Тайна пролива «Врата скорби». Том третий - Василий Лягоскин

В очередной пещере, которую пыхтящий за спиной Прохвесор назвал больничным комплексом, было светло, но очень… тесно. Потолки были достаточно высокими, но все равно давили на затылок, заставив Витальку-младшего воскликнуть:

– Да как же они тут живут?

Отец на правах старожила здешних пещер ответил:

– Тут они не живут. Тут они…

Вождь, полковник, как раз в этот момент открыл очередную «дверь», и три руса отшатнулись от вопля ярости, плеснувшего в них из пещеры, где не было ничего, кроме сравнимого с ними человека, в котором, как тут же заявила королева амазонок, не осталось ничего человеческого. А сам Виталька все-таки закончил:

– … тут они умирают!

Зверь в человеческом обличье прыгнул прямо с места, на котором лежал, свернувшись огромным клубком. И допрыгнул бы до двери, где его был уже готов встретить жестоким ударом вождь русов. Но раньше Витальки в пещере оказался Полковник, который неуловимым даже для него, для Дуба, для лучшего охотника всех племен, движением отправил зверя обратно на пол. Который был сравним цветом с камнем пещер, но оказался мягче шкур. Как и стены этой пещеры…

– И потолок, – добавил Тракторист – после того как сам Дуб ощупал удивительный материал стен, – это чтобы вот такие твари не разбили себе головы. До суда.

– Он сделал что-то неправильное, вопреки вашим законам? – поинтересовался вождь.

– Он убил людей, – ответил Тракторист, – порубал на куски мечом.

– Восемь человек, – уточнил Полковник, – и еще почти два десятка ранил. Но с ними уже все в порядке. Так, Света?

Виталька, конечно, заметил, что в пещеру вошли те самые Левины, которые встречали его с родичами перед штормом. Он даже улыбнулся Светлане – той, что вернула Чижа оттуда, откуда не возвращаются. И тут же подвинулся в душе; уступил место колдунье Бэйле. Что интересно – человек со звериной душой на полу лежал, не в силах даже двинуть рукой и головой, но глазами вращал вполне разумно. Точнее – безумно. Еще и челюстью двигал. Словно разминал ее, прежде чем разразиться речью. Уважения Витальки к Полковнику прибавилось, хотя казалось – куда больше!

А Бэйла тем временем нагнула общую на троих спину, и заглянула в глаза Зверю. Два Дуба шустро отпрыгнули куда-то в район общих пяток (их как раз было две)! Не потому что испугались. Нет!

– Да, испугались, – признались они друг другу, – испугались, что этот Зверь тоже окажется внутри большого тела вождя. И тогда еще неизвестно было бы, кто станет управлять этим телом.

Но нет – порыв Зверя встретила сила колдуньи, которая не отвела взгляда, а словно наступила ногой на душу твари, заставив ее завизжать от страха и ярости, и сказала – больше удивленная, чем устрашенная; сказала вслух, для всех:

– Знаете, на кого похож этот Зверь? На вождя неандерталов – на Денатурата. Точнее – на его внука – один в один. Послушайте, что он рычит:

И она начала говорить горлом и языком Вождя, тут же заболевшими от странных звуков, которые раздались в пещере. Все племена говорили на своих языках; но меж собою – на общем языке; еще недавно Виталька даже представить себе не мог, что кто-то может говорить иначе. Полковник и его люди говорили, как русы, и другие обитатели пещер. Странно, и не всегда понятно, но все же. Этот же…

Королева Бэйла вещала, заставляя Витальку мучиться, а Прохвесор за спиной говорил на языке русов – явно понимая чудные слова Зверя:

– Ты! Снова ты!! Великий охотник, не достойный даже лизать ноги Высшего не-Зверя. За мою смерть, за смерть деда ты…

Полковник нагнулся, и в лице Зверя остались жить только глаза.

– Все понятно, – произнес он задумчиво, – великий пакостник Дену… Прибыл с нами оттуда… В виде матрицы, конечно. Ну, или чьего-то пожелания. А тут проснулся – в черную минуту. Пойдем дальше.

Его руки без видимого труда перевернули тело Зверя на живот, и пробежались вдоль хребта, заставив того заскрежетать зубами, и выгнуться дугой. Выходя из пещеры, Виталька оглянулся, и едва не выпрыгнул за дверь, готовый снести с пути Тракториста с Прохвесором. Потому что Зверь уже перевернулся, и стоял на четвереньках, как самый настоящий зверь – покачивая головой, и готовый очень скоро ринуться в новую атаку. Но Полковник уже закрывал дверь, и улыбался. Горько, но улыбался, хлопая ладонью по тонкой перегородке, которую сам вождь выбил бы ногой, даже без разбега:

– Никто, и ничто не сможет войти сюда без моего разрешения… и выйти тоже.

