Ультиматум президенту. Вторая книга о Серой Мышке - Василий Лягоскин

– Не могу! – отрезал Семенов; он сейчас сильно напоминал генерала Лебедя – в его лучшие, приднестровские годы, – пойдут, когда поступит приказ!

– А убытки!? Вы знаете, сколько дорога теряет каждый час? Кто убытки будет возмещать?

С этим вопросом генерал-майор хотел отправить женщину по привычному адресу – к Пушкину. Но тут он вовремя вспомнил недавние лекции, что проводили в подразделениях заместители по воспитательной работе по случаю двухсотлетия великого русского поэта; подумал, что Александру Сергеевичу в этот год точно не до проблем железнодорожного транспорта. К господу богу посылать тоже было нельзя – бывший ГлавПУР бывшей Советской Армии запретил трогать это лицо еще до начала реформ. Поэтому генерал Семенов вслух решил, что покрывать убытки Горьковской железной дороги будет наместник бога на Земле – папа римский. Подполковник Трунов не возражал, а мнение начальника вокзала Генерала уже не интересовало (как и самого папы тоже). Он снова обратился к Трунову:

– Пути надежно перекрыл?

Подполковник нерешительно пожал плечами.

– Поставил по шеренге. Отрезал состав с двух сторон.

– И все?! – удивился генерал, – А если состав тронется? Что твоя шеренга сделает? Под колеса бросится? Давай-ка начинать смену караула. А то скоро должны прилететь «гости». Не дай бог увидят твою гвардию – испугаются и отменят посадку.

Подполковник за «гвардию» обижаться не стал. Он уже оценил бравый вид десантников и сам желал поскорее убрать своих солдатиков. Майор Рычков отправился к колонне с новым приказом генерала. «Смена караула» произошла на удивление быстро. Лишь начальница не оценила четких действий крылатой пехоты. Она с ужасом глядела вслед небольшой колонне вооруженных людей, которые получили отдельный приказ – при помощи подручных средств наглухо перекрыть пути…

Через десять минут на станции «Ковров-1» был единственный полновластный хозяин – генерал-майор Семенов. Из гражданского персонала остались лишь сама начальница, пара связистов, да дежурная бригада путейцев. Единственным островком, неподвластным генералу, был тот самый состав из двадцати четырех вагонов, почти ничем не отличавшихсяот обычных. Лишь опытный глаз мог отметить, что вагоны эти были намного длиннее. Иначе бы как в них поместились баллистические ракеты с ядерными боеголовками? Так что в одном шустрый сержант не соврал – ядерное оружие на станции действительно было. Но самому городу оно угрожало лишь одним – сейчас в эту точку земного шара срочно перенацеливались десятки других ракет; в основном из-за океана.

Единственной видимой для непосвященных особенностью состава были окна, которые обычно были завешены шторками веселенькой расцветки. Сейчас часть из них была сдвинута, а может, и безжалостно содрана – так, что хорошо были видны другие жалюзи – стальные; даже на вид очень надежные. По крайней мере генерал Семенов знал, что эта преграда не намного уступает бронированным стенам вагонов.

Однако новый комендант вокзала не спешил любоваться таинственным составом. Он проводил равнодушным взглядом длинную колонну во главе с подполковником Труновым и отошел опять к лоткам с семечками, сейчас уже почти пустыми. Но Лидка так и сидела, сверкая своими коленками. Генерал облокотился на прилавок – совсем рядом с Кочергиной, бросил на нее еще один оценивающий взгляд. Но оценивал явно не взглядом нормального здорового мужика. Он словно решал – не стоит ли отселить подальше от «объекта» и эту представительницу российского бизнеса.

Кочергина заискивающе улыбнулась ему; она уже считала себя причастной к тому таинству, что сейчас разворачивалось вокруг. «Отселение» посчитала бы вопиющей несправедливостью.

– Семечек, товарищ генерал, – в ход пошел уже весь «особый» мешочек.

И Семенов на этот раз не удержался, подцепил ладошкой горсть – и не зря. Семечки оказались отменными; таких генерал никогда не пробовал.

Так, добавляя свою толику шелухи на ковровский асфальт, он наконец дождался своих «гостей». Шум мотора донесся теперь сверху – на подмогу десантникам стремительно снижался вертолет. Лидка в винтокрылых машинах совершенно не разбиралась. Но даже она поняла, что этот «гость» не наш, не российский. На бортах вертолета крупно белели буквы «USA», а длинный узкий хвост был украшен звездно-полосатым флагом.

