Урожденный дворянин. Защитники людей - Антон Корнилов

– Вот волки! – ахнул Игорь.

– Приехали, конечная остановка… – дал свой комментарий и Сомик. – Так надо Ломова немедленно найти!

Двуха тут же глянул на часы.

– Я сюда как раз из «Витязя» нашего, – сказал он. – Когда уходил, к Никите бухгалтер явилась – ну, конец месяца же. Обычно они долго не рассиживаются, уже закончить должны… А, да чего гадать, позвонить же можно! – он сунулся за мобильником.

– Я уже связывался с Никитой, – предупредил его порыв Трегрей. – Он подъедет, как только закончит с делами. Прямо сюда, к нам. Нуржана и Евгения Петровича тоже известил. Они охрану детдома скорейше организуют. Хотя маловероятно, что туда сунутся…

– Да за детдом теперь опасаться и не надо! – заявил Сомик. – Туда и полк регулярной армии не прорвется. Две дюжины ребят, первую ступень Столпа постигших, – это, знаете ли… А вот занятия на Полигоне придется пока прекратить. На всякий случай…

– Уже сделано, – сообщил Олег.

– И наших пацанов, которые не из детдома, тоже предупредить надо… Может, им спокойнее будет на первое время, пока все не уляжется, в детдом перебраться?

– Уже сделано, – повторил Олег.

– Остается – Никита только, – сказал Сомик. – Эх, он-то единственный из наших, кто в постижении Столпа не преуспел… Лучше бы его самим забрать – мало ли чего…

– Точно! – поддержал Игорь Женю.

– С ним – Мансур, – сказал Олег.

Это известие моментально успокоило и Сомика, и Двуху.

Гибель Витьки Гогина как-то особенно тяжело придавила душу Никиты. Не то чтобы он чувствовал вину за смерть старого товарища… но и отделаться от мысли: «Эх, если б я там был…» – тоже все-таки не мог.

А тут еще и наемный бухгалтер, грузная, похожая на тряпичную матрешку пятидесятилетняя женщина, раз в месяц разгребавшая в «Витязе» бумажную мутотень с налогами, пошлинами и зарплатами, вместо того, чтобы заняться прямыми своими обязанностями, прямо с порога расстрекоталась, трагически закатывая глаза:

– Я знаю все, знаю!.. Писатель Гогин ведь вашим другом был? Какая глупая нелепая смерть!..

– Ничего в ней нет нелепого, в этой смерти, Алевтина Юрьевна, – хмуро ответил Ломов. – Тем более – глупого. На войне солдаты гибнут – никто ж не говорит: мол, глупо и ни за что…

– Так то на войне! – не поняла бухгалтер, взявшаяся уже наливать воды в чайник. – Сейчас, слава Богу, у нас в стране мир и стабильность.

Никита не стал возражать ей. Сказал только:

– Давайте сразу к делу, Алевтина Юрьевна, а то поздно уже.

– Да я чайку просто хотела с вами… У меня в сумке вот… чай зеленый, релаксирующий, из Таиланда в этом году привезла. Подумала, вам поговорить хочется…

– Мне душ принять хочется, – не очень деликатно, зато вполне откровенно сообщил Никита. – И переодеться. Дел по горло, вторые сутки на ногах… Начнем, Алевтина Юрьевна?

Выражение вдохновенного сочувствия увяло на лице бухгалтера. Эх, не вышло чаепития с проникновенною беседой… не сбудется, значит, проронить таинственно на ближайших посиделках с подругами: «А я про этого писателя, который по телевизору с моста упал, тако-ое знаю…»

– Начнем… – кисло согласилась бухгалтер.

А потом позвонил Олег.

Новость, сообщенная им, Никиту не удивила и не испугала. В том, что теперь смертельная опасность грозит и ему, усматривалась даже некая логика: Ломов ведь совершенно искренне сожалел, что не выпала ему возможность оказаться в тот роковой момент рядом с Гогой. Наверное, поэтому настойчивое предложение Олега взять в спутники Мансура Ломов воспринял без особого энтузиазма. Да нет, не только поэтому… Он ясно чувствовал, что соратники (даже и прямые подчиненные!) воспринимают его тем, о ком нужно проявлять особую заботу, кого необходимо постоянно держать под защитой. Как Олег назвал его тогда? Слабое звено… Все это очень обижало Ломова, хотя он и понимал, что правда здесь не на его стороне.

– Я и сам за себя постоять смогу, – буркнул он в трубку.

– Не сможешь, – безапелляционно ответил Трегрей. – Столкнувшись с такими – не сможешь.

– С какими «такими»? – покосившись на Алевтину Юрьевну, которая изо всех сил делала вид, что ее нисколечки не интересует телефонный разговор, Никита вышел из кабинета. – Думаешь, у них по таким делам секретные суперагенты с самостреляющими ботинками работают? Обычные уголовники, из тех, что до поры до времени на привязи держат.

– Возможно, – не стал спорить Олег. – Но пусть Мансур обязательно будет с тобой. Так спокойнее.

– Ладно…

– Ни на шаг пусть не отходит.