Колдунья, всех талантов которой не знал никто, кроме нее самой, прильнула ухом Виталика к гладкому полотну, и отшатнулась – скорее устрашенная, чем пораженная:

– Да! – воскликнула она, – глянув на Полковника теперь, как на равного, а может, и на кого-то из Великих, – она словно живая! Она пожрет душу и тело того, кто будет в состоянии сломать ее, но не пропустит!

Такая же дверь ждала их перед следующей пещерой. В нее вождь вступил с опаской – не то, что в первую. И тут же перевел дух; вместе с сыном. Потому что за дверью их встретила маленькая – много ниже и тощее даже Прохвесора с Трактористом – женщина с лицом благовоспитанной жидовки-амазонки. Хотя похожа она была больше на жен Самчайки – Ради и Лари. Полковник, к удивлению двух русов и одной амазонки, так ее и назвал.

– Это Лари, – его голова возвышалась над личиком женщины, которую он держал за вывернутые назад руки, – а кто еще?

Он, наверное, сжал свои железные пальцы чуть сильнее, и Лари визгнула, а потом обрушила в лицо наклонившегося перед ней вождя целую лавину слов. Тоже непонятных.

– Это латышский язык, – поспешил сообщить за спиной Прохвесор (к нему Виталька тоже испытывал уважение; поменьше, конечно, чем к полковнику… наверное, сравнимое с тем, которым всегда наделял Бэйлу).

– Спасибо, конечно, – тут же язвительно ответила королева, – только можно об этом позже? Не мешай слушать.

А слушать было особо нечего. Дуб даже спиной почуял, как Прохвесор поморщился, и даже, кажется, покраснел.

– Ругается и стращает всеми карами на земле, Анатолий (это он так называл местного Тракториста). Не зря ты вспоминал про: «Ходи, да оглядывайся!». Это Виктория – собственной персоной…

В третьей пещере, которую местные вожди называли по-разному – комната, отсек, палата, а Анатолий тюрягой – ждала еще одна мелкая из обезьянов – Ради. Или, по утверждению Прохвесора, которого сородичи называли длинным именем Алексей Александрович, другая женщина. Имя которой было – Академик Зинана Арчелия.

– Вот пока и все, – сообщил им Полковник (он же Товарищ Полковник, он же Командир, и еще Александр Николаевич), закрыв третью дверь, – пойдем ловить остальных?

– Пойдем, – согласились русы и королева.

Товарищ Полковник достал свою маленькую черную коробочку и ее посредством (а не магией, как поначалу думал Дуб-младший, а еще раньше и сам Виталька) поговорил с Холодовым (он же Сержант, он же Товарищ Сержант).

– Сержант, всех людей собрал?

– Так точно, Товарищ Полковник, – ответил Холодов посредством все-той же коробочки, – всех, кроме наряда.

– Сделаем сегодня исключение, сержант. Ввиду экстраординарной ситуации. Снять весь наряд – все смены, включая караулы. Кто у нас сегодня в Центре?

– Дубов с Любой Ульяновой, товарищ полковник.

Товарищ полковник помолчал, явно в сомнении, а потом, вздохнув, бросил в трубочку слова, в которых не было ничего человеческого – только холодное железо:

– Их тоже.

Прохвесор за спиной горестно вздохнул. Тракторист тоже.

Еще одна прогулка по пещере-городу привела их в темный «коридор», за дверью которой тревожно гудели голоса. Множество голосов.

– Подождем немного, – остановил всех перед дверью Полковник, – пусть все соберутся. Мария Васильевна, у вас списки с собой?

Это он обращался к низенькой женщине, державшей в руке удивительные вещи. Впрочем, таких вещей повсюду было великое множество, и вождь запретил и себе, и сыну приглядываться к ним. Потому что справедливо полагал, что этот чудесный сон когда-нибудь кончится, и они вернутся в свои пещеры. Ну, или хотя бы один из них. И это будет правильно. А королеве Бэйле было не до диковин. Она еще раньше чуть ли не обнюхала всех спутников Товарища Полковника; теперь Марию Васильевну, и показала жестом: «Нет, с ней все в порядке!». Все вздохнули с облегчением.

– Запускай, – Полковник скомандовал Холодову, сам становясь рядом с Дубом.

Впрочем, ни Дуб, ни его сын Александра Николаевича сейчас не интересовали. Вождя тоже – как бы странно это не звучало. Виталька опять спрятался в душе с наследником; отдал все органы своих чувств колдунье. А та, не мигая, всматривалась поочередно в каждого входящего, которые после полутьмы за пределами этой пещеры моргали и щурились от ярких огней пещеры. Откуда изливались эти лучи, сравнимые с солнечными, Виталька разглядеть не успел. А теперь не очень-то интересовался. Он с волнением и дрожью в душе следил изнутри за губами, за шепотом Бэйлы: «Нет… нет… нет… Он!».