Вот теперь Кочергина действительно почувствовала, что дело серьезней некуда. Поняла раньше – когда генерал молодцевато выскочил из своего УАЗика, а почувствовала только сейчас.

Вертолет кружил и кружил над привокзальной площадью, выбирая место для посадки поудобней. А место, между прочим, уже было подобрано – майором Рычковым. Он сначала наметил для посадки троллейбусное кольцо; тот ровный пятачок разбитого асфальта метров пятидесяти в диаметре. Майор не знал, какой прилетит вертолет. Зато он знал воздушных кудесников, которые могли посадить на этот пятачок любую летающую громадину. В американском вертолетчике Рычков не был так уверен. Поэтому не стал нарушать еще и троллейбусного сообщения города. О том, что случилось бы с вертолетом, и людьми в нем, зацепи винтокрылая машина лопастью троллейбусный провод, Рычков как-то не подумал. Вернее подумал, но исключительно в контексте возможного международного скандала. Нынешних «союзничков» майор откровенно не любил.

Место посадки гостей пришлось менять. В результате ковровчане, оставшись с троллейбусами, лишились междугородних автобусных перевозок. Стоянка местного автовокзала была очищена так же быстро и безжалостно, как чуть раньше вокзал железнодорожный. Два бойца стремительно раскатали брезент с намалеванным на нем знаком, обозначающим центр безопасной посадки.

Но стальная махина, неведомо как оказавшаяся в самом центре российского Нечерноземья, не спешила садиться. Теперь даже Лидка – без подсказки генерала – проняла, что «гости» обследуют территорию. Проводят согласно своим каким-то уставам и наставлениям, воздушную разведку, прежде чем приступить к наземным действиям. Наконец тяжелая машина резко клюнула носом вниз, исчезнув на короткое время из поля зрения и Лидки, и генерала. Американец, сидевший за рычагами, тоже был мастером своего дела.

– Другого сюда и не послали бы, – недобро прищурился Семенов; у него к американским военным тоже были счеты – еще давние, афганские.

Вертолет американец посадил резко и точно – почти так же, как высаживали когда-то Семенова со взводом, а потом ротой в Афгане. Только здесь вертолет не встречали пулеметные очереди и «Стингеры».

– Американские, между прочим, – еще сильнее нахмурился генерал-майор.

Он, конечно же, не побежал встречать заморских гостей. Для таких целей у него был Рычков. Майор и привел их – сначала четверых. Впереди браво вышагивал офицер, наверное ветеран какой-то (а может, и не одной) американских войн. Семенов понял это по количеству планок на груди. У него самого таких планок было не меньше; по ним знающий человек мог прочитать воинскую биографию российского генерала не хуже, чем в написанной им собственноручно автобиографии. Главный из «гостей» видимо таким умением обладал. Он скользнул взглядом по груди генерала, на мгновение почтительно вскинув кверху брови; потом остановился на лице Семенова – и замер. Он словно пытался разглядеть что-то знакомое в этом лице – обычном лице русского мужика, которого нелегкая, полная опасностей служба подняла достаточно высоко в армейской табели о рангах.

Наконец он оторвал взгляд от лица и опять застрял взглядом на орденских планках, словно пытаясь в них прочесть что-то смутно знакомое. Американец несомненно оценил наличие на груди планок боевых орденов – «Красного Знамени» и целых трех «Звездочек». Такие за работу в тишине кабинетов давались очень редко, по большому блату. Значит генерал – и по возрасту, и по этим самым наградам – служил в Афганистане. Гость понял это, а поняв спохватился, что слишком долго и бесцеремонно разглядывает встретившего его хозяина.

Впрочем, последнего слова он не сказал даже про себя; хозяевами американцы давно никого не называли – даже из вежливости. А хозяин – сам Семенов в этом не сомневался – насторожился, тоже прильнул взглядом к офицеру напротив. И тоже почему-то вспомнил Афган. Может потому, что точно так же, как сейчас офицер, протягивающий ему ладонь для знакомства, улыбался когда-то давно молоденький американский офицер. С тех пор прошло два десятка лет, но на Семенова словно опять дохнуло резким запахом сгоревшего пороха, и еще более резким и противным амбре зиндана. И американец наверное тоже ощутил что-то подобное, потому что улыбнулся теперь же совсем жалобно и заискивающе – именно с такой улыбкой и увидел его там, в зиндане, старший лейтенант Семенов. Бывший лейтенант Рональд Ротмэн постарел; немного погрузнел. Стал полковником каких-то элитных частей армии США, но был вполне узнаваемым.