Толкователи (сборник) - Урсула Ле Гуин

Но затем обнаружила, что думает о том цикле мифов, который поведала ей Оттьяр Уминг. Центральный герой этих мифов, Эзид, странная романтическая личность, появлялся то в обличье прекрасного доброго и великодушного молодого мужчины, то прекрасной и бесстрашной молодой женщины. Его также называли «Бессмертным».

У Сати тут же возник целый ряд вопросов, которые она тоже записала:

«А как быть с Бессмертным Эзидом? Может быть, это свидетельство веры в загробную жизнь? И один ли человек воплощен в образе Эзида, или два? А может, сразу несколько? БЕССМЕРТНЫЙ/ВЕЧНОЖИВОЙ — вполне возможно, это означает „активный“, „повторяющийся многократно“, „знаменитый“; к тому же это может иметь и еще одно, чисто „интеллигентское“, значение: „человек, обладающий идеальным физическим и душевным здоровьем“, то есть „живущий мудро“? Проверить».

Все чаще в ее записях — теперь уже почти после каждого сделанного ею вывода — появлялось слово «проверить». Сделанные выводы оказывались концом огромного неразмотанного клубка, началом все новых и новых расследований. Слова сами собой без конца меняли свой смысл, и Сати каждый раз, перечитав собственные записи, оказывалась недовольна сделанными определениями. И особенно неудачным показалось ей вскоре определение мировоззренческой системы аканцев как религии. Это было не то чтобы некорректное определение, но явно не вполне адекватное. Термин «философия» подходил еще меньше. И Сати вернулась к тому, что стала называть все это для себя просто Системой или Великой Системой. Несколько позже в ее записях появился термин «Лес» — она узнала, что некогда человеческая жизнь и все, что с нею связано, называлось здесь «дорогой через лес». Иногда она называла все это «Горой» — когда обнаружила, что некоторые из ее здешних учителей называют те знания, которые она так стремится получить, «дорогой на вершину горы». В конце концов она стала называть это «Толкованием». Но это произошло уже после того, как она познакомилась с Маз Элайед.

Сати подолгу спорила со своим компьютером по поводу того, не существует ли в языке довзан или в иных, отличных от довзан, языках, словарным запасом которых все еще пользовались многие «образованные», слова, которое могло бы иметь значение «священный» или «святой». Она нашла немало слов, которые можно было перевести как «власть», «тайна», «нечто-не-контролируемое-людьми», «часть всеобщей гармонии». Подобные слова никогда нельзя было отнести к какому-то одному конкретному понятию или конкретному действию, совершаемому в конкретном месте. Скорее было похоже, что, согласно старому аканскому способу мышления, любое место, любое действие, если его правильно воспринимаешь, уже содержит в себе некую могущественную тайну и способность стать священным. А восприятие, по всей видимости, включало в себя и некое описание, рассказ об этом месте, ТОЛКОВАНИЕ происходивших там событий или человеческих поступков. Некий разговор об этом, превращение в повествовательную форму, в рассказ, в историю, в легенду.

Но эти истории отнюдь не были проповедями. В них не содержалось непреложной Истины. Это скорее были эссе на тему «Что такое истина?». Иногда с легким налетом сакральности. От человека при этом вовсе не требовалось веровать — только слушать.

«Вот так я узнал эту историю, — говорили они обычно, рассказав старинную притчу, пересказав какой-нибудь исторический эпизод, всем знакомую легенду или прочитав наизусть отрывок из поэмы. — Примерно так это толкуется».

Святые люди в этих историях, если их, конечно, можно было назвать святыми, достигали своей святости самыми различными способами, ни один из которых не казался Сати достаточно святым. Не нужно было соблюдать никаких правил или обетов, вроде бедности-целомудрия-послушания, не нужно было менять свои богатства на деревянную плошку нищего, не требовалось отшельничества среди диких скал. Некоторые из героев и знаменитых мазов в этих историях были прямо-таки вызывающе богаты. Их главная добродетель, насколько могла судить Сати, заключалась, видимо, в щедрости: они строили большие красивые умиязу, где хранили свои книги и сокровища, и устраивали пышные процессии верхом на эбердинах, украшенных серебряной упряжью. Некоторые из героев были воинами, другие — могущественными правителями, а третьи — сапожниками или лавочниками. Некоторые из «святых» оказывались страстными любовниками, да и сами эти истории были, собственно, историями любви и страсти героев. Очень многие из героев состояли в браке. Никаких жестких правил. Альтернатива имелась всегда. Рассказывая ту или иную историю, люди могли заметить, что это, например, «хороший поступок» или «правильный способ для достижения чего-либо», однако они никогда не говорили ни о каком ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНОМ правильном способе или поведении. А слова «хороший» или «правильный» всегда являлись не более чем прилагательными: хорошая еда, хорошее здоровье, хороший секс, хорошая погода, правильный поступок… Никаких «больших букв». Никаких Добра и Зла как реально существующих и враждебных друг другу сил или сущностей!

Нет, аканская Система — совсем не религия! К этому выводу Сати вскоре пришла окончательно и ухватилась за него со все возрастающим энтузиазмом. Разумеется, Система эта имела и свои духовные координаты. Мало того, она СЛУЖИЛА духовными координатами для тех, кто жил внутри нее и вместе с нею. Но религия как институт, требующий веры и закрепляющий позиции некоей высшей власти, религия как некое сообщество людей, сформировавшееся благодаря знанию об иноземных божествах или соперничающих социальных институтах, на Аке не только отсутствовала, но никогда и не существовала.

Возможно, впрочем, так было лишь прежде. Обитаемые земли Аки — это огромный единый континент и невероятно длинный архипелаг, протянувшийся вдоль восточного побережья этого континента. Местность, где проживал ранее народ довза, находилась на крайнем юго-западе Великого Континента. В принципе все аканские народы, не разделенные морями и океанами, принадлежали к одному типу людей с незначительными местными вариациями. Это было отмечено всеми Наблюдателями; все они, как один, указывали на удивительную этническую гомогенность населения планеты, на крайне малое разнообразие общественных структур и культур, но никто так и не отметил до сих пор тот замечательный факт, что среди аканцев НЕТ ЧУЖЕЗЕМЦЕВ. Никто здесь даже НЕ СЧИТАЛСЯ чужеземцем, пока не прилетели первые представители Экумены.

Это лежало на поверхности, и тем не менее воспринять это земным умом было достаточно трудно. Никаких «чужаков». Никаких «иностранцев». Никаких «других» — в том мертвящем смысле «инаковости», который существовал на Терре/ Земле, где испокон веков существовали отчетливые различия между племенами и народами, границы, установленные законом и вечно нарушаемые соседями, этническая ненависть, лелеемая столетиями и тысячелетиями. Слово «народ» на Аке означало не «мой народ», а «народ вообще», всех людей, все население планеты. Понятие «варвар» отнюдь не значило «чужак, говорящий на непонятном языке»; варваром аканцы называли любого необразованного человека. Точнее, необразованного в современном понимании этого слова. Всякое соперничество, соревнование здесь происходило как бы между членами одной семьи. Все войны являлись войнами гражданскими.