Дневник одного тела - Даниэль Пеннак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
37 лет, 6 месяцев, 2 дня
Среда, 12 апреля 1961 года
Стоя над безупречной фекалией, цельной, гладкой, идеальной формы, плотной, но без клейкости, пахучей, но без вони, с четким срезом, однотонно-коричневого цвета, произведенной единственным усилием, вышедшей наружу мягко, как по маслу, не оставляющей ни единого следа на бумаге, смотрю на нее глазами мастера, испытывающего удовлетворение от своей работы: мое тело славно потрудилось.
* * *
38 лет, 7 месяцев, 22 дня
Пятница, 1 июня 1962 года
Лизон вся в слезах. Ее обидел брат. Лизон особенно чувствительна к обидам. Для нее слова имеют смысл. Выяснил, в чем дело. Оказывается, Брюно сказал ей: «Иди просрись!» Я отругал Брюно, поинтересовавшись заодно происхождением этого столь радикально физического ругательства. Это Жозе! Какой Жозе? Школьный приятель. Маленький алжирец, действительно совсем недавно прибывший из Алжира – со своей драматической историей, своей семьей, своим акцентом и своим лексиконом. Думаю, не пройдет и десяти лет, как вышеозначенный лексикон полностью обновит наш нынешний словарь ругательств. Все же «Иди просрись» – это нечто совсем иного порядка, нежели «Дурак несчастный!» или «Пошел в жопу». Повелительное наклонение глагола «срать», употребленного с приставкой «про» в возвратно-местоименной форме – страшное оружие. Противник, униженный до состояния собственного экскремента, которому к тому же велят «испражнить» себя самого, – что может быть ужаснее?
* * *
38 лет, 8 месяцев, 7 дней
Воскресенье, 17 июня 1962 года
Еще одно ругательство маленького Жозе, который время от времени приходит к нам играть: «Чтоб у тебя все кости сгнили!»
* * *
39 лет, 3 месяца, 4 дня
Понедельник, 14 января 1963 года
Бессонная ночь опять из-за «мрака». Стиснутое горло, тяжесть в груди, глухо вибрирующие нервы. Встал рано. На работу пошел пешком, сделав огромный крюк: площадь Республики, Большие Бульвары, Опера, площадь Согласия, сад Тюильри, Лувр, мост Искусств… Сначала шагал чисто механически, каждый раз с усилием перенося вес тела с одной ноги на другую, монстр Франкенштейна на прогулке, остановившийся взгляд, короткое дыхание, потом немного отпустило, челюсти и кулаки разжались, руки-ноги стали двигаться свободнее, шагать стало легче, легкие наполнились воздухом, дух отделился от тела, костюм оказался надетым на социальной личности, и гражданин директор появился наконец в бюро, заражая всех своей легендарной бодростью: «Приветствую всех! Ну, как моральный дух в наших частях?»
* * *
40 лет, 7 месяцев, 13 дней
Суббота, 23 мая 1964 года
Ходил днем гулять с детьми в Люксембургский сад. Заметил краем глаза, как одна теннисистка понюхала себе подмышку. Она шла переодеваться в раздевалку, держа ракетку под мышкой, и вдруг – хоп! – это быстрое движение, как у голубя, чтобы проверить, чем там пахнет у нее под крылышком. А я в одно из этих чудесных мгновений сопереживания, когда мы ощущаем себя представителями одного вида, – я знаю в точности, что она сейчас испытывает: удовольствие от вдыхания знакомого, привычного запаха, который тут же записывает в объекты для истребления. Наслаждаться собственными испарениями – это одно, а вот пахнуть ими – совсем другое! Десять против одного, что, едва ступив за порог раздевалки, она тут же примется натирать свою подмышку каким-нибудь дезодорантом, который ее саму сделает «какой-нибудь», то есть – никакой, такой, как все.
Мы тайно наслаждаемся собственными миазмами, скрывая их от людей. Такая же двойная игра касается и наших мыслей, и это раздвоение играет огромную роль в нашей жизни. Вернувшись каждый к себе домой, мы с теннисисткой испустим газы и, старым приемом – при помощи простыни – подогнав волну запаха к самым ноздрям, получим истинное наслаждение.
* * *
40 лет, 7 месяцев, 14 дней
Воскресенье, 24 мая 1964 года
Сегодня ночью буквально пожирал Мону ноздрями и языком. Засовывал нос ей под мышку, между грудей, между ног и ягодиц, вдыхал полной грудью, лизал, весь переполненный ее вкусом, ее запахом, как в юности.
