С Бобом и Джерри тропой инков - Романов Петр Валентинович

Таких мест в Перу немало. В перуанской Амазонии (Сельва) дорог вообще практически нет. Перебраться от побережья – по-испански Коста – к горным хребтам Анд (Сьерра) на машине можно лишь в нескольких местах: лучше всего по Центральному шоссе, которое доведет вас до Куско, Пуно и озера Титикака. А для того, чтобы проехать страну вдоль Тихого океана, существует лишь один путь – 2500-километровый отрезок Панамериканского шоссе, которое пересекает всю Южную Америку.

По дороге с севера на юг страны, от границы с Эквадором до чилийской границы, встречается немало грунтовок, и мы их, разумеется, не оставляли без внимания, поскольку именно самые неудобные дороги, по нашему опыту, и ведут в самые любопытные места, но все-таки это лишь небольшие ответвления от Панамериканы. Так что, если вы пересекаете перуанскую песочницу, на которую и накатывает свои огромные волны океан, в припадке эйфории названный конкистадорами почему-то Тихим, Панамериканская трасса – единственная хорошая дорога.

Почему песочница? Да потому что песочница. Вся прибрежная часть Перу – это сплошная песчаная равнина, местами переходящая в барханы или что-то вроде песчаных сопок, иногда красочно-разноцветных на срезе, когда дорога не петляет, а пробита прямо сквозь их толщу, но в целом пейзаж довольно однообразный и красив лишь с одной стороны – разумеется, со стороны океана. А так от одного населенного пункта до другого ни единого кустика или чахлой пальмы.

Так было не всегда. Причуды климата, поражающие воображение и сегодня, для нашей планеты очень старая и весьма трагическая песня. Вот и на перуанском побережье, где когда-то возникла не одна великая цивилизация, когда-то вместо песка были плодородные земли, дававшие местным жителям совсем неплохой урожай. Здесь в ту пору выпадали и дожди, но еще больше влаги давали многочисленные стекавшие с гор реки. Но все это было давно. Очень давно.

Сегодня же на юге страны песочница вообще переходит в пустыню Атакама, правда уже на чилийской территории. Раньше тамошние власти очень любили отправлять туда политических заключенных. Для концлагеря место просто идеальное – оттуда не убежишь, даже колючая проволока не нужна. Немыслимая жара и пустыня охраняют лучше любого автоматчика.

А на севере перуанская песочница не доходит до эквадорской границы километров двадцать – тридцать, здесь на смену ей приходят пальмы, тень и сладчайший ананас. Впечатление такое, что после изнурительного пути по дорогам ада ты добрался наконец до преддверия Эдема. Жара все та же, но… тень, благословенная тень. И зелень. И чего Боб так невзлюбил Эквадор?

Тем не менее в то первое путешествие мы выбрали не сказочной красоты горы, не зеленую Амазонку, а именно песочницу.

Перу – это три разные страны. Мы начали с той, что ближе к Лиме – отправной точке практически каждого путешествия по перуанской земле.

3

У каждого из нашей троицы имелись свои резоны в пользу песочницы. Я хотел вновь увидеть раскопки, где когда-то ковырялся и сам, – именно там, в Сипане, были обнаружены нетронутыми захоронения неизвестного господина, в щедро украшенном зо́лотом облачении. Случай столь же редкий, как и в Египте. Обычно черные копатели и там и тут всегда опережают археологов. Впрочем, на Сипане я особенно не настаивал, поскольку интересных мест на выбор хватало.

Больше всего мне хотелось на юг, в город Ика, чтобы вновь попытаться увидеть коллекцию местных камней с загадочными рисунками, о которой ходят очень противоречивые слухи. Кто-то называет это самым главным чудом земли, кто-то подделкой. Когда-то я уже ездил в те места специально для того, чтобы увидеть хоть один из камней, но потерпел фиаско. Мой официальный путь через археологов завел тогда в тупик. Надо мной посмеялись, но ни один камень тем не менее не показали. Такое упорство настораживало. Спрашивается, если подделка, с чего бы ее не показать любопытному человеку? В то время Боба я еще не знал, нужных связей не имел, так что проехался до Ики впустую.

