Живым не брать - Александр Александрович Щелоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, Макса ни на минуту не оставляла мысль о побеге. Но просто так, улучив момент, пытаться вскочить и скрыться во тьме, было бессмысленной глупостью. Руки, туго стянутые ремнем за спиной, — аргумент убедительный: добраться до ближайшего населенного пункта и шагать по глухим местам со связанными руками, без оружия и еды — равносильно самоубийству. Тем более что и само появление его на людях в таком виде не обещало ничего хорошего. За то время, которое он бродил по таежным трущобам, милиция наверняка оповестила не только область, но, возможно, раззвонила о нем на всю Россию.
Суки! Во суки!
Макс ругался и сам не знал на кого — на милицию или на рыбаков, которые его без труда повязали, а скорее на тех и других — всех, кто ломал его планы на будущее.
Выбрав все снасти и выгрузив добычу в лодку, рыбаки перевели в нее Макса, запустили мотор, и суденышко, полное рыбы, понеслось вниз по течению, таща за собой белопенный след. Они мчались по реке не менее получаса, когда Максу пришла в голову спасительная мысль.
— Мужики, — жалобным голосом попросил он, — будьте людьми, подойдите к берегу. У меня живот крутит… Сейчас прорвет…
— Что делать? — вполголоса спросил Бородатого его напарник. — Высадишь и развяжешь, а он убежит. А так ему что, я штаны снимать буду?
— Высадим, — столь же тихо ответил Бородатый. — Хрен с ним, пусть бежит. Не убивать же его. А я давно себе макарыча завести хотел.
Максу развязали руки. Лодка подошла к берегу.
— Вон, иди в кусты.
Макс понял — эти преследовать его не будут. Он сделал два осторожных шага, не зашуршав кустами, проскользнул на полянку.
Впереди темнел длинный пологий спуск, за которым в слабом свете уходившей луны рыбьей чешуей поблескивала лента реки.
На миг, задержавшись на месте, Максим прислушался. Ничто не нарушало ночной тишины.
Чуть пригнувшись, чтобы голова не маячила над кустами, Макс что было сил побежал вниз по склону к дальней излучине реки, блестевшей вдали.
Он бежал до тех пор, пока полностью не обессилел. У самого берега остановился. Оглянулся туда, откуда только что смылся.
Макс опустился на траву, растянулся в рост. Он ликовал. Вся дурацкая история с ухой и рыбаками обошлась ему слишком легко. Пропавший пистолет можно не считать большой потерей. У него оставалось куда более грозное оружие — автомат и боеприпасы к нему.
Пройдя километра полтора, Макс споткнулся о невидимую во тьме корягу. Едва устоял на ногах, но подметка тут же оторвалась, и ботинок стал походить на крокодила, открывшего голодную пасть.
Макс грязно выругался. Он ожидал чего угодно, но не такой подлости со стороны обуви, которую для армии должны делать с удесятеренной прочностью.
Он сел, разулся и стал разглядывать ботинок. Для начала оттянул подметку, слегка подергал. Но этого оказалось достаточным, чтобы она отделилась от верха до самого каблука. Нитки, крепившие ее, давно сгнили.
Думать о том, чтобы починить башмак, не приходилось. Идти дальше в одной обутой ноге было бы неудобно, да и не имело смысла.
Макс расшнуровал целый ботинок, потом стянул его с ноги и вместе с порвавшимся зашвырнул в Аркун.
Негромкий плеск воды известил о том, что река приняла его дар.
Дальше Макс двинулся босиком. Трава, покрывавшая пологую полосу берега, еще недавно выглядела мягкой и пушистой, но на деле оказалась щетинисто колкой.
К утру Макс по берегу добрел до места, откуда хорошо просматривался створный знак, служивший ему ориентиром для поиска тайника. Ноги болели не только от усталости. Несколько раз он спотыкался о камни и ободрал о них кожу на суставах больших пальцев. Ссадины саднило. Голова кружилась. Должно быть, его обессилили острые переживания, связанные с неожиданным пленом. Слишком много адреналина выплеснулось в кровь, и сейчас его нехватка оборачивалась душевной опустошенностью и мышечной слабостью.
Добравшись до тайника и убедившись, что его богатство — деньги и автомат остались нетронутыми, Макс окончательно утратил силы.
Из-за тайги с востока поднялось солнце и стало быстро согревать землю, остывшую за ночь.
Поредела и стала расползаться в клочья пелена тумана над рекой. Открывался вид на заречные дали — на заливные луга и пустоши.
Макс забрался под ствол упавшего дерева, туда, где спрятал свой автомат, согнулся калачиком, как бездомный пес, подложил руку под щеку и тут же заснул — будто ухнул в горячую яму — ни снов, ни тревожных мыслей, которые мешают спать.
Макс проснулся под вечер, и первое, что ощутил, был голод. Он сжимал безжалостной рукой желудок и подтаскивал его к горлу, отчего все время подташнивало.
Макс достал из сидорка последнюю банку тушенки и, истекая слюной, вспорол ее штык-ножом, отогнул крышку. Запах консервированного мяса, покрытого серым слоем застывшего сала, ударил в ноздри.
Макс съел тушенку в один присест и не ощутил желанной сытости. Он вытер стенки и дно банки пальцем и облизал его.
* * *
Трудно сказать, думает ли о чем-то другом, кроме как о бегстве, волк, задравший овцу и вдруг заметивший, что в погоню за ним бросились охотники с ружьями. А вот человек думает. Всегда. Те, чьи мозги чисты, думают об одном, те, кому в них попала моча, — совсем о другом. Макс двигался вдоль берега, стараясь держаться поближе к кустам тальника, чтобы иметь возможность в любой момент укрыться в них при виде опасности. Босые ноги вязли в прибрежном песке, и шагать было утомительно трудно. Аркун в этих местах единственный удобный путь среди тайги и болот, и деревни жмутся к реке, потому как ее не подвинешь с места и не заставишь течь, куда тебе хочется. По берегам реки в низинах лежат болота, поросшие камышом и осокой. Здесь гнездятся утки и чайки — горластые белые пираты, проводящие дни в полете над водной гладью. Днем и ночью над топями гудят комары — миллионы серых мягких кровососов. Когда человек идет по берегу, они вьются над головой высоким столбом и сопровождают его, пока
