Реальная история - Ольга Вересова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот этим кокетливым мехом я его и соблазнила. Увидел под фонарем на противоположным углу, – зацепило, для вида ушел в другую сторону, а затем догнал».
Она, чисто по – актерски, анализировала мотивы поступка персонажа. Теперь он явно кружит рядом и пытается понять, что у неё за душой, какие мысли и решения в голове.
Аня почти оправилась, главное успокоилась, только спина болела тупо и беспрерывно. Но впереди большая роль, и рассчитывать на лечение можно было лишь в отпуск.
Тихонько постучав в дверь следователя, она зашла, ничего не видя сквозь запотевшие с мороза стекла очков.
Рычков был не один, напротив входа сидел за столом какой-то человек. Аня присела на крайний стул у двери, не мешая их разговору, и, достав платочек, принялась протирать очки.
Обсуждались меры по наведению должного порядка в день встречи выпускников местного пединститута. Аня вела там факультатив, и подобный вечер наблюдала в прошлом году, поэтому, вспомнив случившуюся тогда кражу пальто, предложила поставить дружинников и в раздевалку.
Собеседники замолчали и взглянули на неё. Тот, кто сидел напротив её, взял лежащую на столе шапку и начал вставать из-за стола.
Анна обомлела – это был тот, кто пытался лишить её жизни.
Кожаное пальто он сменил на куртку, но вот шапка была та же и, когда он её надел – исчезли уши. Они сидели как-то высоко и прижимались к черепу так плотно, что, при надетой шапке, исчезали.
Он поднимался, а Анна опять видела медленный подъем своего убийцы.
Человек, тем временем, обогнул стол и вышел, наконец, на середину комнаты, приближаясь к ней. Ему вдогонку что-то стрекотал Рычков, а уходящий, также бесшумно ступая, как и ночью, вышел за дверь.
– Кто это был? – Торопливо спросила Аня, прерывая поток звуков из Рычкова.
– А это наш дружинник, студент пединститута. Хороший парень!
– Но это он! Я его узнала! Это он!
– Кто он? О чем вы говорите?
– Это он! Тот, кто напал на меня! – Анна схватила его за рукав, таща к окну.
– Посмотрите же! Он в кроссовках, он и тогда был в них, поэтому я и не слышала шагов! Я в здравом уме, поверьте, это он! Проверьте руки! Я же их зубами прокусывала!
Они смотрели из окна, как мимо проходил тот, о ком они говорили.
Рычков вернулся за стол.
– Анна Семеновна! Этого не может быть. Я его давно знаю. И его родителей… Вы знаете, кто они? Забелины! Отец —декан в педе, а мать – секретарь парторганизации. Лучшие люди и кадры города!
– При чем тут парторганизация? Убивал-то меня вот этот, ваш дружинник! – Она волновалась, повысила голос, заполняя им комнату.– И кого теперь мне искать, если я уже нашла!
– Успокойтесь, это недоразумение…
– Либо Вы занесете опознание в протокол, либо я прекращаю дело и отказываюсь от сотрудничества в поимке преступника.
Рычков развел руками, сокрушаясь,
– Только через начальника милиции. Вам нужно к нему на прием по этому вопросу.
Анна вышла из горотдела с чувством освобождения от чужих решений.
Времени на обед было мало, и она решила зайти в столовую института, решив оттуда пойти сразу в театр на репетицию.
Столовая перед закрытием была пуста, на правой половине зала уже вымыли полы, перевернув стулья на металлические столы, а на левой, у окна, еще сидела группа студентов, о чем-то громко и с интересом обсуждающая.
Она сняла вновь запотевшие очки, замешкав у входа, и услышала громкую фразу.
– Как овечка в кабинете, бе-бе-бе…
«Вот, вот, это про меня». – Подумала Аня и прошла к раздаче. Идти с подносом на левую часть зала ей не хотелось, и она присела сразу у колонны, разделяющую столовую на две половины.
Парни у окна все ещё резвились, и Анна стала их рассматривать, когда тот, что сидел к ней спиной, выкрикнул, – А она-то еще и слепая!» – Что вызвало новый взрыв смеха.
Анна окаменела.
«А ведь это и впрямь обо мне». Она еще увидела, как рассказчика толкнули в бок, и молча, кивнули на неё.
Анна опустила глаза и принялась, с полуулыбкой, пить не то компот, не то кофе. Это было неважно, что пить, важно было сыграть мизансцену владеющего ситуацией человека.
У окна, в наступившем молчании, задвигали по бетону стульями и, наконец, мимо, гуськом, потянулись с подносами молодые люди. Громыхнув посудой, они где-то стороной прошагали к выходу.
Захлопала дверь, запуская клубы морозного воздуха, и мимо неё пошел тот, в блестящей коже.
