Rebis - Глеб Бенисович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рэбис решил позабавить себя небольшой фантазией. Он представил себе Леонида как популярного юмористического писателя. «Его книги читают абсолютно все: от школьников до пенсионеров; и везде: в транспорте, на работе, на отдыхе и дома. Леонид пишет рассказы, заставляющие людей смеяться до слез. Были даже несчастные случаи – два человека надорвали животы, но об этом быстро забыли, учитывая роль и авторитет юмориста в обществе. Книги Леонида выдерживали не одно переиздание, сметались с полок магазинов за несколько дней после начала продаж. Он был частым гостем многих вечерних телевизионных шоу. – Рэбис сделал глоток из чашки, усмехнулся и продолжал: Возможно, так могло бы длиться долго, но однажды талант покинул его. Каждое утро он начинал с шутки, рассказанной жене. Обычно супруга, заливаясь слезами, громко смеялась. В то роковое утро он, как обычно, пошутил, но… ничего не произошло. Жена не издала ни звука. Он повторил шутку – безуспешно. С этого момента Леонид потерял веру в себя. Он обращался к врачам, но они лишь в растерянности пожимали плечами. За возвращение его чувства юмора служили молебны дюжина монахов в бургундском монастыре, а на острове Пасхи боролись за талант жрецы темной магии. Леонид опустил руки и постепенно превратился в человека, бесцельно перебирающего пальцами клавиатуру в Старбакс на Наньцзинлу».
Эта фантазия очень развеселила Рэбиса, он едва сдерживал смех, даже прикрыл рот рукой, когда сенбернар в очередной раз перевел на него свои грустные глаза. Положение Рэбиса в глазах Леонида становилось шатким. Поэтому он быстро допил кофе и отправился на улицу.
На улице было уже не так шумно. Час пик шел на убыль. Жизнь возвращалась в обычное русло. Так как настроение было хорошее, он решил пройтись пешком. Это была его первая пешая прогулка с момента приезда. Стемнело. Яркие гирлянды на деревьях тянулись длинной линией вдоль улицы. Он увидел свою гостиницу – башню-небоскреб и решил пойти в ее сторону.
До этого момента он не ощущал, что находится в Китае, совершенно другой стране. Раньше он все время проводил либо в гостинице, ничем не отличавшейся от сотен других таких же гостиниц по всему миру, либо в офисе; до любого места он добирался только на такси. Его окружала комфортная обстановка, английский язык, знакомые люди – все как в Европе; и только теперь он ярко почувствовал, что Китай – это совершенно непривычный для него мир. Шум улицы, проходящие мимо люди – все было для него ново. Он шел вперед. Мимо проезжали один за другим велосипедисты. Ему запомнилась женщина, проехавшая на велосипеде, с платком на голове3, полностью закрывавшим ее лицо. Было трудно поверить, что это происходит на самом деле. Дойдя до светофора, он остановился, дожидаясь зеленого сигнала. Рэбис смотрел по сторонам. Он удивился большому количеству иероглифов, окружавших его. Они были повсюду! Ему даже захотелось узнать их значение.
К нему подошла компания молодых людей. Они говорили на своем, столь чуждом и непонятном ему языке. Для него это было больше похоже на шум, чем на членораздельную речь.
«Какая необычная речь! Переливы звуков!» Он вновь обратился к компании. Потом перевел взгляд на любовную парочку, которая только что подошла к нему, оживленно беседуя. Они громко смеялись, и когда девушка хохоча запрокинула голову, то заметила, что рядом с ними стоит иностранец и смотрит на них. Она ткнула в бок своего парня, и тот развернулся. Теперь они широко раскрыв глаза, глядели на европейца и неловко произнесли: «Хеллоу!»
Ребис ответил: «Хеллоу!» – и отвернулся. Пара, рассмеявшись, продолжала разговаривать. «Щебечут, словно птицы». Рэбис прислушался к их разговору. «Какое-то шуршание речи. Они как будто не разговаривают, а переливами звуков обмениваются эмоциями!»
«Удивительный язык! Китайский язык, по-моему, является прямым доказательством теории звукоподражания4. В принципе, подражание – неотъемлемая часть обучения, что у человека, что у обезьяны. Только у последних это ярче проявляется.
Речь – это дар, напрямую связанный с сознанием. Бедность речи сродни бедности интеллекта, между ними можно поставить знак тождества. Недаром недалекие люди так косноязычны. Человек, который не в силах упорядочить собственные мысли, не сможет упорядочить речь.
Сам язык – это всего лишь выстроенная система слов. Система передачи информации и выражения эмоций. Слова, в свою очередь, состоят из букв – записанных звуков. А звуки – это лишь отражение окружающего мира. Таким образом, слыша незнакомую речь, становится возможным определить страну или природу, окружавшую человека. Как, например, музыка арабской речи – неторопливая и изящно изгибающаяся, словно муар над пустыней.
Тогда китайский язык сродни природе Китая: обилие шипящих звуков, словно повторение шума леса, вперемешку со звонкими ударами камней друг о друга; мягкость, как журчание горной реки и щебетание диковинных птиц.
