Для плохиша она — исключение - Яна Полунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ее уволят, если узнают? – спросила я на повороте.
– Потому что это уже не первый случай, когда она принимает студентку за потерянную дочь. И у нее уже было последнее предупреждение. Если выкинут, то дадут такую рекомендацию, что она в жизни себе не найдет работу.
– Почему? Ректор показался мне вменяемым человеком. Неужели не понимает?
– Ты ничего не знаешь о ситуации. Лучше не лезь.
Я посмотрела вверх, как Ярый легко поднимался по ступеням вместе с тяжелой ношей. Сколько же в нем силы!
А дури?
Хотя в этой ситуации дури у меня было не меньше. Сплоховала. Страшно подумать, что почувствовала бы женщина с нестабильной психикой, если бы я сказала, что море теплое.
О чем я думала? Конечно, это вывело бы ее из спокойного состояния! Может, это слово “море” и явилось причиной ее потери сознания, а не действия Ярого?
Нет, стоп. Что это я себя виноватой сделала?
– Открой дверь! – командовал парень.
Медпункт был пуст, что меня несказанно удивило. Сам он больше напоминал приемный покой частной клиники. Даже несколько коек было, которые можно было отгородить шторками.
– А где персонал? В ЭСА нет медсестры? Не может быть! – Я оглядывалась по сторонам, пока Ярослав клал женщину на койку.
Я подлетела, поправила подушку и накрыла ее простыней.
Ярослав подошел к шкафчику, достал ящик с цифрой 3 и поставил его на тумбу рядом. Проверил реакцию зрачков на свет. Достал тонометр, мастерски измерил давление и пульс. Записал показания на бумажку, положил на тумбу, и тут дверь открылась.
– Леночка! – Медсестра в возрасте всплеснула руками у двери.
Худая настолько, что ее можно было обнять одной рукой, она мигом оказалась рядом.
– Что случилось?
– Опять, – только и сказал Ярый.
Женщина подняла взгляд на меня.
– Почему ее никто не остановил?
– Меня позвали.
– Насколько далеко в этот раз она зашла?
Ярослав смотрел на меня всего секунду, но какой же это был взгляд.
– Недалеко.
– Тогда почему она в таком состоянии?
– Запретное слово, – нехотя выдавил Ярый.
И лицо женщины вытянулось.
– Море? – одними губами спросила она парня.
И тот кивнул.
Все-таки это я виновата в состоянии этой бедной женщины.
– Что я могу сделать? Чем помочь? – спросила я медсестру.
– Ты уже помогла, чем смогла! – резко ответила она, но оборвала слова, когда Ярослав резко повернулся.
– Не надо так с Кристиной. Она старалась помочь.
Медсестра раздраженно выдохнула, а потом кивнула:
– Да, ты прав. Как тебя зовут? Кристина? Ты можешь помочь. Лену… Елену Алексеевну нельзя резко выводить из такого состояния. Лучше всего помогают лиричные песни. Знаешь хоть одну? Умеешь петь?
Я смутилась, но чувство вины было сильнее. И пусть пою я так, как поет большинство – кое-как и в душе, я села на край кровати и неловко поежилась.
А потом запела. Хрипенько, не попадая в ноты, но я попыталась вложить в песню все раскаяние.
Я не подумала головой. Простите.
И как-то на фоне беды профессора мои проблемы схлопнулись, словно мыльные пузыри. Ведь эти маленькие неприятности разрешимы. А вот ее беда – нет.
Ярослав провел рукой по моему плечу, а я не дернулась. Беспокойство парня выглядело искренним, это меня тронуло.
Я то ненавижу его, то восхищаюсь. То хочу убить, то пожать руку. Меня качало на волнах эмоций и чувств, а хотелось добраться до берега и раскинуть руки в стороны, лежа на песке. Передохнуть.
И это же в моих силах.
Давление профессора пришло в норму, и я тихо вышла, оставив Ярослава и медсестру. Удивительно, но парень не пошел за мной, лишь проводил взглядом до выхода.
В этот день я пришла на подработку невероятно молчаливой. И все словно чувствовали – не задавали вопросов. Кажется, даже посетители сегодня были куда как спокойней и тише себя вели. Или же мне просто так чудилось?
В перерыв я позвонила маме. Как ты? Ела? Спала? Как учеба?
Все эти вопросы она задавала как из пулемета, и я вдруг разрыдалась. Рассказала маме о том, что случилось, пока она не надумала себе лишнего.
– Ты хороший ребенок и искренне хотела помочь. Все позади.
Она не осуждала меня никогда, хотя было за что. Не учила сейчас, что не надо было лезть в то, в чем не разбираюсь.
Мама.
– Я тебя люблю, мам, – часто-часто моргала я, стараясь закончить слезливый поток.
– И я тебя люблю. Всегда.
– Даже когда я не думаю головой.
– Даже когда думаешь попой. Потому что ты моя дочь.
Ну вот, я снова разрыдалась. Сегодня работать буду с красными глазами.
***
Утром меня разбудила однокурсница Настя.
– Еще спишь? Ты что, расписание не смотрела?
Я зевнула, хмурясь и вспоминая, почему вчера решила, что можно поспать подольше. А, точно!
– Смотрела: командные игры между курсами вместо первой пары.
Не говоря уже о том, что я хотела выспаться после такого напряженного дня.
– Вот именно! Решила прогулять? За каждого человека снимают уйму баллов, – согнула пальцы на руке девушка.
– Так там пометка есть, что присутствие по желанию, а я его точно не имею – этого самого желания.
– Еще как имеешь! Это хитрый ход такой у них. Стратегическая уловка, понимаешь? Потом с команды спишут баллы за каждого лентяя. Мы и так в прошлом месяце были самой отстающей командой, поэтому сегодня поднимаем всех лично и тащим. Я за подмогой или сама пойдешь?
Настя обычно выглядела спокойной и уравновешенной девушкой, но сегодня от нее шла такая решительная энергетика, будто для нее победить или хотя бы не ударить в грязь лицом было невероятно важно.
– Маш! – Я обернулась на спящую соседку. –
