Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя - Константин Феоктистов

Позже, когда уже стал работать инженером в Ново-Златоустовском СКБ-385, положение довольно сильно изменилось. Меня поселили в коммунальной квартире вместе с моим будущим приятелем чувашом Колей Даниловым. Коля после окончания Казанского авиационного института приехал в СКБ-385 в тот же день, когда там появился я. Зарплату назначили 1200 рублей в месяц. По сравнению со стипендией — большие деньги! Нынешняя профессорская зарплата меньше, чем тогдашняя зарплата молодого специалиста (правда, все же в привилегированном ракетном КБ). А через полгода получал уже 1700 рублей (после хрущевской реформы — 170). Стал богачом: смог даже купить себе охотничье ружье. В застойные годы на рубль в нашей стране можно было купить примерно столько же наших товаров, сколько на один американский доллар в Соединенных Штатах. Так что если забыть о качестве, то для ориентации, для оценки, можно принимать, что тогда я получал соответственно примерно 120 и 170 долларов в месяц.

Поступив в аспирантуру, я переехал в Москву, а родители продали дом в Воронеже и перебрались ко мне поближе — купили комнату в сельском доме в деревне Ватутино (сейчас это место в черте Москвы), и мы снова стали жить вместе. Дом был деревянный. Отец, мастер на все руки, летом пристроил еще одну комнату для меня. Быт меня не смущал, особенно после того, как защитил кандидатскую диссертацию и стал зарабатывать 280 рублей в месяц.

Когда женился во второй раз и у нас должен был родиться сын, пришлось обратиться к Королеву. По-видимому, он дал команду, и мне вне всякой очереди предоставили вполне устроившую меня двухкомнатную квартиру в новом доме в Подлипках (сейчас город Королев), что было очень удобно — работа, можно сказать, рядом. А до этого приходилось очень много времени тратить на дорогу от Ватутино до КБ и обратно (два — два с половиной часа). После полета на «Восходе» квартирный вопрос и вовсе исчез: мне предоставили большую четырехкомнатную квартиру в Москве.

За время работы в КБ зарплата моя росла в соответствии с повышением в должности. Мой приятель Николай Белоусов время от времени советовал мне иногда обращаться в бухгалтерию и напоминать, что в связи с каким-либо новым званием, или с изменением названия должности, или с ростом стажа положено увеличивать зарплату. К концу работы в КБ, с учетом всяких надбавок, премий, пенсии, мой доход, если можно так выразиться, составлял около тысячи застойных рублей в месяц. И, конечно, все равно не хватало — жили от зарплаты до зарплаты. Человек редко умеет довольствоваться тем, что имеет. Сейчас денег меньше, но жить можно, и мне грех жаловаться.

Кроме зарплаты иногда получал крупные премии: за работы по кораблю «Восток», за полет на «Восходе», Ленинскую и Государственную премии.

А тогда, будучи студентом, жил в общежитии в Лефортово. Постепенно сложилась дружная компания. На последнем курсе мы переехали в общежитие в Бригадирском переулке (прямо рядом с МВТУ) и поселились в одной комнате. Одного из пятерых, правда, уже нет: Ванюшка Косовцев, ставший вскоре после окончания МВТУ главным конструктором Воронежского экскаваторного завода, умер молодым. Сын его тоже закончил МВТУ Володя Ануфриев был единственным из нас комсомольским активистом, а занялся он этим неблаговидным делом из-за Вали Баклановой, входившей в состав факультетского комитета комсомола. Леня Бондарчук (тогда — «толстый Ленечка» — он был не такой тощий, как остальные) пользовался популярностью у девушек, через много лет стал шишкой чуть ли не министерского ранга в Госплане. Боря Павлов — самый положительный из нас (и недаром) — стал потом начальником главка в Минхиммаше. На заводах, в КБ и в разных НИИ его главка работало несколько сот тысяч человек.

После первого курса я обратился к ректору: так, мол, и так, хочу специализироваться по ракетам — отпустите в МАИ. Тогда только с согласия ректора можно было перейти в другой институт. Хочу туда, где авиация и откуда до ракет рукой подать. А он мне в ответ: никуда переходить не надо, а что касается ракет, то у нас две кафедры ведут разработки, весьма близкие, к интересующей тебя тематике. Пошел сначала на кафедру Ю. А. Победоносцева «Пороховые ракеты». Нет, не то: военное это дело, мне оно ни к чему. На другой кафедре, где В. В. Уваров был в то время не только заведующим, но и главным конструктором КБ газовых турбин и воздушно-реактивных двигателей, должны были читать курс по жидкостным ракетным двигателям. Понял, действительно никуда переходить не надо: ракетные двигатели — это же сердце ракеты! А вскоре вообще пришел к утешительному заключению, что самое важное для инженера — общетехническая подготовка, и лучшей, чем в МВТУ, нигде не получишь. Уже превратился в патриота МВТУ!

При распределении тем дипломных проектов на нас пятерых, занимавшихся на кафедре Уварова, выпали две темы по жидкостным ракетным двигателям, но обе достались нашим девушкам. Потом одна из них отказалась, явно в мою пользу. Но я жертву не принял, хотя было очень соблазнительно: тема вела прямо к цели. Решил еще потерпеть.

Делал проект воздушно-реактивного двигателя с осевым компрессором. В дипломе несколько необычным был расчет осевого компрессора, в котором я использовал новые экспериментальные данные, о чем вспоминал потом с некоторым тщеславием.

13 июня 1949 года состоялась защита диплома. Распределение меня не порадовало. Девушка, за которой ухаживал, оставалась в Москве. К тому времени уже возникли крупные предприятия в ракетной технике в Москве и в Подмосковье. А направили меня очень далеко от них, в только что созданное конструкторское бюро на Урале, в поселок Новый Златоуст, который находился километрах в десяти от Златоуста. Дело там обещали перспективное, однако к выбранной цели оно не вело. Очень не хотелось уезжать из Москвы. Но все же, отдохнув дома, в Воронеже, два месяца вместо одного, поехал. Кстати, направили нас с курса туда человек пятнадцать-двадцать, а приехали вместе со мной лишь трое. И только совсем недавно узнал, что все не приехавшие ухитрились перераспределиться. Но вот что меня поразило: многие начальственные должности среднего уровня уже занимали молодые специалисты из МАИ того же, сорок девятого года выпуска. Преимущество их заключалось лишь в том, что эти прагматики знали об организации нового КБ и приехали туда на два-три месяца раньше, сразу после того как защитились. А я на целый месяц опоздал с защитой (разгильдяй!), да еще два месяца бездельничал. Не сразу разобравшись в ситуации, я в первое время всерьез воспринимал этих «руководителей среднего звена».

Назначили меня сначала инженером КБ, потом механиком цеха, а вскоре «начальником пролета», в котором готовилась к пуску нитка сварочных станков-полуавтоматов для изготовления хвостового отсека ракеты Р1. Что сразу понравилось, так это полная самостоятельность. Никто (и я, естественно, тоже) в этом деле ничего не понимал. Технологической документации практически не было. То какой-то сварочный полуавтомат капризничал, то подвижная сварочная головка не хотела работать нормально, то во время точечной сварки прожигали стальные листы. В причинах разбирался сам. Седлал сварочную головку и ездил на ней во время выполнения автоматической сварки, пытаясь понять, в чем дело. Подбирал материал для электродов, режимы сварки. Несколько раз разбирал и собирал вывезенный вместе с остальным оборудованием из Германии старый компрессор, не дававший нужного давления, пока не понял, что перепутаны местами всасывающий и выпускной клапаны. Был ужасно доволен. Детектив!