– Хорошо, хорошо…

– Из офиса сразу ко мне.

– Понял, – ответил Ломов.

– Помни, о чем я говорил тебе.

– Где тонко, там и рвется… – пробурчал Никита. – Помню.

«Все равно домой заеду, – со злым упрямством подумал он, почувствовав в этот момент, что ему даже хочется, чтобы убийцы Гогина повстречали его. – Пусть только попробует кто-нибудь сунуться. Я им не Гога, этим сволочам. Меня так просто не возьмешь. Пусть только сунутся. Мозги вышибу гадам! А Трегрей-то!.. Как с мальчишкой со мной!..»

Распрощавшись с бухгалтером, Никита вызвал к себе Разоева, у которого как раз закончилась суточная смена на одном из объектов. Разоев прибыл незамедлительно.

– Проблемы какие-то нарисовались, э? – с надеждой осведомился Мансур, втиснувшись в кабинет Ломова. – Хорошо бы… А то скучно что-то последнее время, мамой клянусь. Нормальной драки желаю…

– Да ничего серьезного, – ответил Никита, в самый последний момент раздумав посвящать чересчур ретивого кавказца в детали. – Прокатишься со мной.

– А куда?

– К Олегу, – сказал Никита. – То есть, сначала ко мне домой, потом к Олегу. Переоденусь, а то несет от меня, как от коня…

– Значит, я получаюсь телохранитель, да?

– Типа того.

– Никита, темнишь ведь, э? – погрозил Мансур пальцем. – Что-то случилось, да?.. Слушай! – внезапно вскинулся он. – Тех шакалов, которые Гогу примочили, нашли, да? Скажи, что так и есть!

– Очень хотел бы сказать, что так и есть. Но – нет, не нашли, – сознался Никита. – Хотя почти угадал, – мысленно добавил он.

Дождавшись, пока Мансур выйдет из кабинета, он открыл сейф, достал оттуда боевой пистолет системы Макарова, проверил обойму, сунул пистолет в поясную кобуру, лежащую в том же ящике, и, поднявшись, приладил кобуру к ремню.

Во двор своей пятиэтажки Никита въехал, когда стало уже совсем по-ночному темно. Притормозил, выискивая место, где припарковаться. Прикорнувший было на заднем сиденье Мансур всхрапнул, просыпаясь:

– Приехали уже? Сморило меня как, э? Сутки не спал, а тут еще и пробки эти пятничные, тащимся, как черепахи…

– Спи дальше, – разрешил Ломов. – Я сейчас забегу домой и вернусь.

– Я с тобой! – заявил Разоев. – Подъезд надо проверить, нет? Телохранители так всегда поступают.

Никита только вздохнул, не стал пререкаться. Напротив подъезда, как ни странно, в ряду приткнувшихся к тротуару автомобилей пустовало одно из самых удобных мест. Припарковавшись туда, Ломов вышел из своей «восьмерки», тут же заскрипевшей, закачавшейся под весом выбиравшегося с заднего сиденья Мансура.

– Ну, вот ты и попался, козел!.. – удовлетворенно ухнул кто-то совсем рядом.

Из-за соседнего автомобиля показались двое мужчин. Света, который падал от подъездного фонаря, вполне хватило, чтобы рассмотреть пистолет в руках того, кто вышагнул к Никите первым. Второй, державшийся несколько поодаль, на границе жиденького светового пятна и кромешной мглы, имел при себе оружие посерьезней – кажется, какое-то ружье.

От неожиданности Ломов вздрогнул так, что у него громко клацнули зубы. Мужчина, вытянув руку, приставил пистолет к голове Никиты.

«Вот как оно бывает, – успел только ошеломленно подумать директор «Витязя». – Ствол ко лбу – и ничегошеньки ты уже не можешь сделать… Не то что отстреляться, даже пистолет свой не достанешь…»

– Поговорим, козел? – придушенно предложил мужик, мясистое лицо которого вдруг показалось Никите знакомым. – Ну, чего молчишь, гнида? Обосрался?

Никита молчал. Он совершенно не представлял, что ему сейчас ответить и что предпринять. Реальность съежилась в какой-то непроницаемый пузырь, умещавший только его самого и человека, держащего его на мушке.

За спиной Ломова что-то коротко скрежетнуло, звякнуло…

«Мансур!..» – колыхнулось в скованном внезапным испугом мозгу Никиты.

– Сколько раз можно повторять вам, уроды!.. – заговорил снова мужик, пристукнув стволом пистолета Никите в лоб. – Тут мое место! Я тут машину ставлю, понятно?! Довели меня, говнюки… Не понимаете русского языка, буду отлавливать по одному и объяснять так, чтоб дошло…

Постыдный страх исчез молниеносно. Мир вокруг снова стал прежним, открытым и бестревожным. Даже пистолет, все еще давивший голову стволом, уже воспринимался Никитой как нечто нисколько не опасное, как игрушка воспринимался… Где-то под грудью вспух упругий шар, прорвавшийся вверх – через глотку – неудержимым спазмом хохота.