Считается убийством - Миранда Джеймс

Да, он бы не явился без предупреждения, если бы не какая-нибудь неприятная причина. Шон, как и его мать, любил во всем строгий порядок. Лаура была на два года младше, он пошла в меня спокойным характером и умением подстраиваться под обстоятельства. Сейчас это помогало ей быстро ориентироваться в незнакомой обстановке: Лаура была начинающей актрисой в Голливуде.

Дизель пару раз ткнулся головой мне под локоть и прервал мои раздумья:

– Да-да, приятель, пора в дом.

Нужно было увидеть сына и убедиться, что он в порядке.

Я открыл дверь машины, Дизель прошел по моим коленям и спрыгнул на пол гаража. Пока я собирал вещи и возился с ключом зажигания, он успел открыть дверь на кухню. Этот фокус он освоил недавно, и я подозревал, что его научил мой квартирант Джастин Уордлоу.

Я бросил вещи на кухонный стол, а Дизель шмыгнул в кладовку, к своему лотку. Я вышел из кухни и направился к лестнице.

– Шон, ты где?

Немного подождав, я снова его окликнул. В доме было тихо. В Афинском колледже наступила неделя весенних каникул и Джастин утром уехал – с отцом и еще какими-то родственниками он отправился в поход. У меня, как я сегодня объяснил мистеру Делакорту, неделя тоже была свободна от работы в библиотеке колледжа, где я на полставки каталогизировал редкие издания.

Дизель потерся сзади о мои ноги. Я обернулся и посмотрел на него.

– Как ты думаешь, где Шон?

Я решил, что кот со своим обонянием найдет Шона быстрее, чем я.

Дизель некоторое время смотрел на меня, словно обдумывал вопрос, потом побежал мимо лестницы и через холл к выходу во двор. Я пошел за ним и уловил смутный запах чего-то приятно-терпкого. Кот остановился у закрытой двери на заднюю веранду и мяукнул.

– Да ладно уж, я знаю, что ты сам умеешь.

Дизель поднялся на задние лапы, передними обхватил дверную ручку, ловко повернул ее, навалился, и дверь открылась.

Здесь непривычный запах был намного сильнее, и я вдруг понял, что это: Шон курил сигару.

Не успели мы с Дизелем сделать шаг на веранду, как на нас с лаем что-то кинулось и принялось бесноваться. Мы оба остолбенели и вытаращились: что за курчавый шерстяной комок кремового цвета скачет вокруг нас и поднимает столько шума?

– Данте, прекрати! – раздался глубокий баритон Шона, но собака не отреагировала.

Дизель подошел к пуделю, навис над ним, выгнул спину и зашипел. Собака попятилась, но продолжала лаять. Дизель фыркнул, потом вытянул лапу и стукнул Данте по голове. Ошарашенный пудель замолчал и сел с уморительным выражением на морде, и они с Дизелем стали молча разглядывать друг друга.

Я обернулся к Шону. Он развалился в одном из плетеных кресел в углу террасы. Он был высокий, в потертых ковбойских сапогах и линялых джинсах, в майке, обтягивающей мускулистый торс. Черные волосы были коротко острижены, от густых кудрей, с которыми я видел его на Рождество, не осталось и следа, и на лице еще заметнее проступали скулы – за эти три месяца он исхудал. Темная щетина оттеняла его лицо.

– Ну и сюрприз, Шон. Но я, конечно же, очень рад, – я постарался улыбнуться, но его вид меня встревожил. Он был слишком худым.

– Привет, пап, – Шон поднялся и махнул рукой. – Я вышел на веранду покурить.

– Я учуял твою сигару еще в холле, но не мог понять, чем это пахнет.

Я обошел Дизеля и Данте; они осторожно принюхивались друг к другу.

– Да, надо было позвонить, но, надеюсь, я тебе не помешал, нагрянув, да еще и с собакой…

– Совсем не помешал. Вы с Данте можете оставаться сколько захотите. Дизель будет счастлив, что есть с кем поиграть, а я – что вижу сына.

У меня защемило сердце. Неужели он сомневается, что родной отец рад его видеть?

– Спасибо, – Шон улыбнулся.

– Давно ты здесь?

– Минут двадцать, – он сделал пару шагов ко мне, но остановился. Затянулся и выдохнул облачко дыма, которое уплыло наружу сквозь сетчатые двери.

Мне хотелось его обнять, но он не подошел ближе, а я замешкался, и момент был упущен. Шон молча курил и смотрел на меня. Вид у него был измученный, но после двенадцати часов езды из Хьюстона это неудивительно.

– Ты что же, с вечера за рулем?

– Выехал из Хьюстона часа в два ночи.

– Да ты, должно быть, с ног валишься. Не хочешь прилечь?

– Сейчас пойду. Только докурю, – он взмахнул сигарой, потом сердито посмотрел мне за спину: – Фу, Данте! Нельзя!

