Взрыв - Виктор Михайлович Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего... — Петраков даже не повернулся в сторону таможенника. — Такая у них работа. Я вижу, господин Сенье, вы, как и этот, в синем френче, хорошо владеете русским.
— Кто нынче не знает русского! — белозубо засмеялся Жак. — Если добровольно не захочешь, то все равно заставят. Это, поверьте, не от любви к русским. В нашем деле, я имею в виду лабораторные исследования, над русскими научными источниками обязывают работать без переводчиков. У нас все сотрудники хорошо знают русский... — И опять засмеялся.
«Веселый человек», — подумал Петраков.
— Вы — француз? — спросил он.
— Да, как видите. Хотя и не французский подданный. Извините, это к делу не относится, — улыбнувшись, оборвал Жак, и голос его похолодел.
«Вот тебе и веселый человек...»
Жак предупредительно взял у профессора саквояж.
— Прошу в машину. Она у подъезда... — И открыл узкую дверь таможни.
2
По всему горизонту лениво громоздились горы — одна цепь дальше другой, до тех пор, пока их зубчатая голубизна не выравнивалась в мелкие, тупые, мало отличимые друг от друга холмы. Казалось, невозможна здесь ровная дорога. Но дорога все же была.
Бетонка петляла между голыми каменистыми обрывами, взбиралась на прогнутую седловину, и тогда на горизонте сверкали рассыпанные по морю блестки солнца.
Небольшой все-таки этот остров Талум...
Поворот за поворотом, все дальше от неуютного, пустынного аэропорта, все ближе к сердцевине взъерошенного острова.
Иван Андреевич не был автомобилистом, в тонкости правил дорожного движения не вникал, но все же заметил: за весь путь на глаза не попался ни один километровый столб, ни один знак, который предупреждал бы о крутом спуске или об опасном повороте. На редких развилках ничто не говорило, куда раздваивается дорога, какое расстояние до ближнего населенного пункта или до станции технического обслуживания.
Дорога была новой, просторной, с твердой отглаженной поверхностью, с виражными наклонами на поворотах. Как видно, обошлась в копеечку. Да еще в горах, да, судя по всему, при недостатке рабочих рук. И при этом — поскупиться на дорожные знаки...
Иван Андреевич и Жак сидели позади молчаливо сосредоточенного шофера.
— Господин Сенье, почему такая безлюдная дорога? Ни одной встречной машины.
— Очевидно, некому ездить, людей мало, — с ленивой медлительностью ответил Жак. По его лицу скользили отблески от пробегавших мимо автомобиля скал, ярко освещенных солнцем. Он повернулся к профессору, будто укорил синим чистым взглядом: — Много непонятного встречается в жизни. Согласитесь, господин профессор. Что касается безлюдности на дороге... Руководителям нашего Научного центра, наверно, так захотелось...
— Странно... — пожал плечами Иван Андреевич. — Даже знаков нет.
— Уважаемый господин, вы, конечно, вправе интересоваться всем, чем захотите. Но неужели, кроме дороги, все безразлично? — обвел Жак рукою вокруг, как бы показывая окрестности. — Остановите! — резко приказал шоферу.
«Фу ты, черт! Надо же было вывести человека из себя... Сдались мне эти дороги!» Иван Андреевич думал, что Жак успокоится и вернется к машине. Тот взобрался на каменистую площадку, усыпанную крошевом мелкого темного гранита, вздохнул, вглядываясь в близкое сверкание моря. Обратно в машину не торопился.
«Вспыльчивый, наверно... Да и я хорош! Не надо забывать: в гостях все же...» Иван Андреевич снял пиджак, бросил на сиденье и почувствовал легкость от потока воздуха. Россыпь острых камней уползала из-под ног, когда поднимался на площадку.
— Извините, — сказал он, взобравшись наверх.
— Пожалуйста, — еле слышно ответил Жак. — Чепуха все эти дороги... Вот где хорошо, в поднебесье! — Он заложил руки за голову, мечтательно закрыл глаза.
Ветер, наполненный свежестью близкого моря, перетирал стебли высохших колючек в расщелинах обрыва. Рядом что-то пискнуло, и, будто от этого писка, сорвался и зашуршал вниз гранитный обломок. Суслик! Но здесь не степь, не равнина. Какой суслик может быть так высоко, да еще на голых камнях, прокаленных солнцем? Все же Иван Андреевич отметил: что-то живое водится. И даже мелькнуло неожиданно утешительное: «Не одинок...»
— Если вас не затруднит, рассказали бы, что там, в большом мире, — не открывая глаз, попросил Жак. — Телевидение у нас имеется, радио болтает сутками. И тем не менее...
— Ничего нового не сообщу.
Простор, свежий ветер, дикое безлюдье — все убаюкивало Ивана Андреевича и просило тишины. Голову распирала тяжесть после самолета, и это усиливало желание покоя.
— Мне интересно ваше мнение по поводу последних международных событий.
Пришла очередь Ивана Андреевича подосадовать на спутника. Постоять бы несколько минут в молчании, в потоке морского ветра, вытеснить бы из головы тошнотворную тяжесть. Знает себя Иван Андреевич: при таком состоянии у него бледнеет лицо, розоватое родимое пятнышко на левой щеке кажется темным, расплющенным комочком. Это не остается незамеченным посторонними людьми. Но сейчас не видел этого или не хотел видеть лишь представитель научного Центра. «Я же гость...» — умиротворял себя Иван Андреевич.
— Видимо, господин Сенье, вам интереснее всего сейчас последние открытия в биологической науке?
— Но-о!.. Прежде всего — международные события.
Иван Андреевич беспомощно развел руками:
— Извините... Можно об этих событиях несколько позже? Голова раскалывается. Если бы немного передохнуть...
Жак внимательно посмотрел на профессора:
— Да, вы бледны. Это самолет... Можно помочь... Вам надо выпить. Если не возражаете, господин профессор, давайте заедем в горный ресторан, там быстро лечат. Это недалеко.
— Вам виднее, господин Сенье. Я понимаю, как там лечат, но если вам хочется... Лишь бы не нарушить программу моего пребывания здесь.
— Не беспокойтесь, господин профессор. — Голос Жака звучал с убедительной решимостью.
В конце крутого поворота поднялось на скале длинное строение с плоской крышей, уставленной запутанными, как паучьи сети, антеннами и длинными, словно телеграфные опоры, вентиляционными трубами. Все было желто-серым, выгоревшим на солнце и сливалось с безжизненно-пустынными горами.
— Вот! Вот! Сюда, — оживился Жак, протягивая руку в сторону этого строения.
Они вошли в приземистое помещение с узкими окнами, закрытыми жалюзи. Было душно. Жак показал, где можно помыть руки, и первым начал плескаться над вытянутой вдоль стены белой раковиной.
В зале Иван Андреевич осмотрелся. Не было видно ни одного человека, даже официанта. А в
