Любовь и книги - Шона Робинсон

Эндрю вернулся с двумя бумажными тарелками и, поставив их, неловко втиснулся за маленький столик. Подвинув к себе тарелку, Нора вернулась к теме Parsons.

– Так что вы решили насчет договора? – спросила она.

Посозерцав рисовые шарики, Эндрю изумленно спросил:

– Нора, вы что, пришли сюда, чтобы разговаривать со мной о делах?

– Ну развеселите же меня.

– Но вам не нравится, как шутят авторы.

– Ха. – Нора саркастически рассмеялась.

– Вот видите? Значит, я умею быть смешным, – торжествующе объявил Эндрю.

– Ммм.

– А вот ваши слова совсем не смешные. Не надо на меня напирать. Я думаю. Вы спросили Риту насчет роялти?

– Спросила, – ответила Нора. – Как я и предполагала, Рита сказала, что вы и так получаете по верхней планке. – Нора не стала напоминать ему про огромные гонорары для топовых авторов. Да, Эндрю заслуживает большего, но она не скажет ему этого. Нужно спасать себя, ей нужно повышение. – Думаю, вам сделали хорошее предложение.

Пока он молчал, Нора попробовала теплый рисовый шарик суши с морскими водорослями и лососем в мисо-маринаде.

– Ладно, просто я верен себе, – сказал он. – В смысле, никогда не повредит спросить лишний раз.

Нора снова позавидовала его легкости. И невозможно отрицать, что его принцип работает.

– Да, вы правы, – согласилась она, c теплотой вспоминая, каким образом заполучила в понедельник роман-антиутопию. Теперь каждый вечер, закончив с делами для Weber, она сворачивалась калачиком возле уютно мерцающего экрана своего ноута и читала небольшими порциями рукопись. В первый раз за много месяцев она с удовольствием засыпала, не страшась завтрашнего дня. Бывали, впрочем, моменты, как, например, вчера, когда она снова тупила, и приходилось заново перечитывать какие-то куски. Дело было, конечно, в ней, а не в книге, хотя пока она так и не прикипела к главному герою. В любом случае все происходящее Нора воспринимала как примирение с самой собой.

– Простите, что вы сейчас сказали? – переспросил он.

– Я сказала, что вы правы, – сказала Нора, оторвавшись от грез.

– Повторите еще раз. Неужели вы признали мою правоту?

Нора стрельнула в него взглядом.

– Смотрите не подавитесь своим онигири.

Эндрю невозмутимо жевал стручок эдамаме[31].

– Вы со всеми нужными авторами так любезны или только с самыми симпатичными?

Нора вспомнила Балтимор и отпущенный им комплимент. Сейчас он назвал симпатичным себя, но дело не в этом. Эндрю по какой-то неведомой ей причине любил заступать за черту, требуя прямых ответов, тогда как Нора привыкла все сглаживать, шутки и обиды, – только бы ей не прилетело.

Вот зачем он себя нахваливает? Это же ловушка. Не согласишься – значит, нагрубишь, да и все равно будет ясно, что она врет. Согласишься – это как признаться в том, в чем она не смела признаться.

Тупик. Нора отправила в рот кусочек онигири, стараясь не смотреть на Эндрю, собственным молчанием признавая поражение. Он догадливо улыбнулся, и Нора отвела взгляд.

– А теперь хочу спросить вас кое о чем, – сказал он, и Нора даже перестала жевать. – А как вообще дела в Parsons?

Нора сосредоточенно зажевала, обдумывая ответ, чтобы не потерять инициативу.

– Вы это спрашиваете, как автор, размышляющий над подписыванием договора? «Или как кто-то другой», – подумала она. Как бы хотелось, чтоб это так и было.

Кажется, он понял.

– Нет, я спрашиваю не как автор.

Нора отпила немного воды, чувствуя на себе его взгляд. Итак, он отказался от своей роли и ожидает, чтобы и она отказалась от своей. Чтобы она перестала строить из себя помреда и дала ему честный ответ. Но это была непозволительная роскошь.

Немного помявшись, она сказала:

– Все просто отлично.

Но он же не отстанет. Так и есть, потому что он спросил:

– Насколько отлично?

Нора покатала вилкой стручок эдамаме и вернула его на место.

– Более или менее.

– Так обрисуйте мне картину.

– Из меня плохой художник.

Эндрю пожал плечами.

– Ладно, дайте мне определение по десятибалльной шкале.

Вот же упрямый какой. Она кинула на него осторожный взгляд:

– Вы задаете слишком много вопросов.

– Ладно. – Он отложил вилку и оценивающе взглянул на нее – как на загадку, которую он должен разгадать.

– Если мой чисто человеческий вопрос не возымел никакого действия, позвольте спросить о том же как автору.

Нора покачала головой, не в силах сдержать улыбку.

– Как вам сказать, господин автор. Как бы вы оценили по десятибалльной шкале вероятность того, что вы подпишете договор?

– Пять.

Ей нравилась его мимика, как он сейчас задумчиво кусает губы. Сейчас Нора видела все это как в замедленной сьемке – впрочем, зачем она так всматривается в него? Их взгляды пересеклись.

– Рада, что вы уже определились с градацией, но не все поддается исчислению, – заметила Нора.

– Исчислению поддается все: риски, их оценка, успех. А вам известно, что в мире существует индекс счастья, и по нему даже страны оцениваются?

Неудивительно, что такой улыбчивый человек, как Эндрю Сантос (не считая тех моментов, когда он ехидничает), читает материалы про индексы счастья.

– Возьму на себя смелость и спрошу – а какой ваш индекс счастья? – осторожно поинтересовалась Нора, и он ее не разочаровал.

– Десять.

Помедлив, Нора спросила:

– Десять из десяти?

– Ну да.

– Значит… – Она сощурилась. – Значит, вы самый счастливый человек во всем мире?

– Нет, скорее, я просто имею здоровый взгляд на вещи. У меня есть любимая работа. У меня хорошие отношения с родственниками. И я, как вы уже любезно заметили, зарабатываю слишком много денег. Так почему бы мне не назвать цифру десять?

Логично услышать, что именно так он воспринимает свою жизнь. Норе хотелось как-то подзадорить его, но ничего, кроме банальщины, на ум не приходило. И оттого, что он настолько доволен всем на свете, тогда как сама она несчастна, в груди тоскливо защемило.

– Что ж, это прекрасно, – сказала Нора.

Он остановил на ней любопытный взгляд, который уже был ей знаком, – Эндрю пытался понять, шутит она или говорит серьезно.

– Ну а вы?

Не могла же она после таких слов признаться, что оценивает себя на троечку, твердую и неумолимую. У Норы не было ни денег, ни нормальной работы, но ведь было много всего хорошего. Тогда почему тройка? Как такое могло случиться?

Нора сглотнула, не в силах заговорить. Она выпрямилась, пытаясь принять непринужденную позу.

– И все же я считаю, что не все поддается исчислению, – повторила она.

Эндрю состроил разочарованную гримасу.

– А я считаю это отмазкой, – проговорил он.

– Лучше расскажите мне про свой индекс счастья. – Нора оперлась локтями о стол. – Вы хотели бы хоть что-то поменять в своей жизни?

– Конечно. Но это не значит,