Дожить до 120 - Исаак Розовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал шел не торопясь и с любопытством разглядывал толпу. В основном, мужчин, одетых в черные лапсердаки, из-под которых торчала белая бахрома – цициты. На голове у каждого была надета широкополая черная же шляпа. У всех в руках молитвенники. Из синагоги возвращаются. Спешат на субботний ужин. Память у генерала была фотографическая, а потому он, хотя и не был здесь лет шесть, с легкостью нашел нужные дом и квартиру. На двери было написано по-русски «Стучать». Это явно для него, и с намеком, что в субботу звонить в дверь нельзя, ибо нажатие кнопки – тоже какая-никакая, а работа.
Дверь распахнулась, и на пороге стояла Светка. Нынче она, конечно, не Светлана, а Ора (ор – это свет на иврите), как тут принято. Юбка до пят, а на голове косынка, полностью скрывающая волосы.
– Ох, Валечка! – заулыбалась она и в нарушение всех правил бросилась его обнимать и целовать (ведь замужнюю женщину не то, что целовать, а ей и руку подать запрещено). – Как же я рада тебя видеть!
– А где благоверный?
– Еще из синагоги не вернулся. Щас прибежит… – сказала Света (или все-таки Ора?).
Владимир Ефимович в Израиле тоже работал по специальности – математиком. А вот что этот сугубо светский человек ударится в иудейскую религию, стало для генерала ба-альшо-ой неожиданностью. Но он и к этому привык и лишь шутил: «Чем бы еврей не тешился, лишь бы не олигархничал». Генерал недолюбливал олигархов. Кстати, внезапная религиозность раби Зеева была как-то связана с его работой.
Наконец, благоверный явился и тоже кинулся обнимать гостя. Потом генерала усадили за стол, покрытый белой шелковой скатертью, на котором торжественно горели свечи. Вся семья чинно расселась вокруг. Средняя дочка, только что отслужившая в израильской армии, красавица, тоже в длинной до пят синей юбке и белоснежной блузке, младшенький, поздний ребенок, «отрада старости», мальчик лет восьми с длинными и кудрявыми золотистыми локонами (надо же, блондин, а родители-то чернявые – подумал генерал). Только старшей дочери не было – у нее уже своя семья. Хозяин дома разломил халу, налил в бокалы вина и начал творить молитву на своем тарабарском наречии. Семейство, да и сам генерал, внимательно следивший, чтобы не пропустить, повторяли в конце каждого периода «Амен».
Выпили вина. Потом Валентин Петрович достал бутылку коньяка.
– Кошерный? – подозрительно глядя на бутылку, спросил хозяин.
– Да кошерный, кошерный, успокойся, рабби, – сказал генерал. – Специально в Москве в еврейском магазине покупал.
– Знаем мы эти ваши еврейские магазины, – сказал хозяин, рассматривая этикетку, но потом, видимо, удостоверился и коньяк разлил.
– Мда, хорош коньячок, – Пронин стал причмокивать губами, как заправский сомелье.
Круглянский улыбнулся. Он знал, что ни в коньяках, ни в винах генерал не разбирается, а все приемчики усвоил из смешной английской книжки, которая называлась «Как прослыть знатоком, ничего не понимая в винах» или что-то в этом роде.
– Рассказывай, с чем пришел.
– Эта история не для праздничного стола. Давай уж после ужина, с глазу на глаз, – сказал генерал.
Наконец, оттрапезничали, и рабби Зеев увлек гостя в свой кабинет, не забыв прихватить коньяк и блюдце с лимоном.
Там еще приняли по рюмке.
– Да чего там… – выдохнул Пронин, морщась от лимона. – Есть одно дельце. Правда, безнадежное. Из архива достали и на меня повесили – дескать, в порядке надзора. Собственно, не дело даже, а дела. Каждое в своем – отдельном производстве. А всего их, висяков этих, более двухсот.
– Сколько-сколько? – не поверил и удивился рабби Круглянский. – У вас же количество преступлений по официальным сводкам каждый год снижается. Или все эти сводки – липа?
– Да в том-то и дело, что не липа. И вправду снижалось. И вдруг такое…
Генерал рассказал другу про ничем не мотивированные убийства, которые вполне можно назвать массовыми.
– Хоть убей, не пойму, кому они могли понадобиться?! – вскричал он, ударив себя рукой по колену. – Зачем? И почему именно эти? Зачем понадобилось иногда в глушь тащиться? Словом, если бы мы могли обнаружить у этих убитых что-нибудь общее, сходство какое-нибудь. Но нет, ничего. В Москве вообще никаких следов, но в глубинке – а там ведь все на виду – свидетели показывали, что за день – за два до убийства объявлялись какие-то нездешние, на машине всегда. Ну, и крутились вокруг. А после убийства их больше никто не видел.
– Машина хоть одна и та же?
– Да нет, и машины разные – то «Волга», то «Мерседес», а то и просто «машина». Чего ты хочешь, глушь! Марок не различают. Но всегда, как они говорят, «хорошая машина, новая почти…»
Возраст жертв тоже самый разный. В первый год, когда убийства начались, от двадцати лет до пятидесяти. Стариков среди убитых не было. И детей тоже. Но это только в первый год. А во второй мало того, что число таких безмотивных убийств выросло втрое, но, самое страшное, что среди них и дети появились. А в минувшем году вообще ужас. Детей среди убитых оказалось чуть ли не половина. Дети, подростки. А пять раз убивали совсем младенцев, несколько месяцев всего. Однажды убили вместе с младенцем мать, и еще раз – деда, который с колясочкой во дворе у дома сидел. Причем было ясно, что не взрослые, а именно дети были целью преступника или преступников. А мать и дед попали «под раздачу», пытаясь их спасти.
– Просто царь Ирод какой-то, – заметил Круглянский. – Тоже ведь всех младенцев велел убить.
Такая лавина убийств не могла остаться незамеченной. Поползли слухи самого фантастического свойства. Разумеется, и пресса не осталась в стороне. Население было близко к панике. А уж когда жертвами оказались дети, всё это утысячерилось. Начальство устраивало разносы, а потом и головы полетели.
– Вот и моя скоро полетит, – с грустью сказал генерал. – Может, и к лучшему? Уйду на пенсию, козла во дворе стану забивать. Или к вам махну, в Израиль. На грязи. Говорят, на Мертвом море грязи какие-то чудодейственные. Эхма!..
Выпили еще по одной.
– Но все-таки во всех этих делах есть одна странность, да какая! Небывалая, можно сказать. Она-то и связывает все убийства. Мы, правда, этот факт не афишируем. Деньги и ценности у жертвы убийцы ни разу не тронули, даже если они были. Ни деньги, ни часы, ни бумажники, ни брошки или бусы у женщин. Их не просто не грабили, а скорее наоборот.
– То