Я обернулся: пудель поднял лапу возле плетеного дивана. Шон метнулся к нему, подхватил на руки и, пока тот не успел наделать дел, открыл дверь во двор и выставил его на крыльцо.

– Ступай-ка на улицу.

Данте смотрел на хозяина. Шон поторопил его жестом, и пудель сбежал по ступенькам. Не успел я помешать, как за ним последовал Дизель.

– Прости, пап, я случайно выпустил кота, – Шон закрыл дверь, но ко мне не повернулся.

– Двор огорожен, а Дизель умница и не пытается выбраться наружу.

Я встал рядом, и мы наблюдали, как пес и кот гоняются друг за другом по лужайке.

– Похоже, они неплохо поладили, – Шон потер глаза. – Я боялся, что подерутся.

– Дизель вообще мирный. Тем более он тяжелее Данте фунтов на двадцать. Так что вопросов, кто в доме хозяин, не возникнет.

Шон рассмеялся.

– Давно у тебя Данте? На Рождество ты про него не рассказывал.

– Два месяца. Одна знакомая не смогла его оставить себе, и я его забрал. Ему год и несколько месяцев, – голос его звучал то ли грустно, то ли устало.

– У тебя что-то случилось, сынок? – Я коснулся его руки. – Ты не болен?

– Нет, просто вымотался, – Шон отошел обратно к креслу, сел и мрачно уставился во двор.

Я прислонился к двери и разглядывал его. Он, конечно, не просто устал, но как вызвать же его разговорить?

– Хорошо, что тебе удалось выкроить время, да еще так скоро после праздников. Я помню, что раньше с этим бывало туго.

Шон работал юрисконсультом в большой хьюстонской фирме. В свои двадцать семь лет он был слишком молод, чтобы стать полноправным партнером. Работал он часов по семьдесят-восемьдесят в неделю.

Шон пожал плечами.

– Я заслужил отпуск. Ехать мне больше некуда, вот я и явился к тебе. – Он зевнул. – Пойду, пожалуй, правда лягу.

– Давай. Твоя комната – та же, в которой ты жил на Рождество.

Вот и вызывай его на откровенность. Невыразительный тон и осунувшееся лицо стали мне предупреждением, чтобы я не лез пока с расспросами.

Шон открыл дверь во двор и свистнул:

– Данте, ко мне! Сюда!

Данте тут же взбежал на крыльцо, пыхтя после бурной игры. За ним прискакал Дизель.

Шон нагнулся, подхватил Данте на руки, и пес лизнул его в щеку. С барахтающимся пуделем в руках он посмотрел на меня, улыбнулся, и вдруг я увидел перед собой мальчугана, который приходил ко мне с трудными задачками по математике. Я уже много лет его не видел.

У меня перехватило горло. Я смотрел, как Шон с пуделем зашли в дом, потом подошел к креслу, в котором только что сидел сын, и сел в него, пытаясь осмыслить происходящее.

Шон выглядел и вел себя так, что мне стало страшно. Я знал, что работа отнимает у него много времени, но не настолько же, чтобы некогда было поесть? Сам я привык заедать беды и на его месте, пожалуй, набрал бы уже полсотни фунтов. В этом мы с Шоном были не похожи.

С тех пор, как почти четыре года назад его мать умерла от рака, Шон не подпускал меня близко. Я не очень понимал, почему. Конечно, у него всегда были более близкие отношения с Джеки, а у Лауры – со мной. Так часто бывает. Но я думал, что после смерти жены мы будем держаться вместе. Этого не получилось.

Дизель забрался ко мне на колени и потерся о подбородок. Я сел так, чтобы ему было удобнее, обхватил его руками, и он прижался ко мне, тихонько мурлыча. Мы посидели так, и мне стало легче. Дизель всегда знал, когда я нуждался в утешении.

– Мы будем помогать ему, как сможем, да, приятель? – Я потрепал Дизеля по боку, а потом дал понять, что мне нужно встать.

На кухне я прочел записку, которую оставила на холодильнике моя домоправительница Азалия Берри. Она была уверена, что меня все время нужно спасать от голодной смерти, и готовила в огромных количествах. В записке упоминались ростбиф, запеченный картофель с сыром, горошек, кукурузный хлеб и лимонный торт на десерт. Торт был в холодильнике, а все остальное в духовке и, может быть, даже еще не остыло.

Если какой-нибудь повар и мог вернуть Шону аппетит, то, конечно, это была Азалия. Я не сомневался, что когда она увидит моего сына, то тут же бросится его кормить.

Я посмотрел на часы: почти четыре, есть мне еще долго не захочется. Я решил подождать, пока проснется Шон, и поужинать вместе с ним.

– Ну что, Дизель, – сказал я коту, кот возвращался из кладовки, – не пойти ли нам наверх? Я переоденусь и, пожалуй, почитаю до ужина.

Услышь кто-нибудь, что я разговариваю с котом, меня бы наверняка заподозрили в старческом маразме. Ну и пусть! Дизель меня любил, и я не сомневался, что он понимал почти каждое мое слово.