Поравнявшись с Анной, он, не останавливаясь, четко разделяя слова, произнес. – Ну спасибо, спасибо, спасибо.
Это была свобода!
ГЛАВА 3
Она наслаждалась репетиционным процессом над «Бесприданницей». Наконец-то главная роль, и даже без второго исполнителя!
Возросшая амбициозность изменила и отношение к ней молодой труппы – она заняла пустующее место примы театра.
Помнила ли она зимний кошмар? И да, и нет. Помнила как давно происшедшее, в какой-то позапрошлой жизни, – её размеренная жизнь не оставляла место даже ночным кошмарам.
Много времени у неё отнимали походы в поликлинику, но к высиживанию перед дверью к врачу, она приноровилась, используя время для заучивания диалогов.
Перед сдачей спектакля худсовету, её, прямо со сцены, увезли по «скорой».
Боль в позвоночнике, чуть не приведшая к шоку, уложила её на операционный стол, и Анна провела в гипсе около двух месяцев.
Раздробленные и смещенные суставы начали гноиться, болезнь отгородила её от всего мира, и все было подчинено стремлению выкарабкаться. Она читала и конспектировала в тетрадях любые публикации по фитотерапии и лечебной диете, все что приносил вместе с яблоками, Ефим.
Иногда, во сне, она играла «Бесприданницу», но днем эти мысли её уже не тревожили.
Перед гастролями она вышла из больницы, спокойно отнесла бюллетень в театр и забрала свои вещи из гримерки. Все, кто её видел, узнавал с трудом – Анна располнела, но, главное, изменилась она сама.
– Исчез темперамент, смотрит как рыба.– Подытожил главреж.– В театре появился балласт.
Она поехала к морю за солнцем и витаминами.
Вернувшись в Абакан, удивила коллег массой баночек и кастрюлек с какими-то салатами и маринадами, что готовила дома и кушала в положенное время в гримуборной.
Бутылочки с настоями и таблетки в импортных упаковках сопровождали ее всюду, слово «рыба» теперь было неотделимо от нее в глазах труппы. В новые спектакли её не ставили. Театр исчезал из её жизни.
В конце сентября, к ней забежал взволнованный Шрайдер.
– Нюрочка, лапуля моя! У меня к тебе дело огромной важности! Скажи, что поможешь, а то у меня голова кругом идет. Пойдем ко мне, скажешь, на взгляд женщины, что там не так.
– То есть? – Не поняла Анна.
– Приедет моя старая знакомая по томскому театру. Ты слышала, что в театре будет новый художник? Так это она и есть. Пока решают с городом вопрос о квартире – поживет у меня. Может, что передвинуть или помыть где-нибудь..
– Вот, вот! Именно помыть, и не где-нибудь, а повсеместно. Попроси лучше театральную техничку, все блестеть будет в твоей холостяцкой норке.
То, что знакомая Фимы оказалась молодой женщиной, задело её. Она смотрела из окна, как они выходили из такси, ведя за руку кроху ребенка.
– Вот и Фима для меня потерян. Ну, а что ты хотела? – Сказала своему отражению в стекле Анна.
– У него есть вкус, и он еще интересен женщинам-.
Её размышления прервал звонок в дверь, Анна вытерла лицо и открыла. На пороге, кутаясь в пуховую шаль, стояла приехавшая, и где-то за её плечом примостился улыбающийся Шрайдер.
Незнакомка внезапно обняла Анну.
– Я Доминика. Нужно звать Никой. О вас знаю все. Фима писал. Мы с ним друзья.-
Решили собраться с мыслями, и через час провести вечер у Фимочки.
– У него уже и чемодан собран. Идет жить в общагу.-
Ника говорила все и сразу, чтобы не было недомолвок, Анна еще не встречала второго такого легкого человека, и ей это безоговорочно понравилось.
Все затихло с их уходом, и также бесследно исчезла горечь в ее душе.
«Интересно было бы её сыграть».
Анна подмечала нюансы в поведении Ники.
– Все в ней так просто и обыденно, а на сцене сыграть естественность невозможно, зафальшивишь с первого же слова.
Кончилось все тем, что она, вместе с остатками пиршества, очутилась на кухне и впервые рассказала всю историю покушения на её жизнь.
– Представляете, начальник милиции взял мое заявление и утешил, мол «преступник когда-нибудь все равно попадется». Сытый, довольный собой кабан с погонами! Ведь этот «когда-нибудь» уже убил трех женщин, изуродовал девушку, да и я была бы в их числе.
Увидев лицо Доминики, она осеклась.
– Извини меня. К людской черствости надо иметь привычку. Не получается думать плохие они или хорошие, они такие, какие есть. Хорошо будешь думать – получишь пинок в сердце, плохо – сердца вообще не хватит, чтобы просто жить. Ей богу, нужно мужество, чтобы просто жить.