* * *
41 год, 2 месяца, 10 дней
Воскресенье, 20 декабря 1964 года
В ресторане, где мы вместе с детьми празднуем день рождения Моны, Брюно просит объяснить прочитанную им в туалете загадочную фразу: «Просьба не бросать в унитаз гигиенические прокладки». Ему не дают покоя два вопроса. 1) Что это за прокладки такие? 2) Какому идиоту придет в голову совать какие-то прокладки в унитаз? По губам Лизон пробегает тень улыбки. Ну, ты чего? – огрызается на нее Брюно. Я трусливо ретируюсь, предоставив Моне объяснять и фразу, и улыбку.
* * *
41 год, 7 месяцев, 25 дней
Пятница, 4 июня 1965 года
Яички могут сжиматься от страха за других, я уже наблюдал это в Этрета, когда Мона подошла к краю утеса, а у меня закружилась голова. Они снова напомнили мне об этом сегодня утром, когда на моих глазах машина сбила велосипедиста. Он проехал на красный свет, шофер не смог избежать столкновения. В результате удар, планирующий полет, сломанная нога и несколько ребер – от удара о тротуар, обширная рана на волосистой части головы, ободранная щека, а у меня при виде его пике сжались яйца. И это не могло быть не чем иным, как эмпатическим страхом, потому что несчастный юноша упал все же не на меня. Из этого я делаю вывод об альтруизме яичек, способных испытывать страх за жизнь другого человека. Может, яички и есть вместилище души?
* * *
41 год, 7 месяцев, 26 дней
Суббота, 5 июня 1965 года
Ночью снова думал о том летающем велосипедисте. Пока я переворачивал его на бок и вытирал ему кровь в ожидании «Скорой помощи», он несколько раз спросил меня, целы ли его часы.
* * *
42 года, 3 месяца, 19 дней
Суббота, 29 января 1966 года
Ужинали у Шеврие, со славой вернувшегося к нам в контору после двух лет, проведенных в Перу. Он привез оттуда впечатляющую коллекцию эксвото – резных металлических дощечек в палец длиной с выгравированными на них сердцами, глазами, легкими, женскими грудями, спинами, плечами, ногами, кишечником, желудками, печенью, почками, зубами, ступнями, носами, ушами, животами беременных женщин… Никаких молитв, никаких просьб – только орган, нуждающийся в исцелении, изображенный на табличке той или иной толщины из металла той или иной ценности. И ни одного полового органа – ни мужского, ни женского. По словам Шеврие, больше всего сердец, глаз и кистей рук. На его вопрос, верю ли я во все это, я отвечаю: нет. Что не мешает мне в ответ на его предложение взять себе одну табличку на память без колебаний выбрать пару глаз.
* * *
42 года, 3 месяца, 20 дней
Воскресенье, 30 января 1966 года
В краткие минуты бессонницы, размышляя в темноте, прихожу к выводу, что, по зрелом размышлении, предпочел бы слепоту глухоте. Ничего не слышать… провести остаток жизни в аквариуме, глядя, как живут другие? Нет, лучше не видеть их, но, пребывая во мраке, по-прежнему слышать, как они разговаривают, двигаются, сморкаются – существуют. Слышать дыхание спящей Моны, поскрипывания старого дома, тиканье часов в библиотеке, слушать саму тишину. На этом я засыпаю, и мне снится такой сон: я лежу на операционном столе. Надо мной склонился Пармантье, на нем белый халат, белая шапочка и маска, но я все равно вижу, что он улыбается. Его ассистент прилаживает к моим глазам какое-то сложное устройство, которое не дает мне смежить веки. Тем временем Пармантье зажигает газовую горелку и начинает подогревать на ней маленький медный баллончик. Я понимаю, что это нечто вроде обряда посвящения, вернее, испытание: дирекция желает знать, достоин ли я повышения по службе. Сейчас Пармантье выльет мне на глаза кипящее масло, а я при этом ни за что не должен потерять зрение. К счастью, дома у меня есть табличка, подаренная Шеврие. Я ищу ее, вслепую, на ощупь, натыкаясь на мебель, ищу и не могу найти. В ужасе просыпаюсь и тут же передумываю: нет уж, лучше оглохнуть, чем ослепнуть!
* * *
42 года, 4 месяца
Четверг, 10 февраля 1966 года
Значит, на стенах латиноамериканских церквей – никаких фаллосов. Моя презрительная светскость высокомерно посмеивается. Хотя и на таблице из «Ларусса», которую я свято храню с детства, тоже не было фаллоса, как и в учебнике по очень даже светской биологии третьего класса, по которому мы изучали физиологию человека. Фамилию автора я забыл (Деуссо? Деуссьер?), но прекрасно помню свою злость, когда обнаружил, что там описаны все функции человеческого организма – кровообращение, нервная система, дыхание, пищеварение и т.д., – все, кроме репродуктивной!
