Цеховик. Книга 1. Отрицание - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, я не хочу в другой, я хочу прямо сейчас. Мне надоело быть не пойми кем, я уже не девчонка-малолетка, чтобы твою лапшу глотать.
– Мне уже пора, милая, – вздыхаю я. – Увидимся потом.
– Да что же ты за мужик! – восклицает она и я чувствую, ещё чуть-чуть и расплачется.
Нет, этого мне точно не надо.
– Жанна, не расстраивайся, – говорю я примирительно и иду в прихожую. – Давай завтра всё обсудим, хорошо?
Она не отвечает и даже не смотрит на меня. Плевать! На всё плевать! Я выскакиваю за дверь и несусь по лестнице вниз. Запрыгиваю в машину и мчусь домой. Там меня встречает Боб, мой стаффи, стаффордширский бультерьер. Вот, у кого никогда не бывает ко мне претензий!Привет, привет, мой мальчик.
Он крутится вокруг меня, повизгивает, улыбается, зевает и хрипит.
– Да, да, скучал по мне, скучал. Ну всё-всё, тихо, сейчас я тебя покормлю.
– Где уже накатить-то успел? – скрипит жена, появляясь в прихожей. – Время ещё детское, а он уже готовый, вон за версту разит.
Я стараюсь не обращать на неё внимания. Глупя баба, что с неё возьмёшь.
– На жену никогда времени нет, а вискарика махануть, это всегда пожалуйста. Алкаш.
– Кать, отстань ты от меня, ладно? Женька Суриков умер.
– А у тебя вечно то умирает кто-то, то рождается. На всех время есть, только не на собственную жену!
Да твою ж мать! Вы сговорились все что ли?!
Я прохожу на кухню и насыпаю корм Бобу.
– Ах ты мой Бобик, жри, жри, малыш. Проголодался? Никто тебя не покормит без папочки.
Достаю из холодильника ветчину, яйца и делаю себе яичницу. Больше есть нечего. В прихожей раздаётся звонок и собака уносится туда. Кого ещё принесло? Оттуда несётся шум, лай и щебетание. Дашка. Хотел бы я порадоваться её приходу.
– А папа дома? – слышу её голос.
Дома я, дома. Давай, присоединяйся к гарпиям, клюющим мою печень.
– Па-ап! Привет! Ты поговорил?
– О чём?
– Ну ты что, забыл? Да, ладно, знаю я твои приколы. Разыгрываешь меня?
Нет, не разыгрываю. Надо было поговорить с начальником, чтобы он мне выписал премию и ещё занять у него баблишка, чтобы моя девятнадцатилетняя дочь смогла поехать в Шерегеш со своей тусовкой богатых мажоров. А если она не поедет, то какой-то там хрен с горы ждать её не станет и трахнет другую девку, а не мою дочь. А это пипец как хреново. Ну это так, в двух словах. Драма всей жизни.
– Даш, у меня неприятности. Мне не то что премию, как бы вообще не уволили, понимаешь?
– Пап, ну ты что, правда что ли? Я же тебе всё объяснила, а ты… Нет, ты действительно не понимаешь? У меня же всё серьёзно.
– Даша, ты меня слышишь вообще?
– Блин, для Жанночки своей тебе ничего не жалко, а дочери родной поездку зажал!
– Что?!
– Да то! Думаешь, я не знаю про шашни твои? У меня Ирка с ней в одном подъезде живёт. Сто раз тебя видела. Город-то маленький. Пап, давай так, ты мне оплатишь поездку, а я маме ничего не скажу, так и быть.
– Чего ты маме не скажешь? – заходит на кухню жена. – Ну-ка говори быстро!
– Так, ладно. Вы тут пообщайтесь, а я пойду собаку выведу.
Я встаю из-за стола, так и не притронувшись к яичнице. Ничего, съем на улице что-нибудь.
– Ну пап! Ну пожалуйста!
– Бобби, гулять!
Он уже заглотил свою пайку и теперь готов покорять соседние дворы. Я прицепляю поводок, и мы выходим на улицу. Снег мохнатыми хлопьями заметает всю грязь и нечисть. Во валит, прямо как в хрустальном шаре… Вечер просто сказочный…
Я веду Боба в сквер неподалёку от дома, там Ашот делает зачётную шаурму. Жалко, не наливает только. Я беру куриную и спускаю Боба с поводка, пусть побегает. Он весело лает, дуреет от снега, хватает снежинки пастью. Как-то незаметно наступает вечер, становится темно. Я сгребаю с лавки снег и сажусь, впиваясь зубами в лаваш с мясом.
Как я докатился до всего этого… Как можно было так засрать свою жизнь, что единственная радость – это собака и шаурма? Где моя дорожка свернула не туда, что я оказался там, где сейчас нахожусь? Я качаю головой, вспоминая свои юные мечты и планы. Да, если бы я вдруг вернулся назад на жене своей точно бы не женился второй раз. Хотя, она ведь не всегда такой была. Может, это из-за меня она так изменилась?
Мои размышления прерывает собачий лай. Боб!
– Боб! Ко мне!
Куда там! Кошку он что ли увидел? Я бросаю шаурму и бегу за ним. Пожрать не судьба сегодня.
– Боб!
На дорогу, дурак, не беги!
– Боб!
Я выскакиваю вслед за ним на дорогу и вдруг всё теряет смысл. Вообще всё. Я вижу два ярких луча, приближающиеся ко мне слишком быстро, чтобы можно было среагировать. Маршрутка. Носятся, как угорелые, успеваю подумать я. Как угорелые... Бум! Брызги и темнота…
1. Парк советского периода
– Эй, парень, ты совсем что ли!
Чья-то крепкая рука дёргает меня за ворот и буквально срывает с дороги в тот самый момент, когда сигналя, скрипя и отдуваясь, там, где я только что стоял, тормозит старый грузовик, гружёный лесом. Раздаётся скрежет и шипение, несёт бензиновым перегаром и валят клубы пара и дыма.
Охренеть! Я даже поначалу не обращаю внимания на матерящегося водителя, глядя на лупатого зелёного монстра. Ничего себе, бегает до сих пор, да вон ещё груз какой прёт. Это ж «Колхида», чудо советского автопрома. Он в своё-то время выглядел, как инопланетянин, а сейчас вообще кажется невозможным и нереальным.
– Откуда такой раритет? – кричу я водителю.
А с голосом-то что? Сорвал что ли?
– Тебе жить надоело, олень, мля?! Я те щас рога поотшибаю, нах! – орёт он, высунувшись в окно и выдавая многоэтажную матерную тираду.
Водила выглядит подстать своему агрегату, будто их обоих перекинуло из прошлого. На нём фуфайка и солдатская шапка без кокарды. Морда у него красная, широкая и небритая.
– Проезжай давай, разорался тут! – кричит мой спаситель, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на его.
Передо мной стоит парень лет