Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте - Арина Остромина

class="p1">Впервые я отступила от своих правил в прошлом году, когда познакомилась с Сарой. Она выглядела такой жалкой, такой несчастной, что мне захотелось её поддержать. Я стала садиться рядом с ней в столовой, мы вместе гуляли во дворе. Валита это заметила, и её это почему-то раздражало. Может быть, два изгоя вместе – это было слишком много для неё, любившей силу и власть.

Но если от Трины я трусливо отвернулась, когда Юста её унизила при всех, то с Сарой всё было иначе. Я только крепче привязывалась к ней, когда Валита её задирала. Может быть, за годы жизни в приюте я так соскучилась по теплу – ведь я не доверяла никому, кроме тётушки Марты, – что нуждалась в привязанности, мне хотелось кого-то любить и поддерживать.

В глубине души я была довольна собой: я отлично приспособилась к тем условиям, в которых оказалась. Я получала поддержку от тётушки Марты и давала поддержку Саре, и мне этого хватало, меня больше никто не интересовал – лишь бы мне не мешали учиться.

Фальшивые письма я придумала от безысходности. Я должна была защитить своё право на учёбу и готова была на что угодно ради этого. Меня не волновало, как на них отреагируют адресаты – Валита и Большой Туган – и что они почувствуют. У меня была цель, и я придумала, как её добиться.

Но кто же мог предположить, к чему это приведёт! Мои недавние обидчики начали со мной общаться на равных. Я не возражала, для меня было очевидно: им нужна не я сама, а мои знания и опыт. Валита искала того, кто умеет читать. Большой Туган искал того, кто может рассказать о приюте. Ради своей безопасности я охотно давала им то, чего они хотели. Считала наши отношения полезными, выгодными для обеих сторон.

Как же получилось, что мы стали друзьями? В какой момент я расслабилась и дала волю чувствам? Почему стала доверять Валите и Большому Тугану и почему они стали доверять мне?

Я стояла у окна в квартире Армины и протирала стекло тряпкой. Точнее, просто водила тряпкой по стеклу – оно и так было чистым, но я всё время пыталась занять себя уборкой, хотя убирать было нечего. Я посмотрела на небо. Тяжёлые облака медленно ползли над городом. Они казались крупными бесформенными глыбами. Я представила, что хочу их нарисовать. Сосредоточила взгляд на одном облаке, и глыба приняла очертания сказочной башни с узкими окнами, с флажками на крыше, балконами. Потом я отвела глаза, и башня исчезла.

Взгляд. Когда мимоходом замечаешь что-то большое, оно кажется сплошным пятном. Но когда начинаешь присматриваться, видишь выпуклости и впадины, замечаешь тени, пятно обретает объём, на нём появляются контуры, как будто ты сам прорисовываешь их взглядом.

Вот так же я нарисовала Валиту – её настоящий образ, а не крупное пятно, которое маячило передо мной раньше. Присмотревшись, я увидела девочку, у которой с раннего детства не было семьи. Валиту никто не любил по-настоящему – её единственная взрослая родственница, Наставница Фламия, не отличается теплотой, а Думара, двоюродная сестра Валиты, и сама росла без родителей, поэтому тоже не умела заботиться о других. Валита всегда считала, что каждый должен уметь постоять за себя. Именно поэтому её раздражали слабаки вроде нас с Сарой. Но если в Саре внешняя слабость сочеталась с внутренней, то во мне всегда было что-то неправильное – с точки зрения Валиты. Она видела, что ей меня не сломать и не победить, но не понимала почему. И это раздражало ещё сильнее.

Она тоже смогла меня разглядеть только после того, как поневоле начала присматриваться ко мне – после моего первого фальшивого письма. До этого я тоже была лишь бесформенным пятном, в котором Валита не видела ни объёма, ни контуров.

Значит, чтобы понять человека – нужно просто сосредоточить на нём свой взгляд?

И то же самое случилось у меня с Большим Туганом. Как только я присмотрелась к нему, я увидела не пятно, а доброго и неуверенного в себе Торлана, который опасался разозлить отца и огорчить мать. Считал, что только силой можно добиться уважения, поэтому заставлял себя показывать свою силу. Но он давно устал от этого, ему надоело притворяться злым и страшным, ему хотелось простых искренних разговоров, а не драк в школьных коридорах.

И когда я поняла, почему Валита и Торлан перестали казаться мне врагами – потому, что я смогла увидеть их такими, какими они были на самом деле, – мне стало ясно, что это и была дружба. Настоящая. Такая, о которой я часто читала в старинных книгах. И такая, в которую я никогда не верила.

– А как ты думаешь, почему ваша дружба распалась? Почему они так обиделись на тебя? – спросила Армина.

И это тоже был непростой вопрос. Пока я разговаривала об этом с Арминой, я чувствовала такую боль, как будто все внутренности сжимались, скручивались и снова распрямлялись. Мне было тяжело думать о Валите, Торлане, Сармате. Но я снова и снова заставляла себя встать на их место, пережить их чувства.

Что ощущала Валита? Её новая подруга – умная, образованная, из хорошей семьи – выслушивает её секреты, обсуждает тайного поклонника, восхищается его комплиментами, даёт советы. А потом выясняется, что всё это было враньём. Что эта мнимая подруга сама всё выдумала, наблюдала за Валитой и насмехалась над её переживаниями.

Меня даже затошнило от отвращения, когда я это представила. Я бы на месте Валиты возненавидела эту обманщицу. Даже, может, бросилась бы на неё с кулаками. А она всего лишь перестала со мной разговаривать.

– Что же мне теперь делать? – спросила я Армину. – Разве можно что-то исправить?

– Не знаю. От тебя зависит. Подумай.

– Я думаю! Я уже столько дней думаю!

– Тогда представь себя Валитой. Чего она сейчас хочет?

Я вздохнула:

– Больше никогда меня не видеть.

– Разве она не скучает по вашей дружбе?

– Конечно, нет! Я же предательница. Она меня никогда не простит.

– Но ты же её простила. А ведь она ничуть не лучше себя вела.

Я задумалась. Да, это правда. Я-то давно простила и Валиту, и Торлана. Я даже не вспоминала прошлые обиды. Может быть, когда-нибудь и они меня простят?

Армина считала, что я должна с ними поговорить. Но я боялась даже думать об этом. Как я могу подойти к тем, кто меня ненавидит и не хочет со мной общаться? Нет, я не смогу. А значит, выхода нет.