Поезд, Пикассо, Латур, 1968 - Эльчин

Этот изменившийся рисунок Пикассо есть только у меня, больше нигде и ни у кого. Его изменил не Пикассо, а мы: Этьен - тем, что пришел ко мне, и я - тем, что ждал и принял его как друга. Возьмите любую репродукцию "Трапезы бедняков" - они обычны, необычна только та, что хранится у меня. Единственная в мире! ...Знаете, Мелеке-ханум, я ведь никому не рассказывал об этом случае. Какой смысл? Все равно никто не поверит. Самый близкий друг у человека - это он сам. Это и самый лучший собеседник - он все поймет... Так что двадцать метров магнитофонной ленты наших с вами служебных разговоров - это для меня не так уж и мало, поверьте, Мелеке-ханум. Я знаю, в глубине души и вы мне не верите жаль, что я не взял с собой репродукцию! Вот вернемся в Баку - обязательно покажу..."

Поезд равномерно потряхивало на стыках рельсов.

Мелеке-ханум прошептала: "Я вам верю..." Сказано это было с таким чувством, что я пристально посмотрел ей в глаза. В них отражалось внутреннее потрясение, но какое-то свое, тайное, это не было только впечатлением от моего рассказа.

"Я верю... Даже если не покажете... Вы... помните, конечно, картину Латура "Святой Себастьян", - Себастьяна оплакивает святая Ирина?"

Я, как бы почувствовав что-то страшное, сказал: "Да, помню". Я действительно помнил эту картину: четыре женские фигуры, склоненные над телом обнаженного мужчины, пронзенного стрелою, - в темноте ночи, освещенные только одинокой свечой.

"Вы помните, в какой неудобной позе лежит на земле Себастьян? Его положение так неестественно... И эта неестественность так мучительна... Вы помните?.. Теперь... теперь на моей репродукции это не так... Я вытащила стрелу из тела Себастьяна! Вот она!"

Дрожащими от волнения руками Мелеке-ханум торопливо открыла свою дорожную сумку и достала оттуда стрелу сантиметров в десять. Это была хотя и маленькая, но настоящая стрела. Стрела, вынутая из тела святого Себастьяна, - я почувствовал ее подлинность всем своим существом!

"Я тоже страдала, как и вы. С тех пор, как я увидела репродукцию этой картины, я не находила себе места. Я... Скорченное в муке тело Себастьяна все время стояло у меня перед глазами. Однажды ночью я встала с постели и, сама не знаю как, взяла в руки эту репродукцию и вытащила стрелу... Теперь на моей репродукции Себастьян не так измучен, и тело его не так скорчено в муке, нет даже следа от стрелы... Я до сих пор тоже никому не рассказывала об этом. А стрелу эту я всегда ношу с собой. Боюсь, увидит муж, а я не смогу ему объяснить так, чтобы он поверил. И выбросить стрелу не могу - мне кажется, я предам тогда что-то самое высокое, самое святое в моей жизни..." Мелеке-ханум положила стрелу в сумку и, взволнованная, вышла из купе.

Я же был спокоен, у меня не стучало сердце, не темнело в глазах, не выступал холодный пот, только голова у меня раскалывалась, мне казалось, что она сейчас разлетится на куски.

Почему нам кажется, что лучший собеседник, самый близкий и родной человек - это мы сами?

Почему Мелеке-ханум носит с собой эту стрелу, боится, что муж увидит, а она не сможет ему объяснить почему? Может быть, с ним произошел такой же невероятный случай - и он тоже никому о нем не рассказывает?

Пройдут дни, месяцы, годы, Мелеке-ханум надоест таскать с собой эту стрелу, она выкинет ее в мусорный ящик. Она совершит предательство, потому что она никому не может ее показать. Почему?

Я не знаю, скоро ли Мелеке-ханум вернулась в купе, потому что я поднялся на свою верхнюю полку и впервые после долгого времени заснул сном праведника.

1 "Литература и искусство".