Пловец - Йоаким Зандер

Махмуд наклонился над клавиатурой. Открыл новое письмо. Он только и думал, что о встрече с Кларой с тех пор, как получил приглашение в Брюссель. Но не мог набраться смелости и написать ей.

«Давай же, – приказал он себе. – Соберись».

Полчаса у него ушло на то, чтобы написать сообщение длиной в пять строчек. Еще четверть часа он потратил на то, чтобы убрать все двусмысленные места и все намеки на отчаяние и прошлое, которое их связывало. Наконец, собравшись с духом, он нажал на иконку «Отправить».

Первое, что он увидел, выйдя из здания факультета, это серую «Вольво» на парковке у реки. Отстегивая велосипед, он услышал, как водитель серой «Вольво» завел мотор и включил фары. Фары осветили реку. Махмуду стало страшно. По-настоящему страшно.

8 декабря 2013 года

Шхер Святой Анны

Наступившая тишина оглушала громче, чем выстрелы из дробовика, сделанные секунду назад. Единственное, что ее нарушало, это далекое кряканье уток над фьордом и тявканье собаки, рвущейся с поводка. Море и скалы были серого цвета. Серыми были голые деревья и сухая трава. Ветер шелестел сухим камышом на берегу.

– Ты промазала, – сказал пожилой мужчина с биноклем.

– Не может быть, – ответила молодая женщина с дробовиком в руках. Ствол холодил ей щеку. – Может, первый мимо, но второй-то точно ее уложил, – возразила она. – Спусти Альберта с поводка. Посмотрим, что он принесет.

Пожилой мужчина отцепил поводок от ошейника спаниеля. Собака с громким лаем бросилась в заросли камыша и дальше вниз по скалам.

– Ты промазала. Поверь мне. Теряешь навык, Клара.

Он разочарованно покачал головой. Но девушка только улыбнулась.

– Ты всегда так говоришь, дед. Каждый раз, когда мы охотимся, говоришь, что я промазала. И что я ничего не умею. – Она снова улыбнулась. – И каждый раз Альберт возвращается с воскресным ужином в зубах.

Мужчина покачал головой.

– Я говорю только то, что вижу в бинокль, – пробормотал он.

Из рюкзака, прислоненного к камню, он достал термос и две чашки.

– Чашечку кофе, и поедем домой будить бабушку, – сказал он.

С берега донесся радостный лай и за ним всплеск воды.

Клара улыбнулась и потрепала деда по щеке.

– Теряю навык? Что ты там говорил?

Мужчина подмигнул ей и протянул чашку кофе. Другой рукой он выудил из потайного кармана фляжку.

– Ну, что, охотница, плеснуть тебе, чтобы отметить твой триумф?

– Что? У тебя спиртное с собой? Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Я все бабушке расскажу.

Клара покачала головой, но позволила деду плеснуть ей самогону в кофе. Не успела она поднести чашку к губам, как в кармане ее штормовки зазвонил мобильный. Со вздохом Клара вернула чашку деду.

– От дьявола никуда не спрячешься, – усмехнулся дед.

Клара нащупала свой «Блэкберри» и ничуть не удивилась, увидев на дисплее имя «Эва-Карин». Начальница. Ветеран социал-демократической партии и член Европарламента Эва-Карин Буман.

– А, – простонала она, нажимая кнопу приема. – Привет, Эва-Карин, – сказала она голосом на октаву выше, чем говорила до этого с дедом.

– Клара, милая, как хорошо, что я до тебя дозвонилась. У нас все очень плохо, поверь мне. Гленнис позвонил и спросил, какова наша позиция по поводу отчета об интернет-безопасности, а я этот отчет даже не открывала. Столько дел было….

Сигнал пропал. Клара бросила взгляд на часы. Почти девять. Эва-Карин наверняка в поезде в Арланду. Клара обвела взглядом скалы. Было так странно говорить здесь с Эвой-Карин. Ее голос нарушал мир и спокойствие этого отдаленного уголка природы.

– …Может, ты подготовишь мне краткое содержание? До пяти часов, хорошо? Чтобы я успела с ним ознакомиться перед встречей. Успеешь? Ты же у нас ангел.

– Подготовлю, – ответила Клара. – Но, Эва-Карин, ты, наверное, забыла, что я в Швеции и вылечу в Брюссель сегодня после обеда. Я могу не успеть к пяти.

– Клара, я знаю, что ты в Швеции, – перебила Эва-Карин тоном, не принимающим возражения, – но ты же можешь работать в самолете? У тебя же все выходные были свободны, не так ли?

Клара присела на корточки и склонила голову. Сегодня воскресенье. Свободная у нее была только суббота. Так жить нельзя.

– Клара? Клара? Ты меня слышишь? – снова голос Эвы-Карин в трубке.

