходовал весь боезапас и пошел на таран.[267] Эта ситуация для пилотов, не вооруженных пушками И-16, в начале войны была вполне обычной — 27 июня на таран пошли младший лейтенант П. Харитонов и лейтенант И. Мисяков, 29 июня — младшие лейтенанты С. Здоровцев и М. Жуков, причем это только самое начало войны и только в одном авиационном соединении.[268] В.В. Талалихин, одним из первых совершивший ночной таран, тоже прибегнул к нему только когда, расстреляв боезапас своего И-16, понял, что самолет противника уходит. Слабость вооружения советских самолетов И-15, И-16 различных типов (кроме пушечных), да и МиГ-3 приводила к тому, что советским летчикам приходилось идти на таран, что в начальный период войны, особенно в ее первые дни, вызвало их массовое применение.[269]