Нам нельзя - Лана Смирнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наше с Максом кино, черт возьми, тоже черно-белое, как эта ночная полярная зима, в которой мы оказались, но с красными всполохами пламени.
— Ты такая упрямая, — дышит мне в губы, но не целует, подразнивая. — Ты уже вся моя, а ломаешься, как пугливая монашка.
— Порода у меня такая. «Сопротивляющаяся», — спорю с Максом, реагируя на слова «вся моя» легким спазмом в груди.
Не его я. Надеюсь, он понимает, что хороший секс в богом забытом месте ничего не меняет.
— Породистую сучку нужно хорошенько отмыть от глупых мыслей, — обхватив за ягодицы, приподнимает.
— Где манеры, Довлатов? — копируя тон строгой училки, глухо смеюсь я.
— Сдохли еще до моего рождения. Тебе твоего душнилы мужа мало? — Макс непроизвольно провоцирует меня на очередной укол чувства вины.
Черт, я замужем. Как легко, оказывается, можно об этом забыть, если рядом безрассудный молодой самец, пожирающий меня глазами и телом. Галочка в графе «сладкая месть Олегу» успешно поставлена. Хотя, может, две галочки куда лучше одной? Во мне и правда породистая сучка проснулась.
— Сейчас мне мало тебя, — проводя языком по его губам, признаюсь я, пока он перемещает меня по небольшому домику, погруженному в полумрак.
— Я предупреждал, — хорохорится самодовольный мальчишка. Есть чем гордиться.
— Ты так вкусно пахнешь, — искренне признаюсь я, прижимаясь носом в очерченный треугольник между ключиц Макса. Едва заметный шрам на ключице резко бросается мне в глаза. — А это откуда?
— А это я с мотоцикла слетел лет пять назад, и в меня осколок запчасти прилетел, — успокаивает юный любитель адреналина. — Так сказать, бурная молодость.
— Мы такие разные. Меня совершенно не тянет к экстриму.
— Противоположности притягиваются. Я научу тебя плохому. Только попроси.
Мы попадаем в тесное пространство душевой комнаты. Я нахожусь в легком ужасе от обстановки. Здесь все, как в атмосферно заброшенном доме из фильма ужасов: чугунная ванна, поверхность которой в некоторых местах покрыта ржавчиной. Кран, предварительно открытый Максом, чтобы скорее налить чистой горной воды, выглядит обветшалым и тяжело скрипит при попытке повернуть его. В трубах что-то пугающе грохочет. Надеюсь, нигде не прорвет…
Стены комнатушки выложены старой плиткой, потускневшей от времени и влаги. Потрескавшийся шкафчик с полотенцами и принадлежностями для уборки, украшенный неприметной паутиной в верхнем углу. У меня уходит всего несколько секунд на полное принятие данной обстановки. В этом есть неповторимый шарм — душевность и уют старого домика, где каждая трещинка на ванной, каждая царапина на плитке и нити паутины сохранят эту сумасшедшую ночь.
Такое я точно не забуду. «Рай в шалаше» — это не про меня, но в горячих объятьях Максима здесь и сейчас я гораздо счастливее, чем в самом роскошном отеле мира. Даже хочется, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
— Неужели горячая вода есть? Отпусти, дай помыться, — с придыханием трепещу я, поворачивая старый кран душевой, пока набирается ванна.
Максим тем временем прижимает меня к плитке, уже нагретой достаточно теплой водой. Ставит на ноги, вытягиваясь во весь рост надо мной, расправляя плечи. Высокий, мускулистый, пылкий. К такому меня жизнь не готовила.
— Зачем мыться? Теперь ты пахнешь мной, — его губы замирают в нескольких миллиметрах от моего уха.
Макс обнюхивает меня, словно голодный молодой зверь. Волк, дорвавшийся до своей лесной дичи, загнанной в угол. А я таю от его первобытных повадок, потому что о такой обжигающей дикой страсти в браке с Олегом могла лишь мечтать. У нас с мужем ничего подобного лет десять не было. Да кого я обманываю? Именно так — никогда.
Да и мысль о том, что я намеренно иду на предательство, поднимает во мне что-то темное, неприятное, но дико возбуждающее. Нас все равно никто здесь не найдет, не увидит. Все, что случится здесь, навсегда останется в этом крошечном заснеженном доме. И успешно растает с финалом «волшебной ночи в году».
— Я хочу пахнуть чистотой, Макс, — снова занудствую, намазываясь подобием нормального мыла. Спасибо, что не хозяйственное. Мы реально будто находимся в каких-то старинных декорациях, буквально переместились во времени.
— Лучше вернемся к тому, на чем остановились, — Макс шутливо отбирает мыло и обмазывает пенной жидкостью мое тело.
Я едва ли не падаю от возбуждения и эффекта дрожащих ног, когда его руки свободно и умело скользят по моей груди, ребрам, животу и довольно быстро ныряют в чувствительную зону между бедер. А у меня там все умопомрачительной болью простреливает, и, судя по его внушительному стояку,
Макс испытывает примерно такие же эмоции. Мы только потрахались, а у него уже колом стоит. Я в шоке. Вот тебе и двадцать два года. Кайф да и только.
— Ты к такому не привыкла, говоришь? — усмехается Макс, замечая, с какими округлившимися глазами я пялюсь на его упругого красавца.
Я не успеваю ответить, потому что он вдруг резко разворачивает меня грудью к стене и, припечатав одной рукой мои ладони к плитке, другой отвешивает звонкий хлопок по заднице.
Я кричу, но как только он обхватывает меня за ягодицы и с первого раза одним мощным толчком проникает внутрь, мой вскрик превращается в громкий горловой стон. Выворачивает наизнанку от эмоций, в груди печет, полыхает пламенем.
— Привыкай, Снегурка, — шепчет он, пока вода стекает по нашим обнаженным телам, двигающимся навстречу друг другу в интенсивном ритме.
Я выгибаюсь от его напора, закинув голову и обхватив ладонями кран.
Слегка поворачиваюсь и ловлю губами влажный язык Макса, и всасываю в рот, пока его каменный член таранит меня в куда более интенсивном ритме.
Я умру сейчас. Визжу, кричу, извиваюсь в экстазе, ощущая нарастающую волну подступающего оргазма. Он будет таким мощным, я чувствую, на грани боли. Поймать бы его снова.
— Нравится, Саш? — грубым тоном рычит Максим, выбивая шлепками один четкий ритм. — Никто не трахал тебя так? Скажи мне…
— Максим, не надо. Не говори, — в беспамятстве бормочу я, мысленно умоляя Макса, чтобы он никогда не останавливался. Черт, и про резинку забыли совсем. Без латекса ощущать его намного приятнее.
— Отвечай, потаскушка моя, — наматывает влажные волосы на кулак. Черт, какой же грязный у него язык. — Трахали тебя так? — замедляет толчки, делая их более глубокими, с невыносимой длинной паузой. — А так? — вновь рокочет Макс, ускоряя темп до трех влажных хлопков в секунду. Черт, меня сейчас разорвет от такого снаряда.
— Господи, нет, никогда. Только не останавливайся, да, еще, —