Получается, что через меня говорит природа. И когда я использую родной язык, человек вместе со мной совершает путешествие по бескрайним полям моей Родины. Тогда единство мнений – это схожесть нашего путешествия. Эмоциональное единство. Единство природы!» Такое открытие поразило его.
Он выключил душ, вытерся полотенцем и отправился спать.
Глава 3
Я нахожусь в квартире. Я точно знаю, что живу в этой квартире уже давно. В руках пакеты – продукты с рынка. Прохожу на кухню, включаю свет – тщетно, только треск под кнопкой. Щелкаю выключателем – ничего. «Странно, я оплачивал электричество», – то ли думаю, то ли говорю я сам себе. Оставляю пакеты с продуктами на кухне. Иду в спальню, чтобы поставить телефон на зарядку. Зарядное устройство, как всегда, ждет в розетке – просто подключи телефон. Кровать завалена моими вещами. Я хотел их разобрать: что-то отложить в стирку, что-то вернуть в шкаф.
Я вернулся в гостиную. Теперь телевизор не хочет включаться. «Да что такое?!» Нажимаю на пульте клавишу, экран телевизора загорается и снова гаснет.
Начинаю бесцельно ходить по квартире, будто что-то ищу, внутри странное ощущение – легкое волнение. Все вокруг знакомо мне – это мои вещи, но в то же время они стали хозяевами для самих себя. Какая-то тайна сокрыта в них. Я бездумно перебираю вещи, а может, они сами попадаются мне под руки. Вижу, что сейчас потрошу сумку – в ней ничего нет, а до этого вертел в руках будильник, вытаскивал из него батарейки. Я ищу что-то, а что не знаю. Внутри меня неопределенность. Я пытаюсь задать простой вопрос: «Что я ищу?» Если я задам его, то найду ответ. Простая цепочка из неудовлетворенности, затем вопроса, потом поиск ответа, обрывается на этом чертовом вопросе. Он крутится во мне, не желая приходить в голову, я не могу его сформулировать для самого себя.
Все странно. Странно, что гора моей одежды в спальне лежит на кровати, на которой я никогда не спал. Я это знаю. Или спал? Теперь я не уверен. Сидел ли я на кресле в гостиной, включал ли я плиту на кухне. Может быть, все это было. И в гостиной, и в спальне, и на кухне. А что сейчас? Почему так странно?
Неопределенность повисла в воздухе. Я чувствую, что время остановилось, а с ним ощущение того, что я не лягу на эту кровать – я уже не захочу спать, вечер никогда не наступит! Напряжение окружающего мира растет, как будто нечто силой удерживает планету в руках. Казалось, что можно поднять любой предмет и отпустить его, но он не упадет, а останется висеть в воздухе. Смотрю по сторонам: «Все мертво». Вечное сейчас. Время растворилось. Осталось только то, что есть. Я дышу этим застоявшимся воздухом. Он никогда уже не будет другим, а навсегда останется таким же. «И я останусь!» Это открытие ужаснуло меня. Я выпустил сумку из рук. Я стоял посреди гостиной, ничего не чувствовал, ни о чем не думал. В спальне раздался телефонный звонок. Я подошел к телефону. Волнение ушло. В трубке я услышал голос Дениса:
– Привет, Рэбис, я иду на завтрак. Ты скоро спустишься?
– Я скоро приду. Я уже собираюсь, – медленно проговорил я. Слова были вязкими.
Нужно было идти. Нет, не так. Идти было необходимо. В ванной горел свет, из крана шла теплая вода. Я давно уже не обращал внимания на облупленные стены, лампочку на проводке без плафона, отсутствие занавески.
Рэбис вышел из ванной, завернувшись в белоснежное именное полотенце гостиницы Ренессанс. Отыскал в шкафу джинсы, яркую футболку с непонятным рисунком, за который она ему и полюбилась. Оделся и, не переобуваясь, прямо в гостиничных тапочках, спустился вниз. В лифте играл легкий джаз. Он вдыхал аромат, часто распыляемый в дорогих гостиницах – не самый лучший, но приятный. Двери лифта раскрылись. Шум голосов навалился на него волной. Нос защекотало от свежеприготовленных блюд. От пестрых одежд постояльцев рябило в глазах. Сонные лица, вооруженные тарелками, носились взад вперед. Это походило на закулисный мир театра перед спектаклем. Актеры не успели еще вжиться в свои роли. Главный «злодей» мило беседовал со своей будущей «жертвой», Цезарь, взяв под ручку Наполеона, прогуливался к салатам, размахивая вилкой и мило шутя. Люди, в другой ситуации не заметившие бы друг друга, сейчас были равны, забыв о разнице, которая могла быть между ними. Маски на время оставлены в номерах гостиницы, но после завтрака все вернется на свои места. Те же лица, которые только что так мило беседовали и шутили, холодно попрощаются, обронив: «Извините, мне пора бежать. Увидимся!» – в надежде, что это никогда не произойдет. Он видел, как шеф разговаривает с Роксаной, указывая на стойку с круассанами, и направился к ним, не забыв взять свою тарелку.