Клара прокашлялась, потрясла головой, сделала глубокий вдох и бодрым голосом заискивающе ответила:

– Конечно, Эва-Карин. Без проблем. Я пришлю тебе резюме до пяти.

Спустя полчаса Клара Вальден снова была в комнате, в которой выросла, с розовыми обоями в цветочек. Она выпросила их, когда ей было девять. Босыми ступнями она чувствовала гладкие полированные доски пола. Из окна видно было Балтийское море и голые ветки деревьев. На волнах – белые барашки. Скоро начнется шторм. Надо спешить. Друг детства Буссе Бенгтссон, живущий по соседству, обещал подбросить ее до Норчёпинга. Там она сядет на поезд до Арланды, потом на самолет в Брюссель и вернется к своей обычной жизни.

Она стянула кофту «Хелли Хансен» через голову и надела светлую водолазку и кардиган с асимметричным узором. Потом сняла старые штаны, одолженные у бабушки, и надела джинсы из японского денима. На ноги Клара вместо резиновых сапог, которые были на ней на охоте, наденет кроссовки «Найк» из лимитированной коллекции. Осталось подвести глаза черным и причесать густые черные волосы. Теперь из зеркала на туалетном столике на нее смотрел другой человек. Половицы скрипели под ногами, пока девушка собиралась.

Клара поднялась со стула и открыла дверцу на чердак. В темноте она нащупала старую коробку из-под обуви с фотографиями. Она разложила их перед собой на полу.

– Опять рассматриваешь старые снимки?

Клара обернулась. В слабом свете из окна бабушка казалась очень худой и хрупкой. Не зная ее, сложно было бы поверить, что она запросто может залезть на яблоню, чтобы спугнуть птиц, желающих полакомиться осенними плодами.

Голубые глаза, как у дедушки. Они могли бы быть родственниками. Но в их местах с этим шутить не принято. Кожа гладкая, почти без морщин. Бабушка никогда не пользовалась косметикой. Ее кожа знала только солнце, смех и соленую воду – так она всегда говорила. На вид ей нельзя было дать больше шестидесяти, но на самом деле через пару месяцев она отметит свое семидесятипятилетие.

– Только пару минут, – ответила Клара.

– Почему бы тебе не взять их с собой в Брюссель? Я тебя не понимаю. Тут они нам на что?

Бабушка покачала головой. В глазах у нее появилась грусть.

На мгновение Кларе показалось, что она хотела что-то сказать, но передумала.

– Не знаю, – призналась Клар. – Но тут они на своем месте. Как там у вас? Печенье еще осталось?

Она собрала фотографии и бережно уложила в коробку, а потом спустилась вслед за бабушкой по скрипучей лестнице.

– Вот она где! Одета вся по-городскому!

Буссе Бенгтссон ждал Клару на причале. Сколько уже раз он вот так ждал, когда Клара появится на тропинке, ведущей от дома ее бабушки и дедушки в шхерах. Ноги Клары знали этот путь наизусть. Знали каждый камушек, каждый корень, каждую канавку на пути.

– Отстань, Буссе, ты говоришь, прямо как мой дед!

Они обнялись. Буссе был на пару лет старше Клары. Они практически выросли вместе на острове. Буссе был ей как брат. Хотя других двух настолько непохожих людей было поискать.

Они представляли собой странную пару. Клара была невысокого роста и худенькая. В классе она училась лучше всех. Она хорошо играла в футбол и даже выступала за команду мальчиков.

Буссе обожал рыбалку, а когда подрос – охоту, выпивку и драку. Клара всегда мечтала уехать. Буссе и представить себе не мог, что можно покинуть шхеры. Каждый день они вместе ездили в школу. Летом на лодке, а зимой на катере на воздушной подушке. Неудивительно, что они стали близкими друзьями.

Клара запрыгнула на борт и принялась убирать канат, пока Буссе выруливал свою старую рабочую лошадку в море. Закончив, она присоединилась к нему за штурвалом. Волны усилились. Белые барашки внушали тревогу.

– Вечером будет шторм, – сообщил Буссе.

– Я слышала, – ответила Клара.

17 декабря 2013 года

Брюссель, Бельгия

Маленький парк, который было видно из окна Георга Лёва на седьмом этаже здания крупнейшего в мире пиар-агентства.

«Мёрчант-энд-Тэйлор» на площади Де Мееус в Брюсселе выглядел холодным и заброшенным. Георг Лёв ненавидел декабрь. Особенно он ненавидел Рождество. Из окна видно было также украшенную к Рождеству улицу Рю Люксембург, ведущую к Европарламенту, и это для него было постоянным источником раздражения. «И даже после Рождества эти чертовы украшения будут висеть на улицах до конца февраля», – подумал он.