На этот раз я больше полагался на Боба и его контакты с местными уакерос – нелегальными охотниками за перуанскими древностями. Да и у меня уже появились нужные знакомства. Боб был заинтригован не меньше. При всем его богатом опыте общения с археологами и черными копателями он ни разу не держал в руках ни одного знаменитого камня из Ики.

Наконец, были и желания иного рода. Мне, например, очень хотелось перебороть Боба, который не боялся, кажется, ничего, кроме самолетов, и заставить его увидеть линии Наски с борта авианетки. Смешно же, ей-богу, всю жизнь прожить в Перу и ни разу не взглянуть на это чудо с высоты птичьего полета, откуда только и можно рассмотреть эти линии и рисунки. Боб не говорил ни да ни нет, но нетрудно было заметить, что самолюбие крутого парня серьезно задето, а это уже давало неплохой шанс на успех.

Планировал я заскочить и на то место, откуда еще в 1947 году от перуанского берега отплыл на своем знаменитом «Кон-Тики» норвежец Тур Хейердал, пытавшийся доказать, что именно инки совершили когда-то рискованное морское путешествие и заселили острова Полинезии. Боб, правда, к гипотезе великого норвежца относился с немалой иронией: «Делать моим предкам было нечего, как плыть на соломенном корыте через океан черт знает куда и зачем. Места им, что ли, не хватало?» Но, главное, согласился на часок сделать ради меня остановку.

Впрочем, с его стороны это была небольшая уступка. Надо было лишь свернуть с Панамериканы в нужном месте и немного подождать в машине, если уж лень из нее выйти, пока белый человек, то есть я, вглядываясь в океанский закат, немного поностальгирует. Когда-то мне удалось взять у Тура Хейердала большое интервью. Несмотря на массу своих малоправдоподобных исторических версий, этот человек вызывал у меня уважение. Было в нем что-то чистое – от подлинной одержимости настоящего первооткрывателя. Выслушав мои доводы, Боб пожал плечами, снисходительно фыркнул, ясно дав понять, что я инфантилен, как подросток!

Это было несправедливо! Ей-богу, я в обмен соглашался на куда большее. Видимо, в припадке безумия я обещал Бобу нелегально (!) вместе с ним пересечь границу с Эквадором. Причем ради чего? Ради гордости, чести и славы перуанской кулинарии!

Объясняю. Латинская Америка – место особое, здесь когда-то даже вспыхнула настоящая война из-за футбола, поэтому и к кулинарной теме рекомендуется относиться очень серьезно. Тем более когда спор многовековой и касается самого знаменитого блюда перуанской и эквадорской кухни – cebiche (себиче).

Готовится себиче в двух соседних странах совершенно по-разному. Отсюда и важнейшие для чести двух наций вопросы: чье блюдо настоящее, то есть где родилось раньше, а главное, чье вкуснее? Эти вопросы уже давно перестали быть исключительно кулинарными, а перешли в разряд политических. Как-никак затронута национальная гордость двух народов.

А где заговорили о патриотизме, там не до шуток.

4

Климат перуанского побережья необычен, потому что сюда подходит холодное течение, которое одарило страну пингвином Гумбольдта и промозглой зимой.

Как подсказывает жизненный опыт, любое явление, как правило, это палка о двух концах. Знаете, когда в Лиме в конце здешнего лета вы ставите в шкаф начищенные до блеска черные ботинки, а весной вытаскиваете их из шкафа и они оказываются зелеными, потому что все покрыты плесенью, особой радости это не доставляет. Если у вас воображение не очень хорошо развито, то все огорчение ограничивается обувью и подпорченной одеждой, а вот если воображение работает хорошо, то вы живо себе представляете, как та же самая плесень порезвилась за прошедшие три месяца внутри вашего организма.

С другой стороны, если вы живете на перуанском побережье, вам практически не нужен зонт: весь год животворный дождь выпадает только в горах и дальше, в сельве. Едешь на машине по Лиме зимой – включай дворники, потому что на ветровом стекле обильно оседает влага, а вот асфальт совершенно сухой. Эта влага висит в воздухе, но не опускается на землю. Но главное преимущество для перуанцев то, что холодное течение создает благоприятную среду для планктона, благодаря чему прибрежные воды чрезвычайно богаты рыбой. Впрочем, о причудах местного климата мы обязательно